Готическая архитектура

Готическая архитектура — период развития западно- и центрально-европейской архитектуры, соответствующий зрелому и позднему Средневековью (с конца XII по начало XVI века). Готическая архитектура сменила архитектуру романской эпохи и в свою очередь уступила место архитектуре периода Возрождения.

Сам термин «готика» возник в Новое время как презрительное обозначение всего привнесённого в европейское искусство варварами-готами. Термин подчёркивал радикальное отличие средневекового зодчества от стилистики Древнего Рима.

Предпосылки

Во второй половине X века подошла к концу истощавшая силы Европы пора военного противостояния с норманнами и мадьярами. Во Франции возобновилось строительство аббатств и монастырей, служивших в то время главными очагами знания и образования.

Романская и готическая архитектура были невозможны без архитектурного опыта предшественников и накопленных ими математических знаний. Метод геометрических пропорций преобладал благодаря опыту античных математиков, произведения которых активно переводили в средневековой Франции. Геометрия поражала воображение средневековых художников как универсальное средство познания и моделирования вселенной.

Для возведения величественного готического собора требовались разведанные залежи камня, песка, извести, лес (древесина), а также наличие свинца, пластинами которого покрывали протяжённые готические крыши. Все эти условия удачно совпали во Франции, Испании, Великобритании, Чехии, Италии.

Дерево не годилось для исполинских сооружений, да и частые пожары ограничивали использование этого материала. Камень предпочитали при создании сакральных сооружений, замков феодалов и крепостей. Источниками белого камня служили во Франции карьеры вблизи Турне, откуда камень и обтёсанные детали везли в Пикардию, Артуа, Шампань и даже в Англию.

Строительство было немыслимо без соответствующего инвентаря — железные инструменты, механические пилы, блоки, большие деревянные колеса для доставки строительных материалов на значительную высоту. Широкое использование этих колес и других инженерных устройств зафиксировано в книжных миниатюрах, на картинах Яна ван Эйка и Питера Брейгеля-старшего. Поломанные и случайно спасенные колеса того времени стали музейными экспонатами.

• Pieter Bruegel d. Ä. 110.jpg

  Обтёсывают каменные глыбы.

• Pieter Bruegel d. Ä. 085.jpg

  Строительные леса

• Pieter Bruegel d. Ä. 084.jpg

  Колесо для подъёма каменных глыб

В эпоху Высокого Средневековья города становятся центрами денежных и коммерческих операций и средневекового производства и ремёсел. Возникают и крепнут профессиональные гильдии и цехи. Материальное обогащение религиозно настроенных слоев населения и священства помогло направить значительные материальные ресурсы именно на возведение памятников культовой архитектуры.

Строительство готических храмов затягивалось на многие десятилетия, однако это не препятствовало религиозной жизни. Возведение алтарной части и хора позволяло начинать богослужения в недостроенном храме. На боковых столбах возводили крышу, затем под этой кровлей не спеша выкладывали каменный свод собора, мостили пол, стеклили окна витражами. К примеру, собор Св. Вита в имперской столице Праге столетиями состоял из алтарной части и южной башни. Его западные башни и своды достроили только в XIX в.

Финансирование

Существенному обогащению монастырей и аббатств способствовала распространённая практика паломничеств. Сборы пожертвований на постройку храмов сопровождались настоящими махинациями монахов, которые путешествовали с сомнительными реликвиями и торговали индульгенциями. Встревоженный этим положением, Латеранский собор 1215 года наложил ограничения на почитание реликвий. Парижский прелат Пьер де Шантр в 1180 году писал:

Тяжкий грех строить церкви так, как это делается в наши времена. Монастырские сооружения и соборы строят с применением жадности и обмана, хитрости лжи, неискренних проповедей.

Мятежные горожане Реймса в 1235 году сражались камнями, предназначенными для построения прославленного ныне Реймсского собора.

Каркасная система

Техническим прорывом архитекторов готики явилось открытие ими нового способа распределения нагрузки. Обнаружилось, что вес и давление каменной кладки могут концентрироваться в определенных точках, и если их поддержать именно в этих местах, другим элементам постройки уже не обязательно быть несущими. Так возник готический каркас.

Новаторство технического решения состояло в следующем: свод перестали опирать на сплошные стены здания, массивный цилиндрический свод заменили ажурным нервюрным крестовым, давление этого свода передается нервюрами и арками на столбы (колонны). Возникающий таким образом боковой распор воспринимается аркбутанами и контрфорсами.

Эти революционные находки позволяли не только экономить строительные материалы, но и объединить внутреннее пространство храма в единое целое, отказавшись от загромождавших и затемнявших его колонн. Вместе с улучшением освещённости нефа стало возможным и радикальное увеличение высоты зданий. Некоторые готические храмы Европы превышали по высоте пирамиду Хеопса, которая в течение многих тысячелетий оставалась самым высоким сооружением Земного шара.

Появление во Франции

Готика зародилась в северной части Франции (Пикардия, Иль-де-Франс) в середине XII века и достигла расцвета в первой половине XIII в.

Центром религиозных реформ в средневековой Франции было аббатство Клюни, что в Бургундии, — старейший из монастырей ордена бенедиктинцев. Библиотека монастыря насчитывала 570 манускриптов и была среди крупнейших в тогдашней Европе. Именно здесь уделяли большое значение укреплению церкви как духовного учреждения и разработали свой тип базилики, которая наилучшим образом соответствовала условиям реформированной католической мессы.

Так возникла в 1088 году пятинефная базилика Клюни с двумя трансептами, алтарная часть которой была расширена венком часовен. После достройки в 1220 г. трёхнефного помещения с запада базилика в Клюни сравнялась в размерах с главным храмом католичества — базиликой Св. Петра в тогдашнем Риме. Длина базилики Клюни достигла 187 метров.

Так называемая третья базилика Клюни возникла на месте двух предыдущих и стала образцом для почти всех крупных соборов Франции эпохи готики. Строители в Клюни придерживались строгой симметрии. Это сооружение было снесено в 1807 году, но чертежи дают возможность представить себе величие первичного замысла. Странствующие артели строителей Франции разнесли знания и строительные традиции бенедиктинцев из Клюни в Иль-де Франс-и Париж, Швейцарию, Германию, Британию.

Крёстным отцом готического стиля считается влиятельный и могущественный аббат Сугерий, который в 1135-44 гг. перестроил в новом стиле базилику аббатства Сен-Дени. Традиционно принято считать, что именно с этого здания начинается эпоха готики в Европе. Сугерий писал, что высокий, залитый светом храм призван символизировать безбрежный свет, исходящий от Бога. Вскоре вслед за Сен-Дени новый стиль был применён при возведении собора Парижской Богоматери (заложен в 1163) и Ланского собора (заложен в 1165).

Из городских кафедральных соборов первым в готическом стиле был выдержан собор в Сансе. Его освящение состоялось в 1168 году. На романскую основу были нарощены шестисегментные ребристые своды, аркбутаны, своеобразной формы шеве. При закладке соборов того времени зодчие планировали возвести немало башен (в Лане — семь, в Шартре — девять), однако эти замыслы практически нигде не были осуществлены в связи с дороговизной и долгими темпами строительства.

В сравнительно короткие сроки (с 1194 по 1220 гг.) удалось возвести Шартрский собор. Как и Реймсский собор (заложен в 1212), этот памятник отличается удивительной художественной цельностью; здесь лучше, чем в других городах, сохранилось первоначальное скульптурное и витражное убранство. Практически одновременно с Шартрским был возведён Буржский собор с широким арочным порталом и высоким нефом, но без трансепта. Этот проект был принят за образец при возведении готических храмов на Пиренеях.

Для XIII века характерно соревнование крупнейших диоцезов за возведение собора наиболее грандиозного по своим основным параметрам, включая вместительность и высоту. Победителем в этой «гонке» вышел Амьенский собор, заложенный в 1218 г. Его главный соперник, собор в Бове, задуманный ещё более масштабным, обрушился из-за недостаточной прочности контрфорсов. После этой катастрофы, подведшей черту под порой радикальных структурных экспериментов, зодчие стали подходить к проектированию более осмотрительно.

Начало Столетней войны и «чёрная смерть» привели к остановке строительных работ в XIV столетии. На примере Клермонского и особенно Руанского собора можно проследить, как менялись архитектурные вкусы в этот период. Своды и рёбра становятся с каждым десятилетием всё легче. В скульптурном убранстве получают распространение природные мотивы, имитирующие листву, цветы и плоды растений.

Во Франции зрелую готику с середины XIII по середину XIV века называют «лучистой». Помимо Амьенского собора, наиболее чистый образец этого стиля — Святая капелла Людовика IX в Париже. В XV веке на смену лучистой приходит «пламенеющая готика» (см. ниже).

• Toul Cathedral 01.JPG

  Тульский собор

• NotreDameDeParis.jpg

  Собор Парижской Богоматери

• Laon, Cathédrale Notre-Dame PM 14294.jpg

  Ланский собор

Готика Англии

См. также: Архитектура Великобритании и Средневековые английские соборы

Готика Англии возникла очень рано (в конце XII в.) и существовала до XVI в. Вялое развитие городов привело к тому, что готический собор здесь стал не городским, а монастырским, окруженным полями и лугами. Отсюда, очевидно, его «распластанность» по горизонтали, растянутость в ширину, наличие множества пристроек. Доминанта собора — огромная башня. Чистейший образец ранней английской готики — собор в Солсбери. Он станет темой полотна Джона Констебла — хранится в музее искусства Метрополитен, Нью-Йорк.

Главный готический собор Англии — Кентерберийский, резиденция архиепископа Кентерберийского, национальная святыня. Собор Вестминстерского аббатства в Лондоне — место коронации и погребения английских королей со времен Вильгельма Завоевателя, впоследствии усыпальница великих людей Англии — близок к французской готике.

Начиная со времени Столетней войны строительство в Англии сокращается. Из гражданской архитектуры этого времени — Вестминстерский королевский дворец (XIV ст.) с его Вестминстер-холлом площадью 1500 м². В отличие от французской, английская готика не была тесно связана с конструкцией, хранила прямоугольные, удлиненные объёмы. Фон заполняли декоративными элементами, что на фасадах образовывали экраны-декорации. По ним трудно было предположить построение интерьера. Декор (форма окон, рисунки оконных перегородок и т. п.) преобладает и первым бросается в глаза. Эволюцию английской готики прослеживают именно по изменениям декора. Отсюда и названия периодов -

• раннеанглийская готика (конец 12 в. — середина 13)
• геометрически-криволинейная (середина 13 — середина 14 ст.)
• перпендикулярная (середина 14 ст. — 16 века).

Сохранены свидетельства о приглашении французских мастеров в Британию. Хоры собора в Кентербери выстроил французский архитектор Вильгельм из Сана. Но пример не имел последствий и его не копировали. Огромный собор в городе Дарем строили по плану собора Св. Троицы города Кане в Нормандии, Франция. Даремский собор меньше всего пострадал от поздних перестроек, но имеет «британские» черты — мощные прямоугольные объёмы, прямоугольная башня, более насыщенный декором западный фасад, чем в собор в Кане. Высота нефов британских соборов меньше французских образцов, поэтому не было развитой системы аркбутанов и контрфорсов, хотя они встречаются.

Нервюры сводов со временем усложняются. Англичане начинают соревноваться в изобретении всё новых рисунков и орнаментов потолков. Небольшие сооружения вроде часовни Королевского колледжа до сих пор удивляют большими готическими окнами и переусложнёнными рисунками потолков. Им настолько предоставляли преимущество, что они пережили настоящий расцвет в сооружениях часовен, балдахинов, потолков над захоронениями. Переусложнённые готические потолки в «перпендикулярном стиле» — характерный признак старейших английских университетов (Оксфорд, Кембридж), где их создание приветствовали ещё в 17 веке, игнорируя европейские стили и европейский опыт.

Храмовое строительство в стране понемногу сокращалось (большими были ещё романские соборы, которые никуда не делись и использовались по назначению). Набирают мощь торгово-промышленные корпорации, которые заказывают «банкетные залы», цеховые дома, к соборам пристраивают роскошные цеховые часовни. Так распространяются зальные здания с большими окнами. Потолки удивляют ювелирно выполненными нервюрами звёздчатых, сотовых, веерообразных форм различных вариантов.

• York York minster chapter house 016.JPG

  Собор в Йорке, звёздчатые своды

• Divinity School ceiling2.jpg

  Своды в Богословской школе, Оксфорд

• St Mary's Yatton south porch.jpg

  ЦерковьСв. Марии, Яттон, плоский декор южного портала

• Winchester cathedral 016.JPG

  Своды собора в Винчестере

• Vaulting, Winchester Cathedral - geograph.org.uk - 270359.jpg

  Собор в Винчестере, своды главного нефа.

Планы готических соборов Британии

• EB 1911 Plan of Ely Cathedral.png

  План собора в Иле.

• LincCathplanDehio.jpg

  План собора в городе Линкольн, Англия.

• Catholic Encyclopedia - Ground Plan of Durham Cathedral and Abbey.jpg

  План собора в городе Дарем.

• Plan of canterbury cathedral.jpg

  Кентерберийский собор, план

Готика Германии

Немецкая готика складывалась под влиянием готики Франции, но имела региональные особенности. Недостроенные романские постройки достраивают в новом стиле или добавляют к ним лишь готические детали и элементы, не изменяя конструктивную базу сооружений. Возникает целый ряд сооружений романско-готического, переходного стиля, не лишённых выразительности, монументальности и достаточно отличных от готических сооружений Франции, Испании, Британии. Среди значимых сооружений этого периода:

• Церковь св. Михаила, 11 ст., Хильдесхайм, Нижняя Саксония
• Часовня св. Варфоломея, 1017 г., Падерборн, Северный Рейн-Вестфалия
• Собор св. Килиана, 1042—1188 гг, Вюрцбург, Бавария
• Собор свв. Петра и Георгия, 1186—1237 гг, Бамберг, Бавария

• Bamberger Dom 2003.jpg

  Собор свв. Петра и Георгия, Бамберг, Бавария

• Wuerzburg Dom enlargednumbers.jpg

  Кафедральный собор, Вюрцбург, план

• Bamberg-StMichael1-Asio.JPG

  Церковь св. Михаила, Бамберг

• St-andreas.jpg

  Церковь св. Андрея, Хильдесхайм

Постепенно немецкая готика приобретает мощь, индивидуальность и появляются как заимствованные из Франции образцы, так и оригинальные, местные. Среди первых зданий, что имели сугубо готические черты, была церковь Богоматери в городе Трире (начата в 1230 году). Она центрична по плану, в основу которого положен равноконечный крест. Вытянута лишь алтарная часть. Изюминкой церкви были две часовни в каждом углу креста. Подобного расположения часовен не знала даже классическая страна готики — Франция. Изобретение неизвестного немецкого мастера стало шедевром. Другими ранними творениями немецкой готики являются церковь св. Елизаветы в Марбурге (начата в 1235 году) и Магдебургский собор (начат в 1209).

Готические постройки Германии имеют свои особенности: архитекторы не разрабатывают и не украшают западный фасад, как во Франции, башен часто не две, а одна высокая или четыре, вход в собор с бокового фасада, а сама архитектура сохраняет строгий геометрический, почти крепостной характер.

Исключением стал Кёльнский собор, что напоминает французские модели. Строительство Кельнского собора началось в 1248 году и продолжилось, с перерывами, до 1880 года, — более чем 600 лет. Его проект создал архитектор Герард фон Риле, (или Мастер Герхард). В молодые годы, находясь ещё в состоянии подмастерья, он путешествовал по городам Франции, где видел собственными глазами создание величественных соборов в городах Бове, Амьен и т. д. Имея соответствующую квалификацию, принимал участие в строительстве и набирался опыта. Вернулся в Кёльн, где получил заказ на создание невиданного городского собора, где должны были хранить реликвии трёх волхвов («трёх царей»). Считают, что архитектор два года работал над созданием плана невиданного по размерам и высоте собора. Он имел пять нефов, семь часовен (по числу трёх Царей и четырёх евангелистов). Чрезвычайно тщательно архитектор разразработал и фундаменты собора, экономно использовав остатки ещё романского храма и глыбы древнеримских сооружений. При жизни Герард фон Рила успеет увидеть готовые часовни, хор и здание собора без башен. Он умер, когда ему исполнилось более шестидесяти (точной даты рождения не найдено). Собор стоял недостроенным до середины 19 в. За его достройку взялась протестантская Пруссия, что финансировала проект как признак национального воссоединения и которая инициировала сборы средств. К строительству привлекли талантливого архитектора и инженера, им был Эрнст Фридрих Цвирнер. Смелый Цвирнер руководствовался проектными решениями Герарда фон Риле, но использовал и современные материалы. Так, он отказался от использования дерева в строительстве конструкций крыши и заменил его железом, чем вызвал шквал обвинений. Убеждение правоты Цвирнера пришло неожиданно. Сгорела деревянная крыша собора во Франкфурте — и критики замолчали. Талантливый Цвирнер получил право достраивать собор без значительных препятствий. Кёльнский собор — длиной 144,5 м и имеет 86,5 м ширины, а его две башни достигают 157 м в высоту.

Кирпичная готика Германии и Польши

Медленное распространение западных идей в Польше вызвано тем, что церковные реформы Григория VII были восприняты в Польше лишь в начале XIII в., гораздо позже, чем в Богемии.

Готический стиль распространился в Польше в течение XIV—XV вв. На юге, в районе Кракова, доминировала готика французского типа. Немецкая готика распространилась на Западе и Севере Польши. Значительное распространение готическое искусство получило в городах немецких колонистов. Тевтонские рыцари, великие магистры которых часто были профессиональными строителями, переняли тот специфический стиль готической архитектуры богатых городов Ганзы. Некоторые из этих сооружений, церковь Божьей Матери в Данциге (ныне Гданьск, 1345—1503) и самое значительное кирпичное сооружение — дворец великих магистров в Мариенбурге (1276—1335), оказали большое влияние на строительство в Северо-восточной Польше. Имело своё влияние и чешское готическое искусство, представленное учениками Петра Парлержа. Позднеготический стиль расцветёт в Польше только в XV в.

Готическая архитектура обычно использовала тёсаные камни (песчаник, мрамор). Но в местностях с дефицитом или отсутствием природных залежей камня использовали кирпич. Прежде всего это характерно для готических сооружений северных княжеств Германии и Польши. Кирпич использовали не только для построения небольших жилых домов, но и для величественных готических соборов. Использование кирпича обусловило особенности подобной готики, потому что унифицированный кирпич значительно ограничивал создание готических узоров, сделанных из тёсаного камня. Строители вышли из ограничений созданием и использованием фигурного кирпича (лекальный кирпич), который предоставил возможность создавать настоящее готическое плетение.

• St. Anne's Church, Vilnius.JPG

  Костёл Св. Анны, Вильнюс

• Luebecker rathaus.jpg

  Мэрия Любека, кирпичная готика, Германия.

• Lübeck Holstentor.jpg

  Голштинские ворота, г. Любек, Германия.

• CopernicusHouse.jpg

  г. Торунь, кирпичная готика Польши.

Готика в Чехии

В эпоху готики (13-14 — частично 15 вв.) Чехия вошла в круг развитых и культурных стран Европы, что имела значительную самостоятельность несмотря на формальное подчинение Священной Римской империи германской нации. Здесь активно развивались торговля, ремесла, городская жизнь, архитектура.

Архитекторы быстро усваивают новые архитектурные идеи. Нестойкая деревянная архитектура заменяется каменной, что способствует её безопасности и сохранению на века. Образцы чешской готической архитектуры мало чем уступают образцам готической архитектуры других стран, а исключений только два — архитектура Франции и Италии. Готический собор становился доминирующим зданием городских площадей, объединив вокруг себя ратушу и дома жителей с готическими галереями первого этажа — характерный признак многих чешских городов эпохи готики и в дальнейшем. Готические соборы Чехии — часто зального типа, когда главный неф равен по высоте боковым нефам или мало их превышает. Трансепт развития не получил (поперечный неф, что придаёт плану форму креста), его почти не используют. Угловые стены толстые, мощные, лишены дополнительных опор, как у соборов Франции. А их высотный образ играл значительную роль пространственного ориентира. Узкие высокие окна украшены витражами. Трудоёмкая технология и войны тормозили работу, и большие соборы часто остались недостроенными, как это произошло с грандиозным собором св. Вита в Праге. Его достроили в формах, приближенных к средневековой манере Парлержа лишь в конце 19 и начале 20 вв. Но именно готические соборы Чехии стали крупнейшими церквями страны, среди них -

• Собор Святого Вита, Прага
• Собор Вознесения Девы Марии и Святого Иоанна Крестителя, Седлице, Кутна-Гора
• Собор Вознесения Девы Марии, Святого Вольфганга и Святого Бенедикта, Кладруби.
• Собор Святого Вацлава, Оломоуц.

Шедевром поздней готики Чехии стал собор Святой Варвары в Кутна-Горе.

• St Vitus stained glass.jpg

  Витражи алтаря. Собор Святого Вита

• Veitsdom 01 2003-12-24.jpg

  Южный фасад собора Святого Вита

• Týnský chrám 2.JPG

  Храм Девы Марии перед Тыном, Прага

• Dom svateho Vaclava.jpg

  Собор Святого Вацлава, Оломоуц

• Melnik sv Petr a Pavel od V DSC00652.JPG

  Костёл Святых Петра и Павла, Мельник

• Kutna Hora CZ St Barbara Cathedral front view 01.JPG

  Собор Святой Варвары, Кутна-Гора

• Kutna Hora CZ St James Church 08.jpg

  Костёл Святого Иакова Старшего, Кутна-Гора

Испанская готика

Арабы привнесли в искусство Испании развитую культуру орнамента и оставили ряд прекрасных памятников архитектуры, среди которых мечеть в Кордове (XVIII ст.) и дворец Альгамбра в Гранаде (XIII—XV ст.) — мавританский стиль. В XI—XII вв. на территории Испании развивается романский стиль в архитектуре, лучшая достопримечательность стиля — собор в городе Сантьяго-де-Компостела. В XIII — первой половине XV в. в Испании, как и во всей Западной Европе, формируется готический стиль.

Конец XII — начало XII в. в Испании, как и во всей Европе, были обозначены важными изменениями: усилилось могущество великих монархов, объединялись мелкие государства, монастыри теряли своё влияние, возникли городские общины с их самоуправлением. Все это способствовало пробуждению народного сознания всех сфер жизни общества и, прежде всего, искусства, архитектуры, выразившееся в готике. Испанская готика нередко заимствует мавританские черты (соборы в Севилье, Бургосе и в Толедо).

Кафедральный собор в Толедо — среди крупнейших в Европе. Его заложили около 1227 года. Имеет пять нефов и напоминает французские модели. Толедо был центром католицизма в Испании, поэтому собор постоянно достраивали (зал капитула, ризница, реликварий, даже гардеробный зал). Вследствие этого он терял чистоту стиля готики, но обогащался чертами других стилей и насыщался образцами искусства (резьба кресел Алонсо Берругете-шедевры прикладного искусства Испании в хоре кафедрального собора).

По плану должно было быть две башни на западном фасаде. Но построили только одну, и такую высокую, что она стала доминантой исторического центра Толедо.

Особое художественное явление в Испании имел так называемый стиль «мудехар», сформировавшийся слиянием в архитектуре элементов готики (а позже — Ренессанса) с мавританским наследием.

Готика в Нидерландах

См. также: Архитектура Нидерландов

• Martinitoren groningen.jpg

  Башня Св. Мартина, г. Гронинген.

• Domtoren vanaf de Stadhuisbrug.JPG

  Башня кафедрального собора, г. Утрехт

• Breda Grote Kerk 2.JPG

  Большая церковь, г. Бреда

Тогдашние земли Нидерландов ныне поделены между Бельгией, Голландией (что сохранила историческое название Нидерланды), Люксембургом и северной Францией.

Уже в 12 веке архитектура Нидерландов и их инженерные знания достигли значительных успехов. Романский стиль несколько здесь задержался, что породило интересные компромиссные формы с романскими и готическими чертами, что было характерно и для готики Германии. Примером такого компромисса были сооружения собора в Турне южнее Брюсселя. Выразительность хора собора в Турне была столь значительной, что стала примером для других сакральных сооружений, например, в Утрехте.

Наиболее значительным сооружением эпохи готики стал собор Св. Гудулы в столичном Брюсселе, заложенный в 1220 году и законченный в 15 в. Образцом для него служил Реймсский собор Франции. Но в Нидерландах не получила значительного развития скульптура на фасадах, что придавала такую выразительность и привлекательность соборам Франции. Поэтому фасады собора Св. Гудулы более сдержанные.

Амбициозные проекты возникают не только в столичных городах нидерландских провинций, но и в небольших городах вроде Зирикзе, что южнее Роттердама. По проекту, башня монастырской церкви Св. Левена должна иметь пять ярусов несмотря на фигурную крышу, но успели выстроить лишь огромные два нижних.

Низинные земли (Нидерланды) имеют влажные, недолговечные почвы. Здесь опасно было строить достаточно высокие соборы с каменными сводами, а те, что строили, разрушались из-за усадки сооружений и почвы. Это обусловило сооружение лишь величественных башен и невысоких сакральных сооружений с деревянными перекрытиями, характерными для ранних готических сооружений Италии и, особенно, для Англии. Отсутствие значительных залежей камня побудило к широкому использованию кирпича, особенно в северных районах.

Кроме сакральных сооружений, значительного развития достигло создание светских по назначению готических сооружений — ратуш, гильдийских зданий, рынков. Раскованная инициатива горожан и архитекторов способствовала чрезвычайному их распространению и разнообразию образного строя, которого в период готики не имела ни одна из стран Западной Европы. Нижние этажи отводили под склады или магазины, верхние служили для заседаний городского самоуправления и руководителей гильдий. Среди старейших из сохранившихся готических гильдий — Палата сукновалов в городе Ипр, закончена в 1304 г. Палата сукновалов была значительно повреждена в годы 1-й мировой войны и восстановлена в послевоенные времена. Восторг современников вызвали её размеры, схожие с небольшим собором, узоры и красота линий, схожие с дворцами Венеции. Фасад сооружения достигал 135 м в длину и имел башню 70 метров высотой. Высотной доминантой богатого исторического города Брюгге была и осталась величественная башня Торговых рядов (1283—1364 гг.), более схожих с другими образцами национальной архитектуры, лишенных легкомысленных узоров и лишних мелочей. Черты поздней готики присущи другим светским сооружениям городского самоуправления в городах Левен, Ауденарде, Брюссель, которые созданы уже в 15 и 16 веках.

Несмотря на проторенессансные черты искусства Нидерландов 15-16 веков, готическая стилистика сохранила свои позиции в строительстве. Примером широкого использования форм поздней готики стал собор в городе Мехелен (Малин), созданный в 1342—1487 гг. Величественную башню собора, более похожую на образцы Британии, достроили в 16 веке, когда Нидерланды уже были вторым после Италии известным центром стиля Возрождения в Западной Европе.

• Intrieursintjandenbosch.jpg

  Церковь Синт Янс, г. Гертогенбосх

• Cloth Hall, Ieper .jpg

  Палата сукновалов в городе Ипр

• Mechelen - Catedral.JPG

  Кафедральный собор, г. Мехелен

Готика в Италии

Искусство заняло особое место в сознании и деятельности небольших княжеств Италии. Не только сакральная архитектура, но и создание бронзовых монументов, общественно значимых светских сооружений, фресок, икон — стало предметами внимания как простого люда или купцов, так и правительственных чиновников или аристократии, что искала политической поддержки и популярности. Уже в 12-13 вв. Византийская империя и арабские страны были значительно ограничены в использовании торговых путей Средиземноморья, которые взяли на себя города Италии. Итальянские города-государства Пиза, Генуя, Венеция чрезвычайно обогатились в посреднической торговле между странами Востока и слабой Византией и странами Европы. Расцвели ремесла в городах Милан, Сиена, Болонья, Флоренция. Накопленные богатства и были направлены на создание новых величественных соборов, крепостей, замков, дворцов, правительственных сооружений. Черты своеобразия имела уже архитектура романской эпохи Италии и так называемый инкрустационный стиль. Последний возник в Италии благодаря наличию разноцветных залежей камня и мрамора и любви итальянцев к орнаменту.

Архитектура 12-13 вв. в Италии не отличалась стилевым единством. Уже первые готические сооружения (Сиенский собор, собор в Орвието), несмотря на внушительные размеры, не имеют мистического направления вверх, а уравновешены, удивляют сочетанием разноцветного камня с другими средствами декора — мозаиками, тёсаными деталями, рельефами. Готические влияния имели место при создании трёх известных достопримечательностей Флоренции готической эпохи — это Санта Мария Нуова, церковь Санта Кроче и Санта Репарата (позже переименована в Санта Мария дель Фьоре). Но сразу бросались в глаза разительные отличия. В церкви Санта Кроче (Святого Креста) архитекторы отказались от каменных сводов. Их заменили деревянными балками, что облегчило нагрузки крыши на опоры. Столбы опор можно было сделать на большем расстоянии, а саму церковь — шире. Боковые нефы сочетались с центральным, что производило впечатление единого и спокойного интерьера без значительного рывка вверх, присущего соборам Франции и Британии. В конце 13 в. начато строительство главного собора Флоренции — Санта Репарата. Проект сооружения создал архитектор Арнольфо ди Камбио, причастный к проекту и строительству также церкви Санта Кроче. Создание огромного (153 м длиной) собора имело целью уравнять флорентийский собор с готическими соборами других стран. Собор был запланирован настолько большим, что в реальности выстроили значительно короче в длину при сохранении проектной ширины в 40, 6 метра.

• Santa Croce interior 2.jpg

  Санта Кроче, интерьер.

• Florenca122.jpg

  Санта Мария дель Фьоре. интерьер.

Понятное построение и «зальность» присуща и интерьеру Санта Репараты, несмотря на готичность столбов и каменные своды без обильного рисунка нервюр. Различия были и в отсутствии привычного трансепта. Арнольфо ди Камбио спроектировал исполинский восьмиугольный хор, который планировал перекрыть куполом. Купол — элемент архитектуры, детально разработанный ещё архитекторами Древнего Рима. Нечего и искать подобного решения в проектах и готических сооружениях Франции, «родины» готики. Ясными, «зальними», лишенными готической переусложнённости выглядят даже планы якобы готических сооружений Флоренции — и Санта Кроче, и Санта Репараты. Ещё во времена готики в Тоскане и Флоренции сложились условия для проторенессанса и триумфального развития архитектуры итальянского Возрождения. Купол в период готики так и не смогли создать из-за технической сложности задачи. Величественный купол таки создадут, но в эпоху Возрождения.

• SMDFplan36.gif

  Санта Репарата и проект Арнольфо ди Камбио.

• Plan.cathedrale.Coutances.png

  Нотр Дам в Кутансе, Франция, план.

Наиболее «готическим» сооружением Италии стал Миланский собор, который сохранял и готичность, и парадоксальность. Этому способствовали и географическая близость столицы Ломбардии к Франции и Германии, и культурные, торговые связи со странами по ту сторону Альп. Большой по размерам (158 м в длину и 58 м в ширину), он был одним из крупнейших храмов Западной Европы и типичным готическим долгостроем. Построение собора растянулось с 1386 года до 1906— го. По плану Миланский собор напоминает сакральные сооружения Германии. Но «немецкий план» сочетается с ломбардским фасадом, который изобилует множеством мраморных деталей и украшений. Миланский собор производит впечатление приземлённого сооружения, несмотря на размеры и множество башен, шпилей и башенок, что скрывают это его свойство. Ещё во времена Древнего Рима здесь стоял храм богини Минервы. В средневековье его заменили две церкви — Санта Текта и Санта Мария Маджоре, которые окончательно разрушили в 16 в. Освободившиеся площади и отвели под сооружение Миланского собора. Первоначальный план создал архитектор Марко ди Кампионе. По его плану должен был возникнуть комплекс сакральных сооружений, который так и не был реализован. По плану Марко ди Кампионе — собор имел планировку в виде латинского креста и пять нефов. Но на протяжении пятисот пятидесяти лет к постройке Миланского собора были причастны сто восемьдесят (180) разных архитекторов, скульпторов, художников, что обусловило парадоксальность его построения и декора в разных стилях. В Европе — это самое большое сооружение, полностью выстроенное из мрамора.

Поздняя готика

Крупные строительные работы были приостановлены в связи с распространением «черной смерти», страшной эпидемией чумы, охватившей Западную Европу в середине XIV века. Готическая эстетика отличалась религиозной настроенностью и повышенной духовностью. Эпидемия «черной смерти», наоборот, привнесла хаос и в религиозную, и в социальную жизнь. Перепуганные духовные пастыри могли предложить лишь молитвы и покаяния за грехи (флагеллантство). Среди городов, наиболее пострадавших от эпидемии, выделялась папская столица Авиньон.

После отступления болезни в Европе наступил период поздней, или пламенеющей готики — своего рода маньеризм, сопровождавшийся удлинением пропорций и дальнейшим дроблением декора. На Пиренеях этот извод готической архитектуры принял форму стилей мануэлино (в Португалии) и исабелино (в Кастилии).

Реакция против готики

Ни один из периодов развития европейской архитектуры не вызывал таких споров в оценках — от неприятия и осуждения до безоговорочного восхищения вплоть до попыток возродить как национальное наследие. Осуждение и пренебрежительное отношение к готике возникло в ренессансной Италии, чрезвычайно богатой античным наследием. Памятники античного мира стали отправной точкой для формирования мировоззрения итальянских художников той эпохи. Однако даже в столетия, последовавшие за Возрождением, готическая архитектура не исчезала с горизонта западноевропейской культуры.

Итальянские теоретики архитектуры эпохи кватроченто — Леон Баттиста Альберти и Антонио Филарете — создают трактаты-панегирики древнеримской архитектуре. Но все иллюстрации Филарете к трактатам — компромиссное сочетание готических элементов с античными заимствованиями. Технологию готической архитектуры изложил Чезаре Чезарино в комментариях 1521 г. к «Десяти книгам об архитектуре» римлянина Витрувия, где также дал подробное описание такого готического сооружения, как Миланский собор. Готическая архитектура — важная составляющая театральных декораций как Бальдассаре Перуцци, так и Себастьяно Серлио, который годами строил во Франции и собственными глазами видел прославленные образцы французской готики. Готические элементы попадаются даже в графических штудиях Леонардо да Винчи.

В странах Северной Европы готическая архитектура воспринималась более ровно, оставаясь в лоне национальных культур даже в эпоху Северного Возрождения. Отдельные традиции готики продолжают такие ренессансные и барочные зодчие, как Филибер Делорм, Франсуа Мансар, Гварино Гварини, Ян Сантини, не говоря уже о британских архитекторах, заложивших основы неоготики.

Могучее западноевропейское барокко заимствовало отдельные идеи и конструктивные особенности готической архитектуры, что особенно заметно в творчестве мастеров Испании, Австрии, немецких княжеств. Величайший мастер габсбургского барокко, Иоганн Бернхард Фишер фон Эрлах, в своём обзоре архитектурных стилей без всякого осуждения рассказывает о готических сооружениях.

Неоготическая архитектура

Мода на готику вернулась в середине XVIII века, первоначально получив распространение среди британских аристократов. В эпоху романтизма на волне идеализации Средних веков готикой «заболела» и континентальная Европа. Такие авторы, как Джон Рёскин, переоценили весь путь развития европейской архитектуры с новых позиций, не предполагавших приоритета античности. Француз Виолле ле Дюк реализовал немало масштабных проектов реконструкции полуразрушенных памятников Средневековья, «додумав» недостающие элементы и приукрасив многие из них. Огастес Пьюджин сделал неоготику национальным стилем Британской империи викторианского периода. В колониях смешение готики с национальными традициями давало такие причудливые гибриды, как индо-сарацинский стиль.

Вслед за реставрацией готических сооружений началась активная достройка готических соборов Испании, Германии, Чехии (заброшенных ещё во времена средневековья, как, например, Кёльнский собор), а в XX веке пришлось поднимать из руин готические соборы, уничтоженные за время мировых войн. На территории Российской империи крупнейшим заказчиком неоготических сооружений в начале XX века выступала католическая церковь, развернувшая программу строительства костёлов для своей паствы (состоявшей преимущественно из польской диаспоры, широко представленной в крупных городах на просторах империи).

Изучение наследия готической архитектуры

Восстановление и реставрация памятников готической архитектуры идут рука об руку с тщательным изучением архивов, надгробий эпохи готики, археологическими раскопками. Секретарь французского исторического комитета Эжен Дидрон-старший в продолжение 37 лет (с 1844 по 1881) публиковал «Археологические анналы» с архивными текстами, именами забытых средневековых мастеров, чертежами построек той эпохи, а также легендами о возведении средневековых зданий. Ученый Эмиль Маль обработал огромный объём информации по романской и готической архитектуре, накопленной различными исследователями. Ганс Ханлозер в 1935 году обнародовал капитальное исследование так называемого альбома Виллара де Оннекура, уникального памятника-рукописи и практически дневника архитектора эпохи готики первой половины XIII века.

Среди значительных научных событий XX века — Международный коллоквиум 1983 года в городе Ренн (Франция) по проблемам изучения средневекового искусства и готической архитектуры.

Источники

• Муратова К. М., «Мастера французской готики 12-13 вв», М."Искусство", 1988
• Всеобщая история искусств, Т.2, М., «Искусство», 1960
• Каптерева Т. П., «Искусство Испании», М., «Изобразительное искусство», 1989
• Дзуффи С. «Большой атлас живописи. Изобразительное искусство 1000 лет». — М.: ОЛМА-Пресс, 2002, ISBN 5-224-03922-3
• Мерцалова М. «Костюм разных времён и народов». Т.1 — М.: Академия моды, 1993, С. С. 179—222, ISBN 5-900136-02-7
• Michael Thimann: Gedächtnis und Bild-Kunst. Die Ordnung des Künstlerwissens in Joachim von Sandrarts Teutscher Academie, Freiburg: Rombach, 2007.
• Краткая художественная энциклопедия. Искусство стран и народов мира, Т 1, М, 1962
• Ювалова Е. П. «Немецкая скульптура 1200—1270 гг.», М, 1983

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Готическая архитектура
• Готическое зодчество // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Готическая архитектура

Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил: