Готланд

ГотландГотланд

</tt>

</tt>

Готланд швед. Gotland
57°30′ с. ш. 18°33′ в. д.57.500° с. ш. 18.550° в. д. / 57.500; 18.550
Акватория	Балтийское море
Страна	Швеция Швеция
Регион	Готланд
Готланд
Площадь	2994 км²
Наивысшая точка	82 м
Население (2012 год)	56 717 чел.
Плотность населения	18,944 чел./км²

Го́тланд (швед. Gotland, гутн. Gutland, швед. Gotland ) — принадлежащий Швеции остров в Балтийском море. Сейчас вместе с близлежащими небольшими островками составляет историческую провинцию Готланд, лен Готланд и коммуну. Население — 56 717 чел. (2012).

География

Расположен примерно в 100 км от материковой Швеции. Готланд, площадь которого равняется 2994 км², является самым крупным из островов Швеции. Близ Готланда лежат острова Форё (113,3 км²), Готска-Сандён (36,54 км²), Лилла-Карлсё (1,39 км²), Стура-Карлсё (2,35 км²) и др., которые входят в Готландский лен. Остров представляет собой плато, сложенное силурийскими известняками и песчаниками; преобладающие высоты — 30-50 м, наиболее высокая точка — Лойста-хед (83 м). Главным городом и портом является Висбю. Населённые пункты: Клинтехамн, Бургсвик, Форёсунд, Хемсе, Слите.

История

На острове было сделано более 42 тыс. различных находок, относящихся к древней истории острова. Самые ранние из них датируются каменным веком и представляют собой остатки рыбацких поселений. На острове существовали культура ямочно-гребенчатой керамики и более поздняя гибридная культура Киукайс.

В эпоху викингов жители Готланда вели активную торговлю, о чём свидетельствуют 650 обнаруженных на острове кладов, состоящих из 140 тыс. арабских и западноевропейских монет и украшений. С XI в. готландцы заняли ведущие позиции в посреднической торговле на Балтике между Восточной и Западной Европой. На побережье острова существовала система гаваней, которая в русских летописях называется Готским берегом. На месте одной из таких гаваней впоследствии возник город Висбю.. Весьма многочисленны на острове картинные камни. Контроль шведских конунгов над островом, судя по всему, был довольно слабым. Разговаривали готландцы на древнегутнийском языке.

В средневековье благодаря выгодному расположению острова готландцы продолжали доминировать в балтийской торговле. Готландские купцы имели свой гостиный двор в Новгороде, а в 1161 году заключили договор с саксонским герцогом Генрихом Львом относительно режима торговли на Готланде и в Голштинии.

В 1288 году на острове произошёл конфликт между купцами Висбю, часть из которых была немцами, и жителями других частей Готланда. В разразившейся войне горожане одержали победу, и город с тех пор стал вести более независимую внешнюю и торговую политику. Тогда же вокруг Висбю была возведена стена. Однако поскольку мирные условия были продиктованы шведским королём Магнусом Ладулосом, то одновременно Готланд, согласившись на них, признавал королевское влияние на внутренние дела острова. В 1361 году на Готланде высадилась армия датского короля Вальдемара Аттердага. Местные крестьяне попытались оказать датчанам сопротивление, однако потерпели крупное поражение у стен Висбю, где было убито около 2000 человек. Горожане не оказали крестьянам никакой помощи. В обмен на обещание Вальдемара сохранить старые привилегии Висбю они открыли городские ворота. В ходе сражений с датчанами погибло около половины взрослого мужского населения сельских районов острова. В итоге Готланд окончательно потерял своё значение как самостоятельная сила на Балтийском море, однако Висбю ещё в течение нескольких десятилетий сохранял свою торговлю.

С этого времени Готланд стал довольно часто переходить из рук в руки. В 1394 году остров захватили виталийские братья, превратив его в центр пиратства на Балтике. Спустя четыре года он перешёл под власть Ливонского ордена, который в свою очередь в 1408 году передал остров во владение датской королеве Маргрете. Когда в 1436 году из Швеции был изгнан король Эрик Померанский, он осел на Готланде, отстроив там замок Висборг.

В XV веке Готланд продолжал быть яблоком раздора между датскими королями и шведским регентами. Ленсманы, владевшие островом, время от времени становились практически независимыми. И хотя остров большую часть времени был датским, в церковном отношении он до 1530-х годов входил в состав Линчёпингской епархии. Швеция признала Готланд за Данией лишь в 1570 году, после чего, в 1572 году, он сделался одной из датских епархий.

В XVII—XVIII веках древнегутнийский язык пережил сильное влияние шведского языка, в результате чего население перешло на новогутнийское наречие.

Вплоть до 1645 года Готланд управлялся королём и королевской канцелярией через ленсманов и фогдов. В 1620-х годах на острове была основана Готландская купеческая компания, торговые интересы которой по большей части охватывали города на берегах Зунда. Беззакония, чинившиеся компанией, привели к возникновению на острове мятежных настроений, в связи с чем Кристиан IV упразднил её.

По миру в Брёмсебру, заключённому в 1645 году, Готланд отошёл к Швеции, однако во время войны за Сконе (1675—1679) датчане в течение трёх лет удерживали остров за собой.

С 1679 года Готланд постоянно принадлежит Швеции, за исключением нескольких недель во время русско-шведской войны 1808—1809 годов, когда он был оккупирован русскими войсками и объявлен русской провинцией. Этот период на Готланде называют самой мирной оккупацией в истории. Русские офицеры в отличие от местных великолепно изъяснялись на французском и танцевали, за что пользовались популярностью у местных женщин.

Большинство современных жителей Готланда говорит на готландском говоре современного шведского языка.

Готланд в литературе и кино

В 1978 г. шведский писатель Ханс Бьёркегрен издал книгу «Аймундский мост» (Bron vid Ajmunds), повествующую о периоде оккупации острова русскими войсками адмирала Бодиско. В русском переводе книга получила название «Русские идут» (Бьёркегрен Х. Русские идут (оккупация Готланда). — СПб., 1999).

События фильма «Жертвоприношение» Андрея Тарковского происходят на острове Готланд.

В 2009 г. вышел исторический роман шведской писательницы Элисабет Немерт «Море судьбы» (Ödets hav), действие которого разворачиваются в XIV в. на Готланде и в Новгороде.

На Готланде разворачивается действие серии детективных романов современной шведской писательницы Мари Юнгстедт, главным героем которых является комиссар полиции Андерс Кнутас.

Альбом шведского джазового тромбониста Нильса Ландгрена [Nils Landgren], совместно с польским джазовым трубачом Томашем Станко [Tomasz Stanko], под названием «Gotland» вышел в 1996 году.

См. также

• Королевский двор Рома — поместье в местечке Рома на острове Готланд.
• Гутасага

Литература

• Готланд, остров в Балтийском море // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.nortfort.ru/gotland/ Фортификация XIX—XX вв на Готланде (Тингстадт, батареи Фарёзунда, Готландский УР)]

Отрывок, характеризующий Готланд

После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?