Тотлебен, Готтлоб Курт Генрих

Готтлоб Курт Генрих Тотлебен
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

граф Готтлоб Курт Генрих фон Тотлебен, Владетель Тоттлебена, Цайпау и Хаусдорфа в Заганшен — (также Тоттлебен, Тодлебен, также Готлиб-Генрих; нем. Gottlob Curt Heinrich Graf von Tottleben, Herr auf Tottleben, Zeippau und Hausdorf im Saganschen; 21 декабря 1715, родовое имение Тотлебен неподалёку от Бад Лангензальца в Тюрингии — 20 марта 1773, Варшава) — саксонский авантюрист и русский генерал, прославившийся занятием Берлина в октябре 1760 года; герой популярных в Западной Европе конца XVIII — начала XIX столетия литературных произведений, содержавших элементы авантюрного или плутовского романа, во многом типичный представитель своего времени, «золотого века авантюристов»; ныне полузабытый.

Саксонский юстиции-советник

Старший сын барона Карла Адольфа и баронессы Эльзы Софии фон Тотлебен (старый тюрингский род, влиятельный уже с XVI века, фамилия Тотлебен происходит от девиза «Treu auf Tod und Leben» (приблизительный перевод: верен не на жизнь, а насмерть; верен до самой смерти), которому граф Тотлебен, похоже, по жизни не слишком следовал), в отрочестве был пажом при дворе саксонского курфюрста и польского короля, вскоре стал камер-юнкером, с 1742 года — советником юстиции при саксонском правительстве.

14 сентября 1745 года польским королём и саксонским курфюрстом Фридрихом Августом II он был возведён в графское достоинство.

Семья

После смерти первой жены, Иоганетты Софии фон Кропфф в 1743 году (от этого брака у Тотлебена трое детей, из которых выжила лишь старшая дочь, Шарлотта Вильгельмина Иоганна, в замужестве баронесса фон Мирбах в Курляндии) женился на вдове графа Брониковского, владелице крупного поместья Вайстроп под Дрезденом, графине Элизабет Кристиане фон Зайфертиц. У них родился сын, граф Карл Адольф Готфрид фон Тотлебен, владетельный князь Вайстропа, впоследствии подполковник на прусской службе.

Бегство из Саксонии

Готтлоб Курт Генрих был обвинён в коррупции и бежал, не дожидаясь результатов расследования, из Саксонии, после чего был заочно приговорён к пожизненному изгнанию.

Голландский полковник

После неудачной попытки поступить на баварскую службу Тотлебен уехал в Голландию, где в 1747 году ему удаётся получить патент полковника.

Во время войны за австрийское наследство (1740—1748) в Нидерландах с французами, в 1747 году вторгнувшимися в страну, пехотный полк Тотлебена в боевых действиях участия не принимал, находясь в тылу, в окрестностях Бреды. После войны полк переводится на гарнизонную службу в Штеенбергене, вскоре затем расформировывается. За Тотлебеном сохраняется полковничья пенсия.

Отсутствие военных успехов Тотлебен возмещал победами на амурном фронте, развлекающими европейских читателей ещё спустя полстолетия. Он соблазнил и похитил пятнадцатилетнюю единственную наследницу миллионного состояния Марию Петронеллу Гратьенн Виктор. Бегство из Голландии, где Тотлебен объявлен был в розыск, было осуществлено в лучших традициях приключенческого жанра: любовники четырежды переправлялись с одного берега Рейна на другой, чтобы сбить погоню со следа.

Прусский вельможа

1 мая 1751 года Тотлебен подал прошение о разрешении проживания в Пруссии. После смерти второй жены он женился на Марии Виктор и переселился в Берлин, где, благодаря вновь приобретённому богатству и графскому титулу, был хорошо принят при прусском дворе. Он уже планировал перейти в прусскую службу. Однако, устав от неверности и мотовства мужа, Мария Виктор подала в 1755 году на развод. Развод был скандальным, сам Фридрих II был вынужден вмешаться в выяснение отношений между супругами. За возмутительные речи против двора, принявшего сторону жены, Тотлебен получил предписание покинуть Берлин.

Российский генерал

Изгнанный из Пруссии, Тотлебен безуспешно пытался сформировать пехотный полк для австрийцев. Затем он вернулся в Голландию, где установил контакт с русским посланником и получил предложение сформировать добровольческий корпус для России. Он оставил голландскую службу и переехал в Санкт-Петербург.

По сведениям немецкого биографа, по указу от 1 (12) марта 1757 года Тотлебен получил право на формирование двенадцатитысячного корпуса и чин генерал-майора. По другим, более надёжным сведениям, он первоначально был волонтёром и лишь в 1759 году, в знак признания проявленной доблести, был принят в российскую армию сразу генерал-майором (что достаточно необычно, так как Тотлебен перескочил тем самым, по крайней мере, через одно воинское звание, а именно, бригадира).

В сражениях Семилетней войны (1756—1763) Тотлебен, не имевший до того времени боевого опыта (в написанном собственноручно послужном списке, он сообщал о своём участии в чине капитана кавалерии в боевых действиях начального этапа Войны за австрийское наследство; эти данные, однако, по всей вероятности, присочинены им для придания послужному списку большей солидности) приобрёл репутацию храброго и способного командира летучих кавалерийских отрядов, «лихого саксонца на русской службе». Дважды он был ранен, в том числе сабельным ударом по голове, контужен «бомбою в том же месте головы», 12 (1) сентября 1759 года награждён орденом Святой Анны за Кунерсдорф (на своем портрете граф изображен с нагрудным знаком ордена Святой Анны) и 7 сентября (27 августа) 1760 года — орденом Святого Александра Невского за успешный бой с арьергардом прусского принца Генриха. Командуя казаками, неоднократно отличился в стычках (в тогдашней терминологии «шармицелях») и набегах т. н. «малой войны». После одной из таких стычек, где Тотлебен чуть не утонул при переправе, получает предупреждение командующего фельдмаршала Бутурлина «впредь в подобныя отваги не вдаваться, но паче оных остерегаться».

Покоритель Берлина

В сентябре 1760 года корпусу Тотлебена была поручена экспедиция против Берлина. 3 октября (ныне в этот день отмечается национальный праздник Воссоединения Германии) (22 сентября) казаки Тотлебена появились под стенами прусской столицы. В ответ на отказ от предложенной капитуляции, Тотлебен без особого успеха бомбардировал город, затем, тремя колоннами, две из которых так и не вступают в бой, а третья, под началом будущего фельдмаршала князя Прозоровского, с большими потерями отбита, пытался взять его штурмом.

Расстреляв все боеприпасы, он был вынужден отступить к местечку Кёпеник (ныне район Берлина), где дожидался подхода определенных в поддержку корпусов генерал-поручика графа Захара Чернышёва и австрийского корпуса графа Ласси. На седьмой день осады защитники Берлина предложили капитуляцию Тотлебену, формально, как генералу, первым осадившему город, в действительности же рассчитывая на большее снисхождение от бывшего берлинца. Даже не известив старшего по званию Чернышёва, Тотлебен подписал капитуляцию от своего имени, и, назначив берлинским комендантом подчинённого ему бригадира Бахмана, занял город солдатами своего корпуса, чем навлекает гнев поставленных перед свершившимся фактом Чернышёва и Ласси, также претендующих на славу покорителей прусской столицы, и подозрения в сговоре с врагом (Тотлебен, действительно, был шпионом Фридриха под номером 1284, связь держал через шпиона-еврея Исаака Саббатка, всё время находясь на русской службе). Взяв с города контрибуцию, пленных, разорив военные предприятия, союзники покинули Берлин при известии о приближении Фридриха II с основными силами пруссаков.

За берлинскую экспедицию представляется к ордену Александра Невского и званию генерал-поручика, однако, по неясным причинам, не получает ни того, ни другого, а лишь грамоту с благодарностью за исполненный долг (генералы Чернышёв и Панин были за ту же операцию награждены орденами и повышены в чинах). Без ведома командования российской армии Тотлебен опубликовал в Варшаве сочинённую им «Реляцию» о взятии Берлина, где, наряду с преувеличением собственных заслуг, нелестно отзывается о своих конкурентах Чернышёве и Ласси. Бутурлину он заявил, что скорей умрёт, чем откажется от своей «Реляции», так как «там всё правда». В ответ на требование из Санкт-Петербурга извиниться перед Чернышёвым он подал в отставку, однако отставка заслуженного генерала не была принята и Тотлебен был назначен командующим всеми российскими лёгкими войсками.

С берлинской экспедицией связана легенда, упоминаемая А. С. Пушкиным в «Истории пугачевского бунта», о том, что Тотлебен, будто бы заметив сходство Пугачёва, участвовавшего в экспедиции в качестве простого казака, с наследником российского престола, будущим императором Петром III, подал Пугачёву тем самым мысль стать самозванцем.

Изменник

В феврале 1761 года, пользуясь предоставленными командованием полномочиями на ведение переговоров с противником, Тотлебен установил переписку с принцем Генрихом Прусским и самим Фридрихом II. В результате задержания курьера с шифрованным посланием к Фридриху, Тотлебен был арестован 30 июня (19 июня) 1761 года в городе Бернштайн и обвинён в измене.

На допросах в тайном повытье он показал, что намеревался, завоевав доверие Фридриха, заманить прусского короля в ловушку и захватить его. Учитывая авантюризм и неумеренное честолюбие Тотлебена, можно признать такое объяснение, которому следствие не поверило, правдоподобным, тем более, что сохранившиеся в прусских архивах письма Тотлебена к Фридриху подтверждают его показания на допросах: сведения, сообщаемые пруссакам, являлись неполными, неверными или устаревшими к моменту отправки. Единственным результатом информации, полученной от Тотлебена, явилась неудачная экспедиция корпуса фон Цитена в Польшу в июле 1761 года (Цитен не нашёл в Польше разрозненных российских отрядов, о которых сообщалось Тотлебеном, и вынужден повернуть назад, так ничего и не совершив).

Распространенная легенда, упоминаемая в «Истории» С. М. Соловьева, гласит, что через Тотлебена передавались письма Фридриху от наследника российского престола, будущего Петра III. Своим возникновением она обязана не заслуживающим никакого доверия ссылкам на рассказы самого Петра. Всё время его короткого правления Тотлебен провёл в заключении. В переписке Тотлебена с Фридрихом имя наследника ни разу не упоминается.

В 1763 году Тотлебен был осуждён военным судом на смертную казнь, но был помилован Екатериной II. Согласно Указу, опубликованному в Москве 22 апреля (11 апреля) 1763 года, он был приговорён за «вредные намерения» против Российского государства к лишению всех чинов и наград и пожизненному изгнанию из пределов России. В чём состоят «вредные намерения» в Указе не разъясняется. Большинство современников связывало опалу популярного генерала с происками завистников, не простивших ему славы покорителя Берлина, и, в первую очередь, с именем графа Захара Чернышёва.

Указом Екатерины был снят секвестр с недвижимого имущества Тотлебена и его денежных вкладов в Гданьске и Гамбурге (формулировка Указа: «якоже мы в оном имении никакого участия желать не имеем»), Тотлебену было выплачено полное генеральское жалование за месяц-два перед арестом и, с вычетами, за всё время пребывания в заключении. В сопровождении премьер-майора Мезенцева и знающего немецкий язык прапорщика Реэра, а, также 6 рядовых, занятых перевозкой личных вещей генерала, изъятых при задержании и теперь возвращённых ему, Тотлебен был доставлен к российской границе, где и был оставлен 24 мая (13 мая) 1763 года «без абшида» в местечке Шульценкруг.

Какое-то время Тотлебен провёл в своих имениях, тяготясь однообразной жизнью сельского помещика. По другим сведениям, он скитался по всей Европе, скрываясь от кредиторов.

Затем Тотлебен, к изумлению современников, вернулся в Россию, где лишь недавно счастливо избежал казни. В России первоначально ему было разрешено проживание в городе Порхове, где на его содержание выдавалось из казны по рублю в день (фунт мяса стоил тогда в столице 5 копеек).

Тотлебен получил прощение, согласно некоторым сведениям, прослужив год рядовым на Кубани, где отличился храбростью при отражении набегов горцев. Необычайная по меркам того времени мягкость наказания, а также быстрое прощение и восстановление в прежних чинах, а затем и повышение в чине военного, чья измена была официально доказана и подтверждена опубликованным Высочайшим указом, представляют доныне загадку. Ряд авторов (Александр Горбовский, Юлиан Семёнов) полагают, что «предательство» Тотлебена являлось в действительности получившей нежелательную огласку тайной операцией, задуманной в Санкт-Петербурге. От Тотлебена пришлось временно избавиться, но заслуги его не были забыты теми высокими лицами, которые за ним стояли. Это предположение не подтверждается, но и не опровергается известными фактами. Интересно, что, разоблачивший измену Тотлебена подполковник Фёдор Аш закончил свои дни в заключении: он был арестован, будучи к тому времени отставным бригадиром, в 1777 году, просидел 19 лет в крепости Динамюнде и в 1797 году был помещён пожизненно в Спасо-Евфимиев монастырь, где содержались душевнобольные государственные преступники.

Вновь российский генерал

В 1768 году началась очередная Русско-турецкая война. В 1769 году Императрица Екатерина II направила генерал-майора Тотлебена, во главе отдельного отряда, для ведения боевых действий против турок в Грузии. Тотлебен был назначен главой первой организованной военной силы России, которая прошла Дарьяльское ущелье. Ему было приказано соединить силы с царем Грузии (Картли-Кахетии) Ираклием II. Последний надеялся с помощью России вернуть оккупированные османами грузинские земли к югу от Куры. В 1769 году Ираклий II встретил Тотлебена и препроводил его в Имерети. Но Тотлебен, по возвращении в Картли, вскоре поссорился с грузинским царём и его генералами, которых он «презирал как ориенталов» и просил Екатерину II отстранить всех грузинских офицеров из общей армии. Пока шёл обмен письмами с Петербургом, несколько русских офицеров сговорились против Тотлебена, который в свою очередь обвинил грузин в затее интриг.

В апреле 1770 года Ираклий II предложил Тотлебену план похода на Ахалцих, сильнейшую крепость османов в Грузии. Объединённое войско русских и грузин двинулось к Ахалциху, но у Аспиндзской крепости Тотлебен неожиданно повернул обратно, отозвав всех русских солдат и артиллерию, и вернулся в Картли, оставив Ираклия без поддержки. Государь Ираклий II в Аспиндзском сражении 20 апреля (3 мая) 1770 года наголову разбил объединённое войско турок и дагестанцев. А в то время, когда шёл бой между грузинами и турками, Тотлебен, будучи уверенный в неизбежной гибели царя, пошёл на Тбилиси, где объединился в заговоре против престола Грузии с оппозиционными местными князьями. И начал с силой занимать города и крепости Картли. Оттуда Тотлебен двинулся на запад, успешно воевал в Имеретии, взяв ряд турецких крепостей и заняв столицу княжества - город Кутаиси. Разбив 12-тысячный турецкий корпус, он осадил город и крепость Поти. Но честолюбивые планы Тотлебена не реализовались.

Ираклий II, узнав о предательских действиях генерала Тотлебена, поспешил в Картли... Екатерина II, со своей стороны, сочла нецелесообразным союз с оппозиционными грузинскими князьями. Она справедливо полагала, что вражда с царём Картли Ираклием II нанесёт вред влиянию России в регионе. Тотлебен был отозван Екатериной.

Екатерина пожаловала Тотлебену, за достигнутые военные успехи, Орден Святого Александра Невского (возложен самой императрицей в день Св. Александра Невского 10 сентября (30 августа) 1771 года, на обеде во дворце по этому случаю присутствует и генерал-аншеф З. Г. Чернышёв) и долгожданное звание генерал-поручика.

В 1772 году генерал-поручик граф Тотлебен был направлен в Польшу, где принимает участие в войне с конфедератами (к которым одно время, после изгнания из России, он намеревался примкнуть). Тотлебен командовал российскими иррегулярными войсками (казаками и башкирами) в Литве.

Тотлебен умер от горячки в Варшаве. Он был похоронен со всеми воинскими почестями и к неудовольствию соотечественников-немцев по православному обряду и в православной часовне, несмотря на своё лютеранское вероисповедание.

Литература

1. Tales of real Life. In three Volumes. Vol.I., Printed for Henry Colburn, London 1810
2. The terrific register; or, Record of Ccrimes, Judgements, Providences, and Calamities.Vol.II, publisched by Sherwood, Jones, and Co. and Hunter, Edinburgh, London 1825
3. Gespräch im Reiche der Todten zwischen dem berühmten Rußischen General-Lieutenant Grafen von Tottleben und dem nicht weniger berühmten Eroberer von Egypten Ali Bey : worinn die merkwürdige Geschichte und sonderbare Glücks- und Unglücksfälle dieser beeden außerordentlichen Männer aus zuverläßigen Nachrichten erzehlet werden/ Christoph Heinrich Korn. — Frankfurt, 1774
4. Remarques sur le militaire des Turcs et des Russes; sur la façon la plus convenable de combattre les premiers; sur la marine des deux empires belligerants; les peuples qui on joint leurs armes a celles de Russie, tels que sont les Georgiens, Colchidois, Mainottes, Montenegrins, Albanois, Chretiens Grecs etc. etc. Avec diverses observations sur les grandes actions qui se sont passées dans la derniere guerre d’Hongrie, et dans la présente en Moldavie; comme aussi sur l’expedition de la flotte russe en Grece; et sur celle du comte de Tottleben: Avec des plans / Charles Emmanuel de Warnery. — Breslau : Korn, 1771
5. Den Oorlogszwerver af hot Leven van de Graave van Tottleben Derde Druk. — Amsterdam, 1764
6. Leben des Grafen von Totleben, … ; enthaltend dessen Begebenheiten und Feldzüge; nebst einem Tractat u. d. T.: Aufweckung und Rettung des Grafen von Totleben Cölln : Marteau, 1763
7. Mémoires de la vie du comte [Gottlob Heinrich] de Totleben : Conten. l’histoire de ses deux mariages & ses autres avantures En Saxe & en Hollande ; Avec le précis de ses campagnes au service de S. M. Czarienne jusqu'à son Emprisonnement en 1761 ; Le tout suivi de son Apol. & de ses réflexions polit. &c/ Gottlob Heinrich Totleben. — Zalt-Bommel : J. G. Kanneman, 1762
8. La vie du Comte de Totleben, ci-devant colonel au service des Etats-Généraux des Provinces-Unies, et dernierement lieutenant-général des armées de Sa Majesté l’impératrice de toutes les Russies; contenant ses avantures et ses campagnes : Avec un traité intitulé: Le Comte de Totleben ressuscité et disculpé des calomnieuses imputations de l’historien de za vie ; Trad. de HollandoisCologne [fing.]; [Leipzig] : Marteau, 1762
9. Den oorlogszwerver of het leven van den Grave van Tottleben : Eertyds Kollonel in dienst van de Staten Generaal der Vereinigde Nederlanden; en laatst Lt. Generaal van de Legers van Hau Rus. Keyr: Maj: …Te Zalt-Bommel, 1761
10. Kessel, Eberhard: Tottlebens Verrat, in: Militärgeschichte und Kriegstheorie in neuerer Zeit: ausgewählte Aufsätze / Herausgegeben und eingeleitet von Johannes Kunisch, Duncker und Humblot, Berlin 1987 (Reihe: Historische Forschungen; Bd. 33)
11. Kneschke, Ernst Heinrich, Prof. Dr.: Neues allgemeines Deutsches Adels-Lexicon im Vereine mit mehreren Historikern herausgegeben von Prof. Dr. Ernst Heinrich Kneschke, unveränderter Abdruck des im Verlage von Friedrich Voigt zu Leipzig 1859—1870 erschienenen Werkes, Band IX, Verlag Degener&Co., Inhaber Oswald Spohr, Leipzig 1930
12. Коробков, Николай Михайлович (ред.):Семилетняя война, Москва 1948
13. Масловский, Дмитрий Федорович: Русская армия в Семилетнюю войну, Выпуск 3, Типография В. Березовского, Москва 1891
14. Репинский, Г. К.: Граф Готтлоб-Курт-Генрих Тоттлебен в в 1715—1763 гг. Материалы для биографии, в : «Русская старина» за октябрь 1888 г., июнь, сентябрь и октябрь 1889 г. (выпуски LX, LXII, LXIII, LXIV)
15. Потто В. А. Кавказская война, том 1, Центрполиграф, Москва 2006
16. Прозоровский, А. А.:Записки генерал-фельдмаршала князя Александра Александровича Прозоровского (1756—1776), Редакция альманаха «Российский архив», Москва 2004
17. Горбовский, Александр, Семёнов, Юлиан: Без единого выстрела. Из истории российской военной разведки, Молодая гвардия, Москва 1983

Ссылки

• [syw-cwg.narod.ru/Brl_60_doc4.html Текст Реляции генерал-майора Тотлебена о занятии Берлина в октябре 1760 года на сайте, посвящённом Семилетней войне]

Отрывок, характеризующий Тотлебен, Готтлоб Курт Генрих

В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.