Гохман, Елена Владимировна
Поделись знанием:
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
| Елена Владимировна Гохман | |||
 Фото зимой 1991 года. Саратов. | |||
| Основная информация | |||
|---|---|---|---|
| Дата рождения | |||
| Место рождения | |||
| Дата смерти |
17 сентября 2010 (74 года) | ||
| Место смерти | |||
| Страна | |||
| Профессии | |||
| Сотрудничество | |||
| Награды |
| ||
| [gohman-ev.ru/ Сайт композитора Елены Гохман] [sarcons.ru/new/index.php/goxman.344.html Е.Гохман на сайте СГК им.Собинова] | |||
Елена Владимировна Гóхман (29 ноября 1935, Саратов — 17 сентября 2010, Саратов) — советский и российский композитор, педагог, профессор. Заслуженный деятель искусств РФ (1994), Лауреат Государственной премии РСФСР имени М. И. Глинки.
Содержание
Биография
За исключением времени учёбы в Московской консерватории, где среди её педагогов были народные артисты СССР Ю. А. Шапорин и Р. К. Щедрин, всю жизнь провела в Саратове.
С 1962 года преподавала на кафедре теории музыки и композиции Саратовской консерватории, являлась её профессором. В творчестве испытывала преимущественное тяготение к сочинениям камерного плана и чаще всего на той или иной литературной основе. Поэтому длительное время наиболее значительными вехами для неё становились произведения, импульсы для которых она получала от таких близких ей по духу личностей, как А.П. Чехов (камерные оперы «Цветы запоздалые» и «Мошенники поневоле» — поставлены на Саратовском телевидении), М. Цветаева (вокальные циклы «Бессонница» и «Благовещенье»), Федерико Гарсиа Лорка (камерная оратория «Испанские мадригалы»).
Тем не менее, особенно с начала 1990-х годов, самых серьёзных результатов она добивается и в таких крупных жанрах, как развёрнутая инструментальная композиция (концерт для оркестра «Импровизации», Партита для двух виолончелей и камерного оркестра), оратория (библейские фрески для солистов, хора и оркестра «Ave Maria», вокально-симфонические медитации «Сумерки», духовные песнопения «И дам ему звезду утреннюю…»), большое музыкально-театральное полотно (балет «Гойя», поставленный на сцене Саратовского оперного театра). Неизменными качествами её творчества являются органичное сочетание традиционных и авангардных приёмов композиторского письма, высокая духовность, красота и проникновенный лиризм художественного высказывания.
Награды и премии
- Государственная премия РСФСР в области музыкального искусства (1991) — за вокальный цикл «Бессонница» на стихи М. Цветаевой[1]
- заслуженный деятель искусств РФ (1994)[2].
Краткий список произведений
| Год | Название | Названия частей, примечания. |
|---|---|---|
| 1959 | К Родине Вокальный цикл для баса и фортепиано на стихи Назыма Хикмета |
1. К Родине 2. Колыбельная |
| 1960 | Соната для фортепиано | I. Allegro agitato II. Andante |
| 1961 | Разлука приносит покой Вокальный цикл для баритона и фортепиано на стихи Рабиндраната Тагора |
1. Что за мотив в моей душе… 2. Я помню… |
| 1962 | Концерт для фортепиано с оркестром | I. Allegro ma non troppo II. Andante |
| 1967 | Трио для скрипки, виолончели и фортепиано | I. Allegro agitato. II. Sostenuto |
| 1969 | Соната для скрипки и фортепиано | Одночастная |
| 1971 | Соната для альта и фортепиано | Одночастная |
| 1972 | Пять хоров на стихи А.Блока Для хора без сопровождения |
1. Ярким солнцем, синей далью… 2. Травы спят красивые… |
| 1975 | Испанские мадригалы Камерная оратория для сопрано, баритона, женского хора и инструментального ансамбля на стихи Федерико Гарсиа Лорки |
1. Прелюдия 2. Колокола Кордовы |
| 1976 | Три вокальные миниатюры для сопрано, флейты и фортепиано на стихи поэтов Возрождения |
1. Сонет (стихи Ф.Петрарки) 2. Канцона (стихи Д.Бокаччо) |
| 1977 | Баррикады Вокально-симфоническая фреска для баса, хора и оркестра на стихи русских революционных поэтов |
|
| 1978 | Импровизации Концерт для симфонического оркестра |
I. Интрада II. Элегия |
| 1978 | Триптих для камерного оркестра |
I. Хорал II. Интермеццо |
| 1979 | Цветы запоздалые Одноактная камерная опера |
Либретто А.Романовой и М.Чернышева по мотивам одноименной повести А. П. Чехова. Действующие лица: |
| 1981 | Гренада Вокально-симфоническая баллада для хора, струнных и ударных на стихи М.Светлова |
|
| 1981 | Квинтет-буфф для медных духовых инструментов |
I. Увертюра II. Вариация |
| 1982 | Лирическая тетрадь Вокальный цикл для меццо-сопрано и камерного оркестра |
1. Колыбельная (стихи А.Ахматовой) 2. Гальярда (стихи А.Ахматовой) |
| 1983 | Мелодия и Арабеска для виолончели и фортепиано |
|
| 1983 | Последние строфы Вокальный цикл для тенора и фортепиано на стихи Ф.Тютчева |
1. Прощальный свет 2. Ночная звезда |
| 1984 | Мошенники поневоле Одноактная камерная опера |
Либретто А.Демченко и М.Чернышева по мотивам одноимённого рассказа А. П. Чехова. Действующие лица: |
| 1984 | Три романса для меццо-сопрано, виолончели и фортепиано на стихи Н.Асеева |
1. Свет мой оранжевый 2. Твои шаги |
| 1985 | Сонатина-парафраза для фортепиано и ударных |
I. Бетховен |
| 1985 | Три песни для тенора и фортепиано на стихи русских поэтов |
1. Когда я был любим (стихи В.Жуковского) 2. Проходят часы за часами (стихи А.Апухтина) |
| 1985 | Семь эскизов для фортепиано |
I. Semplice (Эпиграф) II. Con moto (Эпиталама) |
| 1988 | Бессонница Вокальный цикл для сопрано и фортепиано на стихи Марины Цветаевой |
1. Воспоминанье 2. Ах, если бы двери настежь… |
| 1990 | Благовещенье Вокальный цикл для сопрано и фортепиано на стихи русских поэтов начала XX века |
1. Красною кистью (стихи) 2. Душа не уснёт в покое (стихи М.Цветаевой) |
| 1991 | Три посвящения для сопрано, хора и органа |
1. Молитва (слова А. Куприна) 2. Аве, Оза (стихи А. Вознесенского) |
| 1992 | Вариации (Из детских воспоминаний) Для виолончели и фортепиано |
|
| 1996 | Гойя Балет в двух действиях, семи картинах с прологом и эпилогом |
Либретто А.Демченко по мотивам одноимённого романа Л.Фейхтвангера. Действующие лица:
Франсиско Гойя, художник |
| 2000 | Ave Maria Библейские фрески для солистов хора и оркестра |
|
| 2003 | Сумерки Вокально-симфонические медитации для солистов, хора и оркестра |
|
| 2005 | И дам ему звезду утреннюю… Духовные песнопения для мужского хора и камерного оркестра |
Библиография
ОСНОВНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ О ТВОРЧЕСТВЕ Е. В. ГОХМАН.
- Христиансен Л. Волга — наша песня // Коммунист (Саратов). 1966, 14 апреля.
- Гейлиг М., Манжора Б. Звучит над Волгой музыка // Волга. 1966, № 9.
- Демченко А. Аккорды современности // Заря молодежи. 1972, 18 апреля.
- Гейлиг М., Христиансен Л. Творческие достижения // Комму-нист. 1975, 15 апреля.
- Манжора Б. Постигая современность // Волга. 1976, № 3.
- Христиансен Л. Знакомство с новыми сочинениями // Комму-нист. 1976, 18 декабря.
- Манжора Б. Отражая образ времени // Коммунист. 1977, 11 мая.
- Манжора Б. Композиторы-волжане — своим землякам // Советская му¬зыка. 1978, № 1.
- Головченко Н. Исчезают ученичества следы // Заря молодежи. 1978, 23 мая.
- Христиансен Л. Слушая время // Коммунист. 1978, 3 сентября.
- Бернандт Г., Ямпольский И. Советские композиторы и музыковеды. Т. 1.- М. 1978.
- Вишняков Ю. Успехи, проблемы, мнения // Советская музыка. 1979, № 4.
- Демченко А. Музыка революции. Саратов, 1979.
- Христиансен Л. Как советские композиторы слышат музыку стихов Гарсиа Лорки // «Классика и современность». Л., 1983.
- Христиансен Л. В творческом поиске. // Коммунист. 1986, 7 января.
- Манжора Б. Отчитываются композиторы // Коммунист. 1986, 12 марта.
- Селянин А. Композитор Елена Гохман // Журнал международ-ной гиль¬дии трубачей. 1986, № 3.
- Манжора Б. Москва слушает саратовцев // Коммунист. 1986, 7 декабря.
- Демченко А. Две исповеди // Коммунист. 1989, 23 февраля.
- Союз композиторов РСФСР между съездами (1984—1989). М., 1989.
- Христиансен Л. «Цветы запоздалые» // Коммунист. 1989, 3 декабря.
- Христиансен Л. Отчет за полвека // Коммунист. 1990, 24 марта.
- Юферова 3. Саратовские музыканты // Красное знамя (Харь-ков). 1990, 14 марта.
- Массин Ю. Куда плывет наш пароход? // Коммунист. 1990, 22 августа.
- Смолянский С. Музыка из Саратова // Дубна. 1991, 16 января.
- Массин Ю. Саратовская музыка в столице // Коммунист. 1991, 21 февраля.
- Чернышов М. «Одно лишь сердце знает…» // Коммунист. 1991, 2 июля.
- Христиансен Л. Подводя итоги // Советская музыка. 1991, № 10.
- Демченко А. У времени в плену (Монография о творчестве Е. В. Гохман). Саратов, 1991.
- Киреева А. Но пораженья от победы… // Саратовские вести. 1992, 5 февраля.
- Христиансен Л. Цветы запоздалые // Саратов. 1992, 4 марта.
- Демченко А. Запоздалые «Цветы запоздалые» // Саратов. 1993, 15 июня.
- Манжора Б. Музыкальный писатель Чехов // Саратовские вес-ти. 1993, 22 мая.
- Свищева Н. Оперные мечтания // Саратов. 1993, 15 июня.
- Христиансен Л. «Мошенники поневоле» // Саратовские вести. 1994, 26 апреля.
- Столярова Т. «Гойя» Елены Гохман // Саратов. 1997, 27 ноября.
- Демченко А. Спектакль состоялся // Труд. 1997, 28 ноября.
- Акишин В. Станцуем ЖЗЛ? // Саратовские вести. 1997, 4 декабря.
- Аршинова Н. «Ах, любовь, любовь!» // Саратовская мэрия. 1997, 18 декабря.
- Лайкиск М. Балет «Гойя» можно смотреть и слушать — как вам угодно // Известия Поволжья. 1997, № 44.
- Григорьева А. Камерно-вокальная музыка — поиски и обретения // Музыкальная академия. 1997, № 2.
- Григорьева А. «Бессонница» // История музыки народов СССР. Т. VII, вып. 2. М., 1997.
- Демченко А. Любовь и творчество против ударов судьбы // Балет. 1998, № 7.
- Христиансен Л. Творчество Е. Гохман и метареализм // Фило-софия. Метафизика. Язык. Саратов, 1998.
- Иванова Е. В призвании — спасение себя // Неделя области. 2002, 27 ноября.
- Кивалова Л. «Испанские мадригалы» по-саратовски // Саратов. 2002, 27 декабря.
- Немкова О. О некоторых тенденциях постмодерна (на примере Библейских фресок «Ave Maria» Е. Гохман) // Музыкальное произведение: Вопросы анализа. Тамбов, 2002.
- Топоркова Л. Новое обращение к Чехову // Российская музыкальная газета. 2004, № 2.
- Немкова О. «Ave Maria» Елена Гохман в контексте отечествен-ной духовной музыки рубежа XXI столетия // Традиции художественного образования и воспитания. Саратов, 2004.
- Топоркова Л. Стою перед стеной // Репортёр. 2004, 14 января.
- Демченко А. Навстречу юбилею // Музыкальный Саратов. 2005, № 1.
- Цапкова М. Заметки хормейстера // Музыкальный Саратов. 2005, № 1.
- Демченко А. К вопросу о творческом потенциале российской периферии // Музыка в современном мире. Тамбов, 2005.
- Алов А. «И дам ему звезду утреннюю…» // Коммунист. 2005, 8 декабря.
- Кан Т. О моём друге // Рампа. 2005, № 4.
- Вишневская Л. Юбилей негубернского масштаба // Саратовская областная газета. 2005, 13 декабря.
- Демченко А. Елена Гохман. К 70-летию со дня рождения (буклет). Саратов, 2005.
- Липчанская Е. Творческое половодье // Музыкальное обозрение. 2005, № 12.
Напишите отзыв о статье "Гохман, Елена Владимировна"
Примечания
- ↑ Постановление Правительства Российской Федерации от 26 декабря 1991 г. № 66 «О присуждении Государственных премий РСФСР 1991 года в области литературы и искусства»
- ↑ Елене Гохман посвящается. К 70-летию со дня рождения. Саратов, издательство СГК, — 2005 г. ISBN 5-94841-033-1
Ссылки
- [sarcons.ru/new/index.php/goxman.344.html О Гохман Е. В. на сайте Саратовской консерватории]
- [musstudent.ru/biblio/105-personalii/gohman-e-v.html Статьи о творчестве Е.В. Гохман]
- [musstudent.ru/music/223-elena-vladimirovna-gohman.html Музыка и видеозаписи, ноты произведений Е.В. Гохман]
- [gohman-ev.ru Музыка и видео произведенией Гохман.]
Отрывок, характеризующий Гохман, Елена Владимировна
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
Категории:
- Родившиеся 29 ноября
- Родившиеся в 1935 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Саратове
- Умершие 17 сентября
- Умершие в 2010 году
- Умершие в Саратове
- Музыканты по алфавиту
- Композиторы по алфавиту
- Композиторы СССР
- Композиторы России
- Композиторы XX века
- Педагоги по алфавиту
- Музыкальные педагоги СССР
- Музыкальные педагоги России
- Лауреаты Государственной премии РСФСР имени М. И. Глинки
- Заслуженные деятели искусств Российской Федерации
- Академические музыканты СССР
- Академические музыканты России
- Выпускники Московской консерватории
