Гоциридзе, Михаил Давидович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Давидович Гоциридзе
груз. მიხეილ დავითის ძე გოცირიძე
Место рождения:

с. Хотеви, Рачинский уезд,
Кутаисская губерния,
Российская империя

Гражданство:

СССР СССР
Россия Россия

Место смерти:

Дзержинск,
Нижегородская область,
Россия

Супруга:

Евдокия Гоциридзе

Дети:

Юрий Гоциридзе, Маргарита Магарил (Гоциридзе), Нина Гоциридзе, Галина Новикова (Гоциридзе)

Награды и премии:
Внешние изображения
[niznov-nekropol.ucoz.ru/_si/4/s78073537.jpg Надгробный памятник]

Михаи́л Дави́дович Гоцири́дзе (груз. მიხეილ დავითის ძე გოცირიძე; 19051993) — советский деятель промышленности, директор завода. Руководил Дзержинским заводом им. Я. М. Свердлова с 1953 по 1960 год.





Биография

Родился 21 февраля 1905 года в селе Хотеви Рачинского уезда Кутаисской губернии (ныне Амбролаурского муниципалитета края Рача-Лечхуми и Квемо-Сванети Грузии) в семье крестьян-середняков.

В 1926 году окончил Тифлисский химико-технологический техникум, затем работал на химзаводах Рязанской области и Москвы.

В 1930 году приехал в Дзержинск в Нижегородском крае и устроился в 7-й цех завода № 80. В этом цехе прошёл путь от сменного инженера до заместителя начальника цеха и в 1939 году был назначен начальником цеха № 3, где проработал в этой должности до 1944 года. В войну завод выполнял ответственные задания Государственного комитета обороны.

В 1944 году Гоциридзе назначили главным инженером завода, а в 1953 году — директором. При его непосредственном участии в 1956 году на базе цеха № 3 был организован новый цех по сборке стиральных машин «Ока», которая благодаря простоте и надёжности конструкции, быстро завоевала себе прочное место на рынке отечественных товаров народного потребления в СССР.

Дзержинский завод во время директорства Гоциридзе шефствовал над городским домом ребёнка № 2[1].

В 1960 году М. Д. Гоциридзе был назначен начальником Управления химии Волго-Вятского совнархоза. Он курировал родное предприятие, часто бывал на строящихся производствах и после ликвидации управления в 1965 году ушёл на пенсию.

Умер 28 сентября 1993 года на 89-м году жизни, похоронен на Новом городском кладбище Дзержинска.

Родные братья:


Награды и звания

Напишите отзыв о статье "Гоциридзе, Михаил Давидович"

Примечания

  1. [ddrd.ru/ Дзержинский дом ребёнка №2]
  2. [www.opentextnn.ru/history/rushist/sovigu/nnpart/nnobkom/agenda/buro/?id=3736 Заседание бюро от 12 января 1965 г. (протокол № 3)]

Ссылки

  • [niznov-nekropol.ucoz.ru/index/gociridze_m_d/0-874 Гоциридзе М. Д. // Нижегородский некрополь]
  • [www.proza.ru/2011/09/02/404 Сафронов В. М. Генерал боеприпасов // Проза.ру]

Отрывок, характеризующий Гоциридзе, Михаил Давидович

– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.