Гоц, Михаил Рафаилович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Рафаилович Гоц
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Михаи́л Рафаи́лович Гоц (Мойше Гоц; 1866, Москва — 1906, Берлин) — российский политический деятель; брат Абрама Рафаиловича Гоца.





Биография

Родился в семье Рафаила Абрамовича Гоца и Фрейды Вульфовны Высоцкой. Внук известного московского чайного предпринимателя Вульфа Янкелевича Высоцкого.

Народоволец с 1884 года. За революционную деятельность в 1886 году арестован и сослан в Сибирь. Во время якутских беспорядков был ранен и отправлен с другими 20 поселенцами на каторгу. В эмиграции с 1900 года. Один из организаторов Партии эсеров, член заграничного ЦК, создатель устава «Боевой организации эсеров». Поддерживал газету «Революционная Россия» и журнал «Вестник русской революции».

Борис Савинков вспоминал

Он, тяжко больной, уже не вставал с постели. Лежа в подушках и блестя своими черными юношескими глазами, он с увлечением расспрашивал меня о всех подробностях дела Плеве. Было видно, что только болезнь мешает ему работать в терроре: он должен был довольствоваться ролью заграничного представителя боевой организации... Официально роль Гоца в терроре, как я выше упомянул, ограничивалась заграничным представительством боевой организации. На самом деле она была гораздо важнее. Не говоря уже о том, что и Гершуни и Азеф советовались с ним о предприятиях, ― мы, на работе в России, непрерывно чувствовали его влияние. Азеф был практическим руководителем террора, Гоц ― идейным. Именно в его лице связывалось настоящее боевой организации с ее прошедшим. Гоц сумел сохранить боевые традиции прошлого и передать их нам во всей их неприкосновенности и полноте. Благодаря ему, имя нам лично неизвестного Гершуни было для нас так же дорого, как впоследствии имена Каляева и Сазонова. Для членов боевой организации, знавших Гоца за границей, он был не только товарищ, он был друг и брат, никогда не отказывавший в помощи и поддержке. Его значение для боевой организации трудно учесть: он не выезжал в Россию и не работал рука об руку с нами. Но, мне думается, я не ошибусь, если скажу, что впоследствии его смерть была для нас потерей не менее тяжелой, чем смерть Каляева

[1].

Иван Каляев, обрёл в Гоце идейного наставника[2]. Именно Гоц подготовил его к покушению на великого князя Сергея Александровича, считая последнего виновным в выселении из Москвы нелегально проживавших там евреев[3].

Умер после операции опухоли спинного мозга в Берлине 26 августа 1906 года. Погребён в Женеве 3 сентября 1906 года.

Семья

Был женат на Вере Самойловне Гассох. Сестра — Розалия Рафаиловна Гоц, была замужем за статским советником, адвокатом Матвеем Владимировичем (Мордухом Вульфовичем) Поузнером (1869—1916), членом Совета и директором Русского торгово-промышленного банка, членом правлений Общества цементных заводов «Гранулит», Донецко-Грушевского общества каменноугольных и антрацитных копей, товарищества Сергинско-Уфалейских горных заводов. Его брат — журналист и общественный деятель Соломон Владимирович Познер (1876—1946, отец писателя Владимира Познера); другой брат — Александр Владимирович Познер (1875 — после 1941), основатель и совладелец товарищества «Григорий Вейнберг и Александр Познер, инженеры» в Санкт-Петербурге, дед телеведущего Владимира Познера и востоковеда Павла Познера. Сестра, Вера Вульфовна Поузнер (1871—1952), была замужем за адвокатом и общественным деятелем Л. М. Брамсоном.

Напишите отзыв о статье "Гоц, Михаил Рафаилович"

Примечания

  1. Савинков Б. В. [az.lib.ru/s/sawinkow_b_w/text_0010.shtml Воспоминания террорриста]. — М.: Политиздат, 1990. — 432 с. — ISBN 5-7020-0175-3.
  2. Кошель П. А. [www.big-library.net/?act=bookinfo&book=70307 История российского терроризма]. — М.: Голос, 1995. — С. 305. — 376 с. — ISBN 5-7117-0111-8.
  3. [jhistory.nfurman.com/zion/maor15.htm Сионизм в России до Герцля]. История сионистского движения. История сионизма.

Ссылки

  • [www.eleven.co.il/article/11291 Михаил Гоц] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  • [ldn-knigi.lib.ru/R/Tshernow.htm В. М. Чернов. В партии социалистов-революционеров. Воспоминания о восьми лидерах. Спб, 2007]

Отрывок, характеризующий Гоц, Михаил Рафаилович

– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала: