Гощинский, Северин
| Северин Гощинский | |
| Seweryn Goszczyński | |
 Северин Гощинский | |
| Имя при рождении: |
Seweryn Goszczyński |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Ильинцы Киевская губерния , теперь Ильинецкого района Винницкой области, Украина, |
| Дата смерти: |
25 февраля 1876 (74 года) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: | |
| Направление: | |
| Жанр: | |
Северин Гощинский (польск. Seweryn Goszczyński) (родился 4 ноября 1801 года в городке Ильинцы (ныне город Винницкой области) — умер 25 февраля 1876 в г. Львове) — польский общественный деятель, борец за независимость, писатель и поэт польского романтизма, видный представитель польско-украинской школы писателей.
Биография
Первоначальное образование Гощинский получил в родительском доме и в приходском училище в Ильинцах, где одним из его товарищей был, впоследствии, польский и украинский поэт, один из представителей польской украинской школы Фома Падура. Оба они позже продолжили учебу и в Виннице. Учился Гощинский в винницкой и уманской гимназиях. В конце ноября 1815 года семья Гощинских отправились на Смелянщину, а оттуда — в Умань на Черкащине, которая сыграла в жизни поэта важную роль. В этом городе он получил образование, написал первое произведение «Dumy na gruzach ojczyzny» и романтическую поэму «Zamek kaniowski»(«Каневский замок»), которая вызвала бурю восторга у романтиков.
Здесь в Умани образовалась литературная группа, в которую вошли три польских поэта, влюбленные в украинскую тематику, мечтавшие о создании оригинальной народной литературы: Антоний Мальчевский , Богдан Залесский и сам Северин Гощинский.
В Морозовичах на Волыни, спустя несколько лет, Северин Гощинский создал своё второе крупное сочинение на украинскую тему — поэтическую повесть «Вернигора».
В 1820 г. по окончании гимназии он отправился в Варшаву, где сотрудничал с местными газетами. Тогда же под влиянием Байрона Гощинский решает отправиться на поддержку восставшей Греции, но из-за недостатка средств его план не был реализован.
До 1828 г. поэт ведет скитальческую жизнь на Украине, проводя время частью у своего приятеля Михаила Грабовского, частью в домах других польских помещиков, у которых он вынужден был просить приюта и помощи.
В 1830 принял деятельное участие в польском восстании 1830 г. С. Гощинский взялся за оружие среди самых первых: он находился в числе тех восемнадцать смельчаков, которые с намерением убить великого князя Константина Павловича первыми ворвались в Бельведерский дворец в Варшаве и овладели им, тем самым подав сигнал к развитию восстания.
В 1831 г. он был адъютантом у военного министра Ф. Моравского. В это время им написано много стихотворений революционного содержания. После капитуляции Варшавы Гощинский перешел с остатками польских войск прусскую границу и направился в Галицию. Здесь поэт пишет поэму из народной жизни «Sobotka», устраивает в Галиции тайное общество «Союз 21-го» («Związek dwudziestu jeden»), имевшее целью демократизовать польское общество. Жил в Галиции Гощинский полулегально, скрываясь у разных панов.
На протяжении следующих семи лет поэт совмещал конспиративную деятельность с литературной, хоть писать удавалось немного. Из-под его пера выходят лирические поэзии, поэма «Собутка», литературно-критические статьи, а после поездки в горы он выдает блестящий «Дневник путешествия к Татр».
В Кракове и во Львове продолжает свою агитационную деятельность, пока, наконец, обстоятельства вынуждают Гощинского эмигрировать во Францию, где несколько лет он сотрудничает в польской эмигрантской периодике.
Здесь он пишет повести: «Anna z Nabrzeza», «Oda», «Straszny strzelec» и «Król Zamczyska», последняя очень высоко ставится польской критикой.
С 1838 года поэт был вынужден жить во Франции, где чуть не умер с голоду. Перенес немало тяжелых ударов судьбы. Ностальгия и новые разочарования надломили бурную энергию Гощинского . Вместе с А. Мицкевичем и Ю. Словацким поэт впадает в мистицизм, открыто отказывается от всех демократических «увлечений».
С. Гощинский дожил в Париже до франко-прусской войны и вынес все ужасы осады Парижа. Находился на пороге голодной смерти, но чудом её избежал. Узнав об этом, родственники и друзья из Галичины, которые хорошо помнили его прежние заслуги, в 1872 г. забрали его во Львов, где обеспечили скромную, но спокойную старость. Через четыре года автора «Каневского замка» не стало.
25 февраля 1876 года во Львове он умер и был похоронен на Лычаковском кладбище.
Источники
- Арабажин К. И. Гощинский, Северин // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [monika.univ.gda.pl/~literat/autors/goszcz.htm Seweryn Goszczyński] en
- [www.goszczynski.nowytarg.pl/ I Liceum Ogólnokształcące w Nowym Targu im. Seweryna Goszczyńskiego]
- [www.biblionetka.pl/ks.asp?id=8088 Opis «Króla zamczyska» na biblionetka.pl]
Напишите отзыв о статье "Гощинский, Северин"
Отрывок, характеризующий Гощинский, Северин
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
