Крымов, Афанасий Гаврилович (Го Шаотан)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Го Шаотан»)
Перейти к: навигация, поиск
Афанасий Гаврилович Крымов
郭肇堂
Имя при рождении:

Го Шаотан

Псевдонимы:

А. Г. Афанасьев, Евгений Куо

Дата рождения:

1905(1905)

Место рождения:

село Чжоухань, провинция Чжэцзян, Китай[1]

Дата смерти:

1988(1988)

Место смерти:

Москва

Гражданство:

СССР СССР

Образование:

КУТВ

Основные идеи:

коммунизм

Род деятельности:

революционер, историк-китаевед

Афана́сий Гаври́лович Кры́мов (публиковался под псевдонимом Евгений Куо[2], настоящие имя и фамилия — Го Шаотан, кит. 郭肇堂, 19051988) — российский китаевед и историк, доктор исторических наук, сотрудник Коминтерна и китайский революционер. Политэмигрант.





Биография

Родился в селе Чжоухань провинции Чжэцзян на Юге Китая в бедной крестьянской семье. В 11 лет начал зарабатывать на жизнь. В 1922 г. стал литографским рабочим в одной из шанхайских школ, которую одновременно посещал в качестве вольнослушателя. В 1924 году вступил в ряды КСМ Китая. Комсомол рекомендовал его на работу в издательство Шанхайского университета, которым в ту пору фактически руководили китайские коммунисты.

В 1925 г. Го Шаотан — член КПК, активно работает в партийной печати, становится одним из руководителей грандиозных выступлений шанхайских пролетариев и студентов, известных в истории китайской революции 1925—1927 гг. как «движение 30 мая 1925 года» Преследуемый за активное участие в революционной деятельности, он по решению ЦК КПК направляется в конце 1925 года в Москву на учебу в Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ), где учится до 1927 г., а затем возвращается в Китай. В 1928 году после поражения революции КПК вновь направляет его на учебу в Москву.

В ноябре 1928 года Го Шаотан вступает в ряды ВКП(б) и направляется Секретариатом ИК Коминтерна (ИККИ) и ЦК ВКП(б) на учебу в Институт красной профессуры (ИКП). В 1934 г. А. Г. Крымов заканчивает историко-партийное отделение ИКП с присвоением ему звания кандидата исторических наук.

Одновременно с учебой А. Г. Крымов ведет и партийную работу: с 1929 года он является сотрудником представительства ЦК КПК при ИККИ, преподает в Международной ленинской школе, в КУТВе и КУТКе, входит в Большую редакцию журнала «Коммунистический интернационал», редактирует китайское издание журнала, является членом редколлегии по изданию произведений В. И. Ленина на китайском языке. В 1932 г. — инструктор ЦК ВКП(б) по Дальнему Востоку, а также член бюро Отдела по работе в деревне. Сотрудник Международного Аграрного института (1930—1932).

В 1934 г. решением ЦК ВКП(б) А. Г. Крымов передан в распоряжение ИККИ и назначен помощником заведующего сектором Восточного секретариата Коминтерна. В 1935 г. принимает участие в работе VII Конгресса Коминтерна в качестве делегата от компартии Китая вместе с Кан Шэном. После Конгресса работает в аппарате Георгия Димитрова, у которого он стал референтом по китайскому вопросу и его политсекретарем. С мая 1937 по март 1938 г. Крымов работал заместителем заведующего научным отделом НИИ Национально-колониальных проблем и участвовал в подготовке коммунистов стран Востока.

Арест, заключение, реабилитация

К моменту ареста 23 марта 1938 г. работал в НИИНКП. На допросах подвергался пыткам, из него выбивал показания следователь Александр Лангфанг. 27 апреля 1939 года ВК ВС СССР осужден на 15 лет ИТЛ (ст. 58-1, ч. 1 и 58-11 УК РСФСР).

Отбывал срок в Норильлаге, а затем до 20 марта 1953 г. в Горлаге (Норильск). После окончания срока до 13 ноября 1954 года находился в ссылке там же в Норильске в Красноярском крае. Определением ВК ВС СССР от 6 октября 1954 г. приговор от 27 апреля 1939 года отменен и дело прекращено «за недостаточностью улик». 13 октября 1956 г. дело пересмотрено повторно и реабилитирован «за отсутствием состава преступления».

После реабилитации

В 1955 г. А. Г. Крымов стал научным сотрудником Института востоковедения (ИВ АН СССР).[1], а затем в 1967 г. — заведующим сектором государственного строительства Китая вновь образованного Института китаеведения АН СССР. В 1962 г. защитил докторскую диссертацию по теме «Общественная мысль и идеологическая борьба в Китае. 1917—1929 гг.» С 1970 по 1988 г. Крымов работал консультантом Отдела Китая ИВ АН СССР. С 1974 г. — персональный пенсионер союзного значения.

Труды

  • (Куо Жа-тон). Новое в политике китайской контрреволюции // КИ. 1928. № 48. С. 7-17;
  • (Евг. Куо). Кризис в стане китайской контрреволюции // Большевик 1929. № 21. С. 74-86;
  • За советский Китай. М., 1931;
  • Аграрный вопрос в современном Китае // Аграрный вопрос на Востоке. М., 1931. С. 49-95;
  • Аграрная программа и аграрная политика китайской компартии в советском Китае // Аграрный вопрос и современное крестьянское движение. Вып. 1. М., 1935. С. 52-66;
  • (Куо Шао-тан). Развитие народного образования, науки и культуры в КНР // СВ. 1956. № 5. С. 89-95;
  • Философские взгляды Лян Шу-мина // ВФ. 1957. № 1. С. 128—136;
  • Общественная мысль и идеологическая борьба в Китае в 1917—1927 гг.:
  • Автореферат дисс. на соиск. уч. степ. докт. ист. наук. М., 1962;
  • Последняя поездка Сунь Ят-сена // Сунь Ят-сен. 1866—1966. М., 1966. С. 289—309;
  • Дискуссия о докапиталистических отношениях в Китае в 20-30-х гг. // Проблемы докапиталистических обществ в странах Востока. М., 1971. С. 95-126;
  • Общественная мысль и идеологическая борьба в Китае (1900—1917). М., 1972; (Го Шао-тан).
  • Го Шаотан (Крымов А. Г.) Историко-мемуарные записки китайского революционера. М.: Наука. Гл. ред. вост. лит., 1990.

Напишите отзыв о статье "Крымов, Афанасий Гаврилович (Го Шаотан)"

Примечания

  1. 1 2 [memory.pvost.org/pages/krimov.html ЛЮДИ И СУДЬБЫ]. memory.pvost.org. Проверено 13 августа 2016.
  2. Евг. Куо. Кризис в стане китайской контрреволюции // Большевик : журнал. — 1929. — № 21. — С. 74–86;.

Литература

  1. Сухарчук Г. Д. Ученый-интернационалист: (А. Г. Крымов — Го Шаотан) // Проблемы Дальнего Востока. 1989, № 5. С. 125—133.


Отрывок, характеризующий Крымов, Афанасий Гаврилович (Го Шаотан)


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.