Грабар, Андрей Николаевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Грабар Андрей Николаевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Николаевич Грабар
André Grabar
Дата рождения:

26 июля (8 августа) 1896(1896-08-08)

Место рождения:

Киев, Российская империя

Дата смерти:

5 октября 1990(1990-10-05) (94 года)

Место смерти:

Париж

Научная сфера:

история искусства

Андрей Николаевич Грабар (1896—1990) — историк средневекового и византийского искусства.

Родившись на Украине и получив образование в Российской империи, большую часть своей жизни он провёл во Франции и США и все его труды написаны по-французски. Грабар считается одним из основоположников изучения византийского искусства и икон XII века. Член Академии надписей и изящной словесности Франции (1955), Болгарской академии наук (1969) и ряда других академии.

Его сын Олег Грабар (англ.) также известный историк, специалист по истории средневекового исламского искусства.





Биография

Андрей Грабар родился 26 июля [8 августа1896 года[1] в семье юриста и сенатора Николая Степановича Грабара. Его мать, Елизавета Ивановна, происходила из семьи баронов Притвиц, одним из её предков был фельдмаршал Иван Дибич. После окончания в 1914 году киевской гимназии Грабар отправился добровольцем на фронт в Галицию, однако вскоре был демобилизован по причине болезни. Поступив в Киевский университет на историко-филологический факультет, он перевёлся через год в университет Петрограда, куда семья переехала после того, как отец получил новое назначение. Там он примкнул к школе Н. П. Кондакова, занимался в семинаре его старшего ученика Д. В. Айналова. После Февральской революции Грабару пришлось покинуть Петроград. Сначала он вернулся в Киев, а затем отправился в Одессу, где в то время преподавал Кондаков и там закончил курс. В январе 1920 он покинул город и вместе с матерью отправился в Варну, Болгария.

В Болгарии Грабар работал в Археологическом музее (англ.) в Софии, руководители которого, Андрей Протич (болг.) и Богдан Филов помогали ему с поездками по стране. Там он познакомился со своей будущей женой, Юлией Ивановой. В октябре 1922 Грабар переехал в Страсбург, где ему было предложено место преподавателя русского языка в местном университете; там же он защитил докторскую диссертацию. В 1928 году семья получила французское гражданство, а в 1929 и 1933 годах родились сыновья Олег и Николай. В это время была написана его книга «Император в византийском искусстве», вышедшая в 1936 году. Книга произвела сильнейшее впечатление на научную общественность. Вскоре автор получил от патриарха французской византинистики Габриэля Милле (фр.) предложение занять его место в École pratique des hautes études (англ.).

В 1938 году Грабар переехал в Париж, где плодотворно занимался исследованиями; перипетии Второй мировой войны его не коснулись. В течение многих лет он прослужил профессором византийской археологии в Коллеж де Франс, а в 1958 году он переехал в США, где стал одной из центральных фигур Думбартон-Окс.

Труды

  • La peinture religieuse en Bulgarie, Paris: P. Geuthner, 1928
  • Byzantine Painting: Historical and Critical Study, Geneva: Skira, 1953
  • Early Medieval Painting from the Fourth to the Eleventh Century: Mosaics and Mural Painting, New York: Skira, 1957
  • Ampoules de Terre Sainte (Monza, Bobbio), Paris, C. Klincksieck, 1958. Now the standard monograph, with 61 photographs and 70 pages of commentary. (See Leroy review, below.)
  • Romanesque Painting from the Eleventh to the Thirteenth Century, New York: Skira, 1958
  • Byzantine and Early Medieval Painting, New York: Viking Press, 1965
  • The Beginnings of Christian Art, 200—395, Arts of Mankind 9. London: Thames & Hudson, 1967
  • Christian Iconography: a Study of its Origins, A.W. Mellon Lectures in the Fine Arts, 1961. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1968

На русском языке

  • А. Грабар. Император в византийском искусстве. — М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 2000. — 328 с. — ISBN 5-86218-308-6. (с биографической справкой Э. Смирновой)

Напишите отзыв о статье "Грабар, Андрей Николаевич"

Примечания

Источники

  • [www.dictionaryofarthistorians.org/grabara.htm Grabar, André [Nikolaevich]] (англ.). A Biographical Dictionary of Historic Scholars, Museum Professionals and Academic Historians of Art. Проверено 9 июня 2011. [www.webcitation.org/67eBipLzQ Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
  • Suzy Dufrenne. [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/ccmed_0007-9731_1992_num_35_137_2520 Nécrologie. André Grabar (1896—1990)] (фр.) (pdf). Проверено 23 января 2014.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Грабар, Андрей Николаевич

Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?