Грабинский, Юзеф

Юзеф Иоахим Грабинский
польск. Józef Joachim Grabiński
Памятник генералу Юзефу Грабинскому
Дата рождения	1771(1771)
Место рождения	Варшава
Дата смерти	1843 Сан-Мартино, Италия
Место смерти	Сан-Мартино, Италия
Принадлежность	Польша
Род войск	пехота, кавалерия
Годы службы	1791-1832
Звание	бригадный генерал
Командовал	Первый Надвисланский польский легион
Сражения/войны	Русско-польская война (1792), сражение под Брестом, Штурм Праги (1794), все кампании на стороне Франции против Австрии в 1797-1800, Египетский поход, Битва у пирамид, завоевание Александрии, русско-австро-французская война 1805, битва у Кастельфранко, восстание карбонариев в Болонье.
Награды и премии

Юзеф Иоахим Грабинский (польск. Józef Joachim Grabiński); род. 1771, Варшава – ум. 1843, Сан-Мартино, Италия) - бригадный генерал Польши, Франции и Италии, командующий восстанием в Болонье 1831 г.

Биография

Потомок шляхетского рода герба Помян. С 1791 служил прапорщиком 8 пехотного полка литовской армии дома Радзивиллов.

Участник русско-польской войны 1792 года. За доблесть в сражении под Брестом был награждён орденом Virtuti Militari.

Отличился во время восстания Костюшко, за что в 1794 году, Юзефу Грабинскому было присвоено звание полковника. В том же году принимал участие в обороне Праги. Был взят в плен и отправлен в Санкт-Петербург. В 1797 году получил прощение и разрешение на поездку в Париж, откуда он отправился в Милан.

В Италии Грабинский вступил добровольцем в сформированный под командование Яна Домбровского польский легион. В августе 1797 г. ему было поручено командование III батальоном (Болонья) в 1-м Легионе (Легии), с которым он участвовал во всех кампаниях на стороне Франции против Австрии (в походах 1797 и 1800 годов).

Затем последовала служба в составе армии Цизальпинской республики.

Затем, будучи офицером французских гусар, участвовал в египетском походе Наполеона. В июле 1798 принимал участие в битве у пирамид и завоевании Александрии. В начале сентября 1798 г. из-за подорванного климатом здоровья и полученных ранений полковник Юзеф Грабинский вынужден был покинуть Египет вместе с двумя своими сослуживцами-поляками — майором Ю. Шумлянским и капитаном А.Гауманом. На обратном пути во Францию они были захвачены турецкими корсарами, брошены в знаменитую крепость в Стамбуле — Едикуле(«Семибашенный замок»), затем в подвалы Терсаны (стамбульского арсенала). Молодой капитан Гауман не выдержал страшной турецкой тюрьмы и умер в Стамбуле, двум выжившим, в том числе, Грабинскому после нескольких лет мучений, благодаря выкупу, удалось оттуда выбраться.

В 1800 г. он был назначен временным командиром первой бригады итальянского легиона генерала Домбровского.

Отличился в сражениях русско-австро-французской войны 1805 года. В битве у Кастельфранко 24 ноября 1805 пехота полковника Ю.Грабинского совместно с кавалерией генерала А.Рожнецкого внесла большой вклад в разгром и пленение австрийского корпуса и его командира князя де Рогана, направлявшегося на защиту Венеции.

Когда Наполеон в 1806 году своим указом поручил создать польский легион в Силезии, первым его командиром стал Юзеф Грабинский. Легионеры обращались к Наполеону с просьбой включить их соединение в состав войск Варшавского герцогства, однако тот принял иное решение и выслал легион на помощь своему младшему брату, королю Вестфалии Жерому Бонапарту.

Полковник Юзеф Грабинский с ноября 1807 на службе королевства Вестфалии. Однако уже 20 марта 1808 польские легионеры вновь перешли под знамена Франции и были переименованы в Первый Надвисланский легион. Первым командиром легиона стал бригадный генерал Юзеф Грабинский.

В том же году он взял отпуск и уехал в Италию. Позже поступил там на службу и участвовал в борьбе с бандами итальянских грабителей.

В 1830 году возглавил повстанческие отряды в Болонье. В 1831 году восстание карбонариев в Болонье имело успех, и через несколько дней большая часть Папского государства была охвачена мятежом. Однако, Папа Григорий XVI призвал на помощь австрийский двор и вскоре его войска вошли в Болонью, где восстановили стабильную обстановку.

После поражение восстания Юзеф Грабинский вышел в отставку. Умер и был похоронен на кладбище в Болонье.

Ссылки

• [modernlib.ru/books/brandis_marian/adyutant_bonaparta/read_10/ Брандыс Мариан - Адъютант Бонапарта]
• H. P Kosk generalicja polska t. 1 wyd.: Oficyna Wydawnicza "ajaks" Pruszków 1998
• Skrypt historyczny Stowarzyszenia Historycznego Legionów Polskich i Legii Polsko-Włoskiej w Nysie, Nysa 2010, pod red. Marek Szczerski, kpt. Tomek

Отрывок, характеризующий Грабинский, Юзеф

Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…