Грабовский, Павел Арсеньевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Арсеньевич Грабовский

Па́вел Арсе́ньевич Грабо́вский (укр. Павло Арсенович Грабовський; 1864, село Пушкарное Харьковской губернии, ныне село Грабовское Сумской области — 1902, Тобольск) — украинский поэт, переводчик, участник революционного движения. Отец Бориса Грабовского — одного из изобретателей телевидения.





Биография, революционная деятельность

Родился в семье сельского пономаря. Отец умер рано, оставив пятерых детей на руках у матери. Учился в Ахтырском духовном училище, Харьковской духовной семинарии (1879—1882 гг.).

В 1882 году при обыске в семинарии у П. А. Грабовского были обнаружены запрещённая литература и лотерейные билеты в пользу политических заключённых. После отказа от дачи объяснений он был исключён из семинарии и заключён под стражу, а затем выслан на 2 года под надзор полиции по месту рождения.

В 1885 году получил разрешение жить в Харькове, где стал одним из руководителей «группы революционных народников». В 1886 году поступил на военную службу, в том же году за оскорбление офицера был направлен в войска Туркестанского военного округа. По дороге, в Оренбурге, был арестован за распространение политической литературы и отправлен обратно в Харьков для дознания. На допросе признал своё знакомство с членами революционной группы, факты хранения и распространения запрещённых изданий.

В 1888 году из Московской пересыльной тюрьмы (Бутырки) отправлен на 5 лет в ссылку в Сибирь. Поселён под надзор полиции в Балаганске (Иркутская губерния).

В 1889 году принял участие в составлении и распространении «Заявления русскому правительству» против зверской расправы над заключёнными 22.03.1889. (Монастырёвский бунт). После появления текста заявления в зарубежной печати был арестован и обвинён в составлении политического воззвания.

В 1891 году по постановлению Иркутского губернского суда приговорён к лишению всех прав состояния и каторжным работам на 4 года. В 1892 г. по решению Сената каторга была заменена на ссылку-поселение в «отдаленнейшие места Сибири». Поселён в Якутской области (Вилюйск), с 1896 — в Якутске.

В 1899 году переведён в Тобольск. В Тобольске давал частные уроки, работал корректором, служил в ветеринарном отделении губернского управления. Незадолго до смерти П. А. Грабовскому поручили быть секретарём губернского совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Продолжал заниматься литературным творчеством, в 1899—1901 публиковал статьи в издававшейся тогда газете «Сибирский листок».

Умер в Тобольске в 1902 году от туберкулёза. Похоронен на Завальном кладбище, вблиз могил декабристов.

Из 38 лет своей короткой жизни 20 Павел Арсеньевич провёл в заключении и ссылке. В письме Б. Гринченко от 14 декабря 1901 г. поэт писал автобиографию, завершив её горькими словами:

«Горем и нищетой началась моя жизнь, горем и нищетой закончится. Но не надо мне никаких удовольствий и лакомств, дали бы только возможность работать на пользу родному краю, посвятить ему те слабые силы, какие ещё остались в моём покалеченном и изувеченном теле. Не дают и не дадут…».

В честь П. А. Грабовского названы улицы в Киеве, Львове, Харькове, Тобольске, Донецке, Мариуполе, Вилюйске; село в котором он родился.

Творчество

П. А. Грабовский — один из представителей украинской революционно-демократической поэзии 1880—90-х гг., последователь традиций Т. Г. Шевченко.

Автор сборников стихов: «Подснежник»/«Пролісок» (Львов, 1894), «С чужого поля» (1895), «С Севера»/«З півночі» (Львов, 1896), «Доля» (1897), «Кобза» (Чернигов, 1898).

Рассматривал литературу как средство борьбы с несправедливостью, социальным злом. Поэзия, по словам П. А. Грабовского, должна быть «смелым голосом за всех обиженных и угнетённых». Многие его стихотворения грустного содержания и написаны под впечатлениями тюремного заключения. Оптимистическая черта поэзии Грабовского — надежда на лучшее будущее, при всём горе личной жизни, добродушие, призыв к добру.

Отрывок из стихотворения «Истинные герои»:

Моя хвала погибшим и живущим
Борцам за будущность Руси* родной,
Страдальцам за друзей своих. В грядущем
Им засиять нетленной красотой.

(* Речь идёт не о Киевской Руси, а об Украине-Руси)

П. А. Грабовский — автор многочисленных переводов на украинский язык произведений мировой классики (Байрона, Гёте, Петефи, Бернса и др.), русских поэтов (Пушкина, в том числе «Евгений Онегин», Лермонтова, Державина, Жуковского и др.), скандинавских, грузинских писателей. Также переводил украинскую литературу на русский язык. В 1898 г. Грабовский подготовил к печати книгу «Песни Украины», составленную из переводов на русский язык стихов лучших украинских поэтов: Шевченко, Котляревского и др.

Автор статей о Т. Г. Шевченко, Н. Г. Чернышевском, А. С. Пушкине, И. З. Сурикове, Ф. М. Решетникове.

Личная жизнь

В 1888 г. в Московской пересыльной тюрьме (Бутырки) познакомился с бывшей учительницей из Таганрога, членом Народной воли Надеждой Сигидой, также осуждённой за революционную работу. Любовью к ней проникнуты многие его лирические стихи, поэт посвятил ей свой первый поэтический сборник «Подснежник». Надежда Сигида погибла в 1889 г. в Карийской трагедии.

За 2 года до смерти в Тобольске женился на слушательнице фельдшерско-акушерской школы Анастасии Николаевне Бутковской (Распоповой), в 1901 г. у них родился сын Борис — в будущем один из изобретателей телевидения.

Сборники произведений, изданные на русском языке

  • Грабовский Павел Арсеньевич. Избранное: Стихи, очерки, статьи, переводы. — Киев: Веселка, 1983
  • Грабовский Павло. Солнышко и дождик: Стихотворения. Для дошк. возраста. Пер. с укр. — Киев: Веселка, 1984
  • Грабовский Павло Избранные сочинения. Т.1. Оригинальные стихотворения, переводы и переложения. Т.2. Статьи, очерки, рассказы, письма. — Киев: Днипро, 1985
  • Грабовский Павло. Стихотворения. — Киев: Днипро, 1989

Напишите отзыв о статье "Грабовский, Павел Арсеньевич"

Ссылки

Литература

  • Тобольский библиографический словарь. — Екатеринбург: Уральский рабочий, 2004. — С. 131—133.
  • Киселев О. Павло Грабовський: Життя і творчість. — К.,1959.
  • Деятели революционного движения в России: Биобиблиографический словарь: От предшественников декабристов до падения царизма: [В 5 т.]. — М.: Изд-во Всесоюзного общества политических каторжан и ссыльно-поселенцев, 1927—1934.

Отрывок, характеризующий Грабовский, Павел Арсеньевич

Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.