Гравюрный кабинет (Берлин)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Берлинский гравюрный кабинет (нем. Kupferstichkabinett Berlin) — художественное собрание в составе Государственных музеев Берлина, крупнейшее собрание графики в Германии. В фондах музея хранятся более 500 тысяч гравюр и около 110 тысяч других произведений (рисунков, пастелей и акварелей). Гравюрный кабинет располагается в Культурфоруме недалеко от Потсдамской площади в районе Тиргартен.





История

Гравюрный кабинет был основан в 1831 году на основе художественной коллекции из 2 500 рисунков и акварелей, приобретённой курфюрстом Фридрихом Вильгельмом в 1652 году и хранившегося в придворной библиотеке. Коллекция увеличилась в XIX веке за счёт приобретения крупных частных коллекций, например, коллекции генерал-почтмейстера Карла Фердинанда Фридриха фон Наглера в 1835 году, включавшей более 50 тысяч произведений, преимущественно печатной графики XV—XVII веков, а также рисунков Альбрехта Дюрера, Маттиаса Грюневальда и других старых немецких мастеров. В последующие десятилетия коллекция пополнилась другими ценными экспонатами, в том числе, иллюстрациями Сандро Ботичелли к «Божественной комедии» Данте.

Длительное время рисунки немецких художников XIX и XX веков (в частности, 6 тысяч листов графики Адольфа Менцеля) собирала Национальная галерея. В 1986 году эта коллекция была передана в Гравюрный кабинет. После Второй мировой войны коллекция Гравюрного кабинета была дополнена экспрессионистскими работами, которые во времена Третьего рейха были объявлены «дегенеративным искусством». В 1994 году новое здание Гравюрного кабинета открылось в Культурфоруме, в котором объединились разделённые Берлинской стеной западная и восточная графические коллекции.

Коллекция

Ядро коллекции образует рисунки и печатная графика, охватывающая период от Средневековья до современности. В Гравюрном кабинете также представлены средневековые и ренессансные иллюминированные рукописи, географические карты, эскизы и гравюрные доски. Фонды Гравюрного кабинета располагают в большом количестве графическими произведениями итальянских, немецких и голландских художников (Андреа Мантенья, Ботичелли, Мастер E. S., в том числе его гравюра «Большой Сад любви с шахматистами», Дюрер, Альтдорфер, Грюневальд, Босх, Питер Брейгель, Рембрандт, Тьеполо), и работами XIX века (Ходовецкий, Фридрих, Шинкель, Менцель). Кроме этого важное место в экспозиции Гравюрного кабинета занимают классический модернизм (Мунк, Кирхнер, Пикассо), поп-арт (Гамильтон, Уорхол, Джонс, Стелла) концептуального искусства и минимализма.

Напишите отзыв о статье "Гравюрный кабинет (Берлин)"

Литература

  • Alexander Dückers (Hrsg.): Das Berliner Kupferstichkabinett. Akademie Verlag 1994. ISBN 3-05-002488-7.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гравюрный кабинет (Берлин)

Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.