Гражданин Кейн

Гражданин Кейн
Citizen Kane
Жанр	драма
Режиссёр	Орсон Уэллс
Продюсер	Орсон Уэллс
Автор сценария	Орсон Уэллс Херман Манкевич
В главных ролях	Орсон Уэллс
Оператор	Грегг Толанд
Композитор	Бернард Херрманн
Кинокомпания	RKO Radio Pictures
Длительность	119 мин.
Бюджет	839 727 $
Сборы	1 585 634 $ (США)
Страна	США США
Язык	английский
Год	1941
IMDb	ID 0033467
Выход фильма «Гражданин Кейн» (оригинальное название — Citizen Kane)

К:Фильмы 1941 года

«Гражданин Кейн» (англ. Citizen Kane) — американский драматический кинофильм 1941 года, первый полнометражный фильм 25-летнего Орсона Уэллса, который сыграл в нём главную роль. Финансировала съёмки кинокомпания «РКО Радио Пикчерс» («RKO Radio Pictures»). На протяжении нескольких десятилетий регулярно побеждал в масштабных опросах кинопрофессионалов как «лучший фильм всех времён и народов».

Фильм рассказывает историю жизни медиамагната Чарльза Фостера Кейна, прототипом которого послужил Уильям Рэндольф Хёрст. Изначально Кейн посвящает свою жизнь идее о службе обществу через предоставление ему новостей, но неумолимо эволюционирует в человека, использующего свои громадные деньги и власть для постоянного удовлетворения желаний или прихотей собственного эго. Полностью построенное на принципе флешбэков действие фильма разворачивается на фоне журналистского расследования, которое ведёт репортёр, получивший задание выяснить историю предсмертного слова Кейна: «rosebud» («розовый бутон»).

Сюжет

Одинокий газетный медиамагнат миллиардер Чарльз Фостер Кейн умирает в своём пустынном гигантском замке, наполненном бесценными произведениями искусства. В миг смерти из его руки выпадает стеклянный шар со снежным пейзажем, и еле внятно богатей произносит только одно слово: «rosebud» («розовый бутон»). Газеты и кинохроника сразу же подхватывают это событие, и на протяжении двенадцати минут перед зрителем предстаёт в виде некролога жизнь Кейна. В частности, становится известно, что его называли коммунистом и фашистом, что он был замешан в двух войнах, перед смертью был парализован, построил замок Ксанаду, был дважды женат и неудачно баллотировался в губернаторы. Журналист Томпсон получает задание выяснить, почему Кейн произнёс перед смертью это загадочное слово. Так начинается странствие корреспондента и встречи с людьми, которые когда-либо знали Кейна.

Сьюзен Александер, вторая жена Кейна, поначалу отказывается говорить с Томпсоном. Затем журналист знакомится с дневником банкира Уолтера Паркса Тэтчера в мемориальной библиотеке последнего. В первом за фильм флешбэке зритель узнаёт о случае из детства обычного и весёлого мальчика Кейна: несмотря на сопротивление доброго и слабого мужа, любящая и волевая мать отдала маленького сына «ради его же блага» прочь из семьи, в другой город, на воспитание банкиру Тэтчеру.

Последующие флешбэки демонстрируют начало предпринимательства Кейна в медиабизнесе с полученного от банкира контроля над небольшой газетой. Начиная с газеты, вся жизнь Кейна хорошо задокументирована. Чарльз поначалу старается служить читателям и правде. Но работать начинает всё больше в лживом бездоказательном стиле «жёлтой журналистики», поначалу чтобы сопротивляться более крупным конкурентам, потом всё более втягиваясь в политическую подковёрную борьбу и в неправедную личную жизнь. Кейн расчетливо женится на племяннице президента США и баллотируется на пост губернатора. Богатея и авторитарно управляя растущей медиаимперией, он теряет своего лучшего друга и коллегу, всё больше увязая во лжи и не желая слышать от друга правду. Романтический скандал с будущей второй женой, Сьюзен Александер, «певичкой», положил конец как браку по расчёту, так и политической карьере.

По ходу развития сюжета зрителям показывают, как постепенно Кейн богатеет, преуспевает, но и черствеет, теряет друзей и теряет себя.

Любовь к Сьюзен быстро перерастает в гордыню, эгоизм и самообман: магнат сначала дарит ей мир театра и пения, но не хочет принять её бесталанность. Когда даже сама простушка Сьюзен понимает позор и отвращается от попыток оперного пения, Кейн в тупом упорстве и амбициях теряет и любовь и жену, как когда-то потерял друга и любимую профессию. Сьюзен из чувства человеколюбия самоотверженно старается помочь мужу вновь обрести себя, выбраться из пут властолюбия, эгоизма, жадности, но терпит поражение и покидает мрачный пустынный замок.

К концу фильма, несмотря на многочисленные интервью с близкими Кейну людьми, журналист Томпсон так и не разрешает загадку «розового бутона». Он приходит к выводу, что это может быть всё что угодно — нечто потерянное или так и не купленное за всю стяжательскую жизнь Кейна. Но в последние моменты фильма камера демонстрирует зрителю рабочих, сжигающих кое-какие не представляющие ценности вещи Кейна. Среди них в печь попадают и старые детские санки Кейна с надписью «Розовый бутон». Для журналиста Томпсона и остальных героев, тем не менее, это так и остаётся загадкой.

Фильм заканчивается тем же планом, которым и начинался: монограмма «К» на заборе вокруг Ксанаду и знак «Проход запрещён».

В ролях

• Орсон Уэллс — Чарльз Фостер Кейн, богатый издатель газет
• Джозеф Коттен — Джедедайя Лиланд, лучший друг Чарльза, репортёр «The Inquirer»
• Дороти Камингор — Сьюзан Александер Кейн, любовница Чарльза и его вторая жена
• Агнес Мурхед — Мэри Кейн, мать Чарльза
• Рут Уоррик — Эмили Монро Нортон Кейн, первая жена Чарльза
• Рэй Коллинз — Джеймс Геттис, политический конкурент Чарльза и действующий губернатор Нью-Йорка
• Эрскин Сэнфорд — Герберт Картер, редактор «The Inquirer»
• Эверетт Слоун — мистер Бернстин, друг Чарльза и сотрудник «The Inquirer»
• Уильям Олланд — Джерри Томпсон, репортёр
• Пол Стюарт — Рэймонд, дворецкий Чарльза
• Джордж Кулурис — Уолтер Паркс Тэтчер, банкир, ставший законным опекуном Чарльза
• Фортунио Бонанова — Signor Matiste, педагог по вокалу для Сьюзан Кейн
• Гас Шиллинг — Джон, метрдотель в ночном клубе
• Филип Ван Зандт — мистер Ролстон
• Джорджия Бакус — мисс Берта Андерсон, сотрудник библиотеки
• Гарри Шеннон — Джим Кейн, отец Чарльза
• Сонни Бапп — Чарльз Фостер Кейн III, сын Чарльза
• Бадди Суон — Чарльз Фостер Кейн (в возрасте 8 лет)

История создания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Фильм во многом основан на биографии американского бизнесмена Уильяма Рэндольфа Хёрста (1863—1951), газетного магната, создателя сенсационности как критерия продажи газет, основателя «жёлтой журналистики».

Хотя биографии персонажа и прототипа полностью не совпадают, в картине присутствуют дословные цитаты Хёрста. К примеру, Кейн слово в слово повторяет телеграмму Хёрста своему корреспонденту на Кубу: «Не уезжайте. Вы обеспечиваете иллюстрации, а я обеспечу войну» («Please remain. You furnish the pictures, and I’ll furnish the war»). «Гражданин Кейн» взял за основу и роман Хёрста с актрисой Мэрион Дэвис.

Особое значение в фильме имеет сам замок Кейна Ксанаду, прототипом которого послужила пышная резиденция Хёрста в Калифорнии.

Не желая выхода фильма на экран, Хёрст с помощью своей медиаимперии начал настоящую войну с Уэллсом. Уэллс потерял много сил и нервов, чтобы снять фильм, но ещё больше — чтобы добиться от кинокомпании РКО выхода своей картины на экран. Фильм не принёс большого зрительского успеха во многом из-за антирекламной кампании Хёрста. «Гражданина Кейна» посмотрели в главных городах Америки, но в провинции, особенно на Юге, сила была на стороне газет Хёрста. Кроме того, большинство газет Хёрста поступили ещё проще — они объявили фильму бойкот.

Значение

В рейтинге десяти самых значительных фильмов мирового кино, который публикуется британским журналом Sight & Sound каждые десять лет, начиная с 1952 года, и основывается на мнении более чем ста киноведов и (с 1992 года) режиссёров из разных стран мира, «Гражданин Кейн» пять раз подряд занимал первое место.

В 1999 году режиссёром Бенджамином Россом был снят художественный фильм «Проект 281» (RKO 281) о съёмках «Гражданина Кейна», в котором роль Орсона Уэлса исполнил Лев Шрайбер, а также снялись Джон Малкович, Джеймс Кромвелл, Мелани Гриффит, Рой Шайдер, Дэвид Суше и другие.

В 1998 году Американский Киноинститут (American Film Institute) составил список из 100 лучших американских фильмов, в котором «Гражданин Кейн» занял 1-е место. В обновлённом списке 2007 года фильм также занял первое место.

В 2015 году по опросу компании BBC «Гражданин Кейн» был назван самым лучшим американским фильмом. В опросе приняли участие 62 кинообозревателя.

К числу поклонников фильма относятся такие фигуры кинематографа, как Роджер Корман, Кристофер Нолан, Тео Ангелопулос, Терри Гиллиам, Нил Джордан, Дэвид Линч, Кшиштоф Кеслёвский, Джон Шлезингер, Пол Шредер, Мартин Скорсезе, Оливер Стоун, Кинг Видор, Джон Ву, Кшиштоф Занусси, Роджер Эберт.

Награды и номинации

• 1941 — премия Национального совета кинокритиков США за лучший фильм
• 1942 — премия «Оскар» за лучший сценарий (Орсон Уэллс, Херман Манкевич). 8 номинаций на премию «Оскар»: за лучший фильм, режиссуру (Орсон Уэллс), главную мужскую роль (Орсон Уэллс), операторскую работу (Грегг Толанд), монтаж (Роберт Уайз), музыку (Бернард Херрманн), декорации (Перри Фергюсон, Ван Нест Полглэйз, Роланд Филдс, Даррелл Сильвера), запись звука (Джон Олберг)

Ссылки

• «Гражданин Кейн» (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.allmovie.com/movie/v9737 Гражданин Кейн] (англ.) на сайте allmovie
• [www.pbs.org/wgbh/amex/kane2/ PBS: Citizen Kane] (англ.)
• [www.brightlightsfilm.com/45/kane.htm Bright Lights Film Journal Essay] (англ.)
• [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/19980524/REVIEWS08/401010334/1023 Roger Ebert: Citizen Kane] (англ.)
• [www.time.com/time/2005/100movies/0,23220,citizen_kane,00.html Time Magazine Top 100] (англ.)
• [www.filmsite.org/citi.html Greatest films] (англ.)
• [www.dvdjournal.com/reviews/c/citizenkane.shtml DVD Review] (англ.)
• [www.hitchcock.ru/cine/kane.html Дмитрий Кузнецов «Гражданин Кейн или Видение во Сне. (Ксанаду как метафора)»]
• [www.goodcinema.ru/?q=node/2753 Фотографии со съемок] (рус.)

Отрывок, характеризующий Гражданин Кейн

Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.