Гражданская война в Афганистане (1996—2001)

Гражданская война в Афганистане (1996—2001)
Основной конфликт: Гражданская война в Афганистане
Дата	27 сентября 1996 — 7 октября 2001
Место	Афганистан
Причина	Борьба за власть, захват Кабула, разгром Хекматияра
Итог	вмешательство НАТО
Противники
Исламское Государство Афганистан: Северный альянс при поддержке: Иран Иран Таджикистан Таджикистан Россия Россия Узбекистан Узбекистан Турция Турция Индия Индия Исламский Эмират Афганистан: Талибан Аль-Каида Пакистан Пакистан при поддержке: Саудовская Аравия Саудовская Аравия ОАЭ ОАЭ
Командующие
Ахмад Шах Масуд † Бурхануддин Раббани Мулла Омар Мулло Дадуллах
Силы сторон
неизвестно 14 000 афганских моджахедов + 45 000 пакистанских, арабских и центрально-азиатских моджахедов
Потери
неизвестно неизвестно

Гражда́нская война́ в Афганиста́не (1996—2001) — вооружённая борьба между сторонниками радикального исламского движения «Талибан» и отрядами моджахедов под названием «Северный альянс». Гражданская война является логическим продолжением войны, которую в течение четырёх предшествующих лет вели между собой различные подразделения и вооружённые силы моджахедов.

Продолжение войны

Осенью «Талибан» предпринял наступление на севере от Кабула, однако Масуду при поддержке узбекских отрядов Дустума удалось отбросить противника назад к столице. Когда исламисты подошли к перевалу Саланг, Масуд устроил засаду, уничтожив 150 человек. В то же время Дустум перегродил тоннель и сдерживал атаки талибов у Саланга, а Масуд тем временем организовал контрнаступление через Чарикар и Баграм. Однако Ахмад Шах Масуд был вынужден отвести свои отряды в Панджшерское ущелье. Для того, чтобы остановить дальнейшее продвижение талибов, формирования Дустума в январе 1997 года взорвали туннель через перевал Саланг, практически полностью изолировав Север Афганистана.

Весной того же года, после традиционного зимнего затишья, активные военные действия в Афганистане шли на Западе страны, в провинции Бадгис, откуда есть единственный удобный выход к географически изолированному Северу Афганистана. Бои носили позиционный характер без явного преимущества какой-либо из сторон. Войска «Талибан» предприняли новое наступление, отбили Баграм и одновременно двинулись на север из Герата. Дустум развернул свои войска на запад, готовясь остановить талибов у Мазари-Шарифа, но его планы не осуществились.

Двойной мятеж Абдул Малика

24 мая один из командиров Абдул-Рашида Дустума генерал Абдул Малик, командующий узбекскими формированиями движения НИДА в провинции Фарьяб, поднял восстание против него и перешел на сторону противника. Войска Малика открыли талибам западный фронт в провинциях Бадгис и Фарьяб, вынудив к капитуляции формирования, верные генералу Дустуму. Поддержку генералу Малику оказали отряды движения НИДА, контролирующие стратегически важный перевал Саланг. Это сделало возможным переброску через Саланг в город Мазари-Шариф крупного формирования талибов численностью до 3 тысяч бойцов во главе с командующим северным фронтом движения Талибан муллой Абдул Реззаком и министром иностранных дел в правительстве талибов Муллой Гоусом. Генерал Дустум вынужден был бежать из страны через территорию Узбекистана в Турцию, а 25 мая талибы вступили в Мазари-Шариф-столицу буферного государства Дустума. В тот же день Пакистан официально признал движение Талибан в качестве правительства Афганистана. Через некоторое время к Пакистану присоединились Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты.

После потери Мазари-Шарифа и выхода талибов к узбекской границе в Афганистане осталось только два изолированных очага сопротивления — в горном Хазарджате, где защищались отряды шиитов-хазарейцев, а также в Панджшерском ущелье и в провинциях, прилегающих к Таджикистану — опорных пунктах таджиков Ахмад Шах Масуда. После того, как талибы вошли в Мазари-Шариф, они начали насаждать свои порядки, а также попытались разоружить хазарейцев. 27 мая они провели закрытые переговоры с генералом Маликом. Во второй половине этого же дня министр иностранных дел движения Талибан Мулла Гоус на пресс-конференции заявил о том, что рассматривается вопрос о создании совместных с узбекской милицией сил безопасности. Однако Абдул Малик поднял мятеж и перешел на сторону противников «Талибана». К вечеру 27 мая в Мазари-Шарифе вспыхнули боевые действия, в ходе которых узбекские формирования Малика вместе с шиитами-хазарейцами атаковали талибов.

Совместными усилиями узбекской милиции и шиитов-хазарейцев 27-28 мая группировка талибов в Мазари-Шарифе была полностью разгромлена. Главное командование движения Талибан немедленно направило на Север из Кабула новый экспедиционный отряд, численностью в 3 тыс. бойцов, который был заблокирован за перевалом Саланг отрядами Ахмад Шах Масуда. Сразу после второго мятежа генерала Малика таджикские отряды Масуда перешли в наступление на позиции талибов из Панджшерского ущелья и захватили два ключевых города на стратегически важной дороге из Кабула в Мазари-Шариф. Масуд остановился в 35 км от столицы, а хазарейцы, пробив блокаду Бамианской долины и отбросив талибов к Кабулу, тоже подошли к городу. Кроме того, несколько высокопоставленных руководителей движения Талибан попали в плен, среди которых были министр иностранных дел мулла Гоус, министр гражданской авиации Моулави Ахтер Мохаммад Мансур, командующий войсками Талибан на севере мулла Абдул Раззак, а также директор Национального банка. Всего в результате разгрома в Мазари-Шарифе в плен попало до 2 тыс. бойцов движения Талибан. По позициям движения Талибан в ходе событий в Мазари-Шарифе был нанесен весьма чувствительный удар. Талибы потеряли 6600 боевиков, понесли большие потери в боевой технике, в плен попало несколько влиятельных руководителей движения Талибан. Три тысячи пленных талибов были уничтожены Маликом. Из них 1250 задушили в контейнерах, часть бросили живьем в колодцы, закидали гранатами и засыпали бульдозером

Талибан набирает силу

31 мая отдельная группировка талибов, численностью до 3 тысяч человек, оказалась в окружении в северном городе Пули-Хумри. Эта группировка должна была оказать поддержку талибам в Мазари-Шарифе и попытаться сохранить плацдарм для последующего наступления на север. Отрезанная от основных сил и баз снабжения на вражеской территории, в начале июня эта группа талибов должна была быть разгромлена в течение короткого времени превосходящими силами таджиков, узбеков и хазарейцев. Однако, вытеснив противника из Пули-Хумри, антиталибская коалиция не стала его преследовать на территории провинции Баглан, выразив надежду, что полевые командиры-пуштуны в этой провинции обеспечат разоружение отряда талибов.

Однако местные пуштуны фактически отказались участвовать в боевых действиях против талибов в провинции Баглан. Местный полевой командир из партии Хекматиара Хезбе и-Ислами Башир Баглани, этнический пуштун по происхождению, был прямо обвинен представителями антиталибского альянса в поддержке талибов в контролируемой им провинции Баглан. Экспедиционный отряд талибов беспрепятственно переместился из провинции Баглан далее на север в сторону провинций Кундуз и Талукан.

В течение июня к движению Талибан присоединились многие местные полевые командиры-пуштуны, преимущественно из партий Хекматиара, Халеса и Моджадедди. Это позволило изолированному отряду талибов не только удержаться в северных провинциях страны во враждебном окружении, но и частично установить контроль над провинциями Баглан, Кундуз и Талукан. В результате под давлением талибов в союзе с отрядами части северных пуштунов свою временную столицу город Талукан в середине июня, всего через две недели после разгрома талибов на севере, был вынужден покинуть даже «президент Афганистана» Раббани, который перенес свою резиденцию в город Мазари-Шариф. В конце июня на сторону движения Талибан перешел местный полевой командир этнический пуштун Ариф Хан, который передал северный город Кундуз и большую часть провинции под контроль экспедиционного корпуса талибов.

Успехи Северного альянса

В то же время, несмотря на всю масштабность поражения талибов на севере страны, силам антиталибской коалиции не удалось добиться стратегического перелома в войне. Летом 1997 года талибы уверенно контролировали положение на 3/4 территории Афганистана. Им удалось сохранить за собой стратегически важную провинцию Бадгис на западе от Мазари-Шарифа, где ранее проходила линия фронта, и которая попала в руки талибов в результате первого мятежа Малика. Новая линия фронта стала проходить между провинциями Бадгис и Фарьяб. В ходе наступления 20 июля отрядами антиталибской коалиции были захвачены город Чарикар и авиабаза Баграм.

В такой обстановке Масуд созвал совещание руководителей всех группировок, сражающихся против талибов, и в результате был возрожден Северный альянс, во главе которого встал Ахмад Шах Масуд. Следуя достигнутым договоренностям, 20 августа войска, лояльные Ахмад Шах Масуду, предприняли наступление на Кабул, закончившееся неудачей. На следующий день, 21 августа в авиакатастрофе в горном Хазарджате погиб вновь избранный премьер-министр «правительства Афганистана» Абдур Рахима Гафурзаи. Гибель избранного за неделю до этого премьер-министра, этнического пуштуна Гафурзаи, нанесла серьёзный удар по планам антиталибской коалиции. Тем не менее отрядам Ахмад Шах Масуда удалось развернуть активные боевые действия против талибов сразу по двум стратегическим направлениям. Наряду с активизацией усилий формирований Масуда под Кабулом его войска развернули наступление на позиции талибов в восточной провинции Кунар, где 30 августа им удалось захватить административный центр провинции город Асмар. Асмар расположен в 110 километрах от крупного южного города Джелалабад, «на единственной автостраде, соединяющей Афганистан с пакистанской провинцией Пешавар, откуда движение Талибан получает оружие и боеприпасы». Бои также шли в районе городка Дара-Нур в 40 километрах от Джелалабада. Захватив Асмар, отрядам Ахмад Шах Масуда удалось частично отрезать движение Талибан от Пакистана, нарушив основные коммуникации талибов.

Победа Талибана близка

В июле 1998 г. талибы начали новые широкомасштабные боевые действия на севере, а 12 июля двинулись на Мазари-Шариф. Была захвачена провинция Фарьяб с её столицей г. Меймене, города Файзабад и Шибарган, расположенные вдоль северной границы. В последнем находился штаб Дустума, который вновь убежал в Узбекистан. В августе пали Мазари-Шариф и Талукан (центр провинции Тахар). Войдя 8 августа в Мазари-Шариф, талибы расстреляли 8 тыс. хазарейцев-шиитов, а также убили 9 сотрудников иранского консульства, в ответ на который Иран разместил на границе с Афганистаном свою армию, встав на грань войны. Однако Иран и «Талибан» не перешли эту грань, и все обошлось мирно. 13 сентября талибы вошли в Бамиан. После взятия Мазари-Шарифа и Бамиана талибы начали массовые расстрелы узбеков и хазарейцев. В результате чего во всех районах, населенных меньшинствами, развернулась партизанская борьба против «Талибана». В конце года Масуд вновь взял Тулукан, однако вскоре ему пришлось опять оставить город после нового наступления талибов со стороны Кундуза.

Затем бойцы «Талибана» начали наступление на Хайратон (порт на реке Амударья) и Бамиан (находившийся в руках хазарейцев), на провинции Парван и Бадахшан (которые частично контролировались А. Ш. Масудом). 13 сентября талибы захватили Бамиан. Контрнаступление бывшего министра обороны на Кабул оказалось неудачным, хотя войска Северного альянса подошли к столице на 10 км. В руках талибов был весь север страны за исключением части провинции Бадахшан. К концу года под контролем Талибана оказалось 90 % территории Афганистана, Северный альянс контролировал одну провинцию. Были взяты основные базы хазарейцев-шиитов, которые, правда, продолжали партизанские бои. Наиболее боеспособной частью Северного альянса остались части последнего наиболее авторитетного лидера сопротивления А. Ш. Масуда, который, несмотря на разгром практически всех крупных своих союзников, упорно продолжал контролировать долину Панджшера, Баграм и Саланг и сохранил свою ударную силу, большую часть техники и авиации. В июле 1999 г. талибы вновь начали военные действия против войск А. Ш. Масуда.

В том же месяце начались переговоры между противоборствующими сторонами в рамках группы «6+2». Группа была создана в 1998 году и включала в себя шесть приграничных с Афганистаном стран, а также Россию и США. Переговоры проходили в Ташкенте. Однако в начале августа талибы внезапно перешли в наступление на позиции Ахмад Шах Масуда около Кабула и захватили авиабазу Баграм в двадцати километрах к северу от столицы. В ходе дальнейшего наступления талибы подошли к входу в Панджшерское ущелье. Им предстояла тяжелая задача — взять Панджшерское ущелье, откуда Масуда так и не смогли выбить даже советские войска. Пока талибы пытались пробиться в Панджшер, Масуд нанес ответный удар на юго-востоке страны в провинции Лагман, где его отрядам удалось перерезать единственную шоссейную дорогу, связывающую Афганистан с Пакистаном. Стали появляться сообщения, что отряды Масуда перешли в контрнаступление на кабульском направлении и тяжелые бои идут в районе авиабазы Баграм.

Отрывок, характеризующий Гражданская война в Афганистане (1996—2001)

Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.