Гражданская война в Великом княжестве Литовском (1389—1392)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Гражданская война в Великом княжестве Литовском.
Гражданская война в Великом княжестве Литовском (1389—1392)

Тевтонский орден, Литва и Польша в конце XIV — начале XV веков
Дата

1389—1392

Место

Великое княжество Литовское, Пруссия.

Причина

Борьба Витовта и Ягайло за власть в Великом княжестве Литовском, заключение Кревской унии.

Итог

Стороны пришли к соглашению, согласно которому Витовт становился великим князем литовским, но признавал Ягайло своим сюзереном.

Противники
Сторонники Витовта
Тевтонский орден
Жемайты 		Великое княжество Литовское
Королевство Польское
Командующие
Витовт, Товтивил
Конрад Цёлльнер
Конрад фон Валленрод 		Ягайло, Скиргайло, Каригайло
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Гражда́нская война́ в Вели́ком кня́жестве Лито́вском 1389—1392 годов — вторая война за власть между двоюродными братьями: королём польским и великим князем литовским Ягайло и князем Витовтом. Первое их противостояние завершилось примирением, однако основные противоречия не были сняты. После свадьбы с Ядвигой Ягайло в 1386 году вступил на польский трон под именем Владислава II, оставив наместником в Великом княжестве своего брата Скиргайло. Последний не пользовался популярностью у населения, в связи с чем Витовт решил продолжить борьбу за литовский престол. После неудачной попытки взять столицу Великого княжества Вильну, Витовт пошёл на союз с рыцарями Тевтонского ордена. Орден был естественным противником Литвы, но в собственных интересах многие литовские князья, в частности Витовт и Ягайло, прибегали к установлению союзных отношений с ним.

Противостояние не выявило явного победителя, что принудило стороны идти на компромисс. По условиям заключенного в 1392 году Островского соглашения, Витовт признал Ягайло верховным сюзереном Литвы, а сам стал великим князем литовским.





Предыстория конфликта

Основная статья: Гражданская война в Великом княжестве Литовском (1381—1384)

Истоки противостояния Витовта и Ягайло восходят к 1377 году. После смерти великого князя Ольгерда, более тридцати лет правившего Литвой совместно со своим младшим братом Кейстутом, Ягайло не собирался делить власть с кем-либо, несмотря на то, что Кейстут и его сын Витовт признали Ягайло великим князем литовским[1]. В 1380 году он начал тайные переговоры с Тевтонским орденом. 31 мая 1380 года Ягайло и великий магистр Тевтонского ордена Винрих фон Книпроде заключили секретный Довидишковский договор, направленный против Кейстута[1]. Причины заключения договора до конца не ясны: некоторые историки считают, что инициатива заключения соглашения исходила от матери Ягайло Ульяны Тверской или от его советника Вайдилы[2]. Другие указывают на то, что Кейстуту было около 80 лет и он решительно не принимал христианство, тогда как Ягайло было около тридцати, и он искал пути модернизации страны[3].

Сперва успех сопутствовал Кейстуту и Витовту. Узнав о сговоре Ягайло с Орденом, Кейстут начал наступление на Вильну и взял город[3], пленив самого Ягайло[4]. С пленником обошлись мягко: Кейстут потребовал от племянника письменного признания его великим князем, а затем отпустил, вернув вотчинные земли (Крево и Витебск)[1]. Остальные Гедиминовичи тоже принесли присягу Кейстуту. Старый князь начал успешную борьбу с крестоносцами, опустошив окрестности Велау, Тапиау и других городов[5]. Контрнаступление Ордена было отражено Витовтом[5].

В следующей фазе успех оказался на стороне Ягайло. Многие Гедиминовичи были недовольны своим положением. Первым восстание поднял новгород-северский князь Корибут (в крещении — Дмитрий)[1]. Кейстут выступил против него с небольшим отрядом, но потерпел поражение. В это время в самой Вильне в отсутствие великого князя и его сына (Витовт в это время княжил в Троках) поднялось восстание сторонников Ягайло. Восставшие под предводительством купца Ганула уничтожили виленский гарнизон[1]. 12 июня 1382 года в столицу вступил Ягайло. 6 июля он заключил с Орденом Бражуольское перемирие[6], а вскоре осадил Троки, принудив город к сдаче[7]. Наместником в Троках был оставлен Скиргайло Ольгердович, родной брат Ягайло. Кейстут, однако, не сдался. Вскоре он сумел склонить на свою сторону жемайтов, согласившихся предоставить ему военную помощь[5].

3 августа у Трок встали войска Кейстута, его сына Витовта и брата Любарта против союзных войск Ягайло и магистра Ливонского ордена Вильгельма фон Фримерсхайма. Шансы на победу у Кейстута были невелики: войска Ягайло были значительно больше по численности, а кроме того, жемайты не стремились участвовать в сражении[1]. Битве не суждено было начаться: приехавший в лагерь Кейстута и Витовта Скиргайло убедил их начать мирные переговоры. После прибытия в Кревский замок Кейстут и Витовт были тотчас же схвачены[2], а 15 августа Кейстута обнаружили мертвым. Ягайло объявил, что Кейстут повесился, однако многие считают, что он был задушен по приказу самого Ягайло[8]. Витовт сумел бежать из плена с помощью своей жены Анны, которая отдала (или приказала одной из служанок отдать) мужу женское платье — Витовт остался незамеченным и смог покинул замок[9].

Борьба этим не окончилась. Витовт заключил соглашение с великим магистром Ордена Конрадом Цёлльнером. Крестоносцы рассчитывали столкнуть Ягайло и Витовта между собой[10]. 11 сентября 1383 года рыцари Ордена вторглись в пределы Великого княжества Литовского, а вскоре к ним присоединился и Витовт с войском из 3 тысяч жемайтов[10]. 30 января 1384 года князь принёс вассальную присягу Ордену как законный князь трокский и передал в его владение Жемайтию до реки Невежис и Ковенскую область[11]. В это время Ягайло планировал принять крещение и вступить в брак с дочерью Дмитрия Донского, однако, чтобы всё прошло удачно, ему нужен был мир с Витовтом[3]. Начались тайные переговоры: Ягайло обещал отдать двоюродному брату Волынь с Луцком, где прервалась династия Любарта и его сына Федора[6]. Также Ягайло обещал вернуть Витовту его вотчину — Трокское княжество, как только отберёт Полоцк у Андрея Ольгердовича[6]. Витовт согласился, перемирие было заключено, а уже 6 ноября их объединённые войска сожгли тевтонский замок Новый Мариенвердер[4].

Между войнами (1384—1389)

В 1385 году началась подготовка к браку великого князя литовского Ягайло с наследницей польского престола, представительницей Анжуйской династии Ядвигой. Епископ Пётр Выш убедил 14-летнюю королеву (официально титуловавшуюся «король Польши» (rex Poloniae)) в том, что, вступив в этот брак, она обратит в христианство целый народ. Очень набожная королева ответила согласием. 15 февраля 1386 года бракосочетание состоялось, и Ягайло вступил на польский трон.[12]

После этого положение Литвы изменилось. Теперь Ягайло управлял обоими государствами из Кракова и титуловался королём польским и великим князем литовским. Своим наместником в Литве он оставил Скиргайло[13][14]. Многие были этим недовольны. В Литве сформировалась оппозиция краковскому правлению, выступавшая против насильственного окатоличивания и Кревской унии.[15]

Во главе этой оппозиции встал Витовт, в то время князь гродненский и подляшский. Дело в том, что Ягайло задерживал исполнение своих обязательств: обещанные Витовту Троки продолжали находиться в руках Скиргайло. Его правление вызывало недовольство и у народа, и у литовской знати. Витовт же, напротив, становился всё более популярным. Знать надеялась с его помощью избавиться от власти Ягайло и восстановить независимость государства[16].

Основные события

Первый этап (1389—1390)

В 1389 году, зная о волнениях в Великом княжестве, Ягайло послал в Вильну Клеменса Москажевского, чтобы разместить в литовской столице польский гарнизон и стабилизировать ситуацию, что ещё больше подлило масла в огонь[17]. Ягайло попытался миром уладить нарастающий конфликт между Витовтом и Скиргайло. Витовт был вынужден подписать договор, по которому обязался быть лояльным к Скиргайло и поддерживать его, но его положение как князя Волыни при этом не было документально подтверждено[18]. Витовт начал обдумывать план наступления, решив воспользоваться предстоящей свадьбой своей дочери Софьи с великим князем московским Василием I. Витовт задумал под видом приготовлений к свадьбе отправить в Вильну обоз с сеном, мясом и другим добром в сопровождении стражников, которые, воспользовавшись случаем, должны будут захватить виленский замок[19]. Однако из-за предательства план этот не удался (был раскрыт немецким шпионом)[20]. В результате два преданных союзника Витовта, брат Товтивил и шурин Иван Гольшанский, потеряли свои вотчины — Новогрудок и Гольшаны[18].

Витовт вынужден был вновь обратиться за помощью к Ордену, послав для переговоров пленного рыцаря Маркварда фон Зальцбаха. 19 января 1390 года втайне от Скиргайло и Ягайло был заключен Ликский договор, который подтвердил основные пункты заключенного ещё во время предыдущей войны Кёнигсбергского договора и предусматривал помощь Ордена в борьбе Витовта с Ягайло[18]. В обмен Витовт обещал передать Ордену Жемайтию вплоть до Невежиса. Однако однажды уже обманутые Витовтом крестоносцы на этот раз потребовали заложников[21]. Ими стали многие приближённые и родственники Витовта: его братья Сигизмунд и Товтивил, жена Анна, дочь Софья, сестра Римгайла, шурин Иван Гольшанский и некоторые другие представители литовской знати, симпатизировавшие Витовту[13].

Ликский договор был подкреплён договором в Кёнигсберге, подписанным в 1390 году между Орденом и делегацией от Жемайтии в составе 30 или 31 представителей местной знати, которые гарантировали свою лояльность Витовту как «жемайтскому королю»[18]. Кроме войск Ордена, под стан Витовта стеклось немало наемников из европейских стран: Франции, Англии, Священной Римской империи, среди полководцев были будущий король Англии Генрих Болингброк[22]. Английские крестоносцы оставили детальные записки о своих действиях в Пруссии и Литве, которые легли в основу некоторых из знаменитых Кентерберийских рассказов Джеффри Чосера[23]. Ягайло также усиливал свои войска. Он захватил несколько замков в Подляшье, разместив в них польские гарнизоны, и после шестимесячной осады, в апреле 1390 года, взял Гродно[24].

Коалиция Витовта произвела ряд походов в литовские пределы, крупнейшим из которых стал поход в конце лета 1390 года. Во время осады Георгенбурга скончался великий магистр Конрад Цёлльнер фон Ротенштайн, вследствие чего 11 сентября после пятимесячной осады войска отступили от города[24]. Вскоре после этого войска подошли к Вильне и 11 сентября приступили к пятинедельной осаде города[16]. Оборону Виленских замков возглавлял Скиргайло, который был командующим объединённой польско-литовско-русской армией[25]. Рыцари уничтожили почти весь город вне пределов крепостной стены[22] и сумели разрушить Кривой замок, который никогда после не был отстроен[26]. Во время осады погибли Товтивил Кейстутович и Каригайло, брат Ягайло[13]. Между тем, осаждавшие столкнулись с целым рядом проблем: кончался порох, неприятные сюрпризы преподносила погода, кончались сроки службы европейских наемников, кроме того, братья-рыцари нуждались в новом великом магистре[27]. В итоге, осада была снята и войска вернулись в Пруссию. Однако борьба между Витовтом и Ягайло на этом не закончилась, напротив, стало очевидно возросшее влияние противников Ягайло и всё меньшая его поддержка со стороны местной знати[16].

Второй этап (1391—1392)

Второй этап противостояния начался после свадьбы единственной дочери Витовта Софьи с великим князем московским Василием Дмитриевичем, которая состоялась 21 января 1391 года. Это бракосочетание укрепило позиции Витовта в русских землях, в частности, в Москве и позволяло говорить о Василии как о потенциальном союзнике Витовта в борьбе против Ягайло[17]. Кроме того, примерно в это же время Ягайлов брат князь Новгорода Великого Лунгвений был вынужден покинуть Новгород под давлением московского князя[28]. Тем временем, тевтонские рыцари не предпринимали никаких решительных действий в связи с затяжной процедурой избрания генеральным капитулом Конрада фон Валленрода в качестве нового великого магистра Ордена[27]. Однако сам магистр был не намерен сидеть без дела: в мае 1391 года он взял под залог в 6 632 гульденов стратегически важную крепость Златория (около Торуни) у опольского князя Владислава[29][30]. Это вызвало острую реакцию Ягайло, который был противником Опольчика и давно стремился захватить его княжество. Польский король вторгся в Добжиньскую землю, но потерпел поражение[18].

Новый великий магистр вновь созвал европейских наемников из Франции, Англии и Шотландии, войска последней вел знаменитый рыцарь маршал Франции Жан II ле Менгр[24] и Уильям Дуглас, незаконнорожденный сын графа Арчибальда «Свирепого» Дугласа[31]. Осенью 1391 года крестоносцы организовали новый поход на Вильну[13]. В Ковно войска устроили богатый пир[31], описанный Адамом Мицкевичем в вышедшей в 1828 году поэме «Конрад Валленрод». Они разорили близлежащие города Укмерге и Майшаголу, при этом замок в последнем городе был сожжен и более не был восстановлен. В ноябре Витовт атаковал Меречь и Гродно, тем самым перекрыв Ягайло доступ к Вильне[31].

В мае 1392 года Конрад фон Валленрод начал переговоры с императором Священной Римской империи Сигизмундом о покупке Ноймарка за 500 тысяч гульденов[32], а также согласился заплатить Владиславу Опольчику 50 тысяч гульденов за покупку Добжиньской земли[32], которая с 1377 года многократно оспаривалась различными представителями династии Пястов[33]. В 1392 году Опольчик предложил план по разделу Польши между Тевтонским орденом, Священной Римской империей, Силезией и Венгрией, но этот план был отвергнут[34].

И для Ягайло, и для Витовта война шла не слишком удачно, в то время как земли Великого княжества Литовского разорялись все более и более[14]. Польская шляхта всё больше разочаровывалась в войне[17]: Кревская уния должна была усилить их влияние в Галиции, Молдавии и Валахии, а привела к новым проблемам на севере[32]. Ягайло пытался что-то предпринять, хотел заменить Скиргайло своим младшим братом Вигандом, князем кернавским, однако тот умер при невыясненных обстоятельствах 28 июня 1392 года[32]. Возможно, он был отравлен, при этом организаторами убийства могли быть и Скиргайло, и Витовт[32]. Ягайло заменил Клеменса из Москажева (герба Пилява) на Яна Олесницкого (герба Дембно) в должности командира польского гарнизона в Вильне[32], а после решил начать мирные переговоры с Витовтом[13].

Завершение войны

Основная статья: Островское соглашение

Ещё весной 1392 года Ягайло послал к Витовту своего представителя епископа плоцкого Генриха Мазовецкого для обсуждения условий мира. Ягайло предложил уступить Витовту титул великого князя литовского, если тот признает его верховным сюзереном Литвы[13]. Витовт принял предложение Ягайло не сразу, видимо, из-за того, что многие его родственники и приближённые находились в Ордене в качестве заложников[32]. После того, как соглашение втайне было достигнуто, Витовт пригласил Тевтонских рыцарей на празднество в свою резиденцию — замок Риттерсвердер, находившийся на острове на Немане[13]. Большинство ничего не подозревавших гостей Витовта были взяты в плен, после чего литовский князь сжег этот замок, а также Меттенбург, Нойгартен (около Гродно) и другие деревянные замки, возведенные рыцарями во время похода на Вильну[28][32]. Во время этой кампании в плен Ордена попал брат Витовта Сигизмунд, который находился при дворе великого магистра вплоть до подписания Салинского договора в 1398 году[35].

4 июля 1392 года состоялась встреча Ягайло и Витовта в имении Остров около Лиды. Там и начались официальные переговоры, итогом которых стал договор, формально завершивший войну. Витовт был признан великим князем литовским, ему была возвращена его вотчина — Трокское княжество. Скиргайло получил во владение Киевское княжество, где и скончался спустя 5 лет[14]. Витовт формально признал Ягайло, теперь носившего титул верховный князь литовский, своим сюзереном. Также Витовт пообещал, что после его смерти земли Великого княжества станут собственностью короля Польши.

Островское соглашение было ратифицировано в ряде договоров, заключенных между Польшей и Литвой, а также ряде документов, подписанных женой Витовта Анной и женой Ягайло Ядвигой. Договор способствовал укреплению централизованной власти в Литовском государстве[16].

Последствия

Формально зависимый, на практике Витовт действовал самостоятельно. Более того, во многом Ягайло сам зависел от Витовта[36]. С самого начала правления Витовт стал проводить политику, направленную на расширение сферы влияния, поднятие международного престижа государства и укрепление центральной власти. В 1398 году на собрании знати литовские и русские князья и бояре провозгласили Витовта самостоятельным правителем государства. Однако поражение в битве на Ворскле от татар хана Тимура Кутлуга в 1399 году, где Витовт едва не утонул и потерял почти все войско, ослабило его позиции[14]. Кроме того, начались восстания в Смоленском княжестве, а также Новгородской и Псковской республиках[37]. В этих условиях Витовт был вынужден подтвердить верховную власть Ягайло, пойдя на заключение Виленско-Радомской унии[38].

Тем не менее, Витовт продолжил политику по укреплению государства. Он заменял князей на местах своими наместниками, добился успехов на востоке: границы Великого княжества Литовского дошли до верховьев Оки и до Можайска, он отнял у татар Южную Подолию, заключил союзы с тверским, рязанским и пронским князьями. Зять Витовта Василий I Дмитриевич по завещанию, составленному в 1423 году, оставил его регентом при малолетнем великом князе московском Василии II[39].

Укреплению авторитета Витовта способствовала победа в Грюнвальдской битве и возвращение Жемайтии по условиям Торнского мира 1411 года. Политика Витовта была оценена по достоинству европейскими правителями на съезде в Луцке в январе 1429 года[40]. Император Сигизмунд Люксембургский предложил Витовту принять королевскую корону, на что он ответил согласием. Переговоры шли тайно, так как поляки были категорически против усиления Витовта. Даже Ягайло был согласен на коронацию, заявив, что после смерти Витовта корона перейдет к одному из его сыновей, так как у Витовта не было наследников мужского пола[40]. Незадолго до коронации, 27 октября 1430 года Витовт неожиданно скончался в Троках[40].

Напишите отзыв о статье "Гражданская война в Великом княжестве Литовском (1389—1392)"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6  (англ.) Kiaupa Z., Kiaupienė J., Kunevičius A. The History of Lithuania Before 1795 (English ed.). — Vilnius: Lithuanian Institute of History, 2000. — pp. 124—126. — ISBN 9986-810-13-2.
  2. ↑ 1 2  (англ.) Koncius J. B. Vytautas the Great, Grand Duke of Lithuania. — Miami: Franklin Press, 1964. — pp. 21-23.
  3. ↑ 1 2 3  (англ.) Jakštas J. Lithuania to World War I // Albertas Gerutis. Lithuania: 700 Years. translated by Algirdas Budreckis — 6th ed. — New York: Manyland Books, 1984. — pp. 57-58. — ISBN 0-87141-028-1.
  4. ↑ 1 2  (англ.) Christiansen E. The Northern Crusades. — London: Penguin Books, 1997. — pp. 164—165. — ISBN 0-14-026653-4.
  5. ↑ 1 2 3  (лит.) Ivinskis Z. Lietuvos istorija iki Vytauto Didžiojo mirties. — Rome: Lietuvių katalikų mokslo akademija, 1978. — pp. 271—273.
  6. ↑ 1 2 3  (лит.) Ivinskis Z. Vytauto jaunystė ir jo veikimas iki 1392 m. // Paulius Šležas. Vytautas Didysis. — Vilnius: Vyriausioji enciklopedijų redakcija, 1988. — pp. 7-32.
  7. ↑  (лит.) Kučinskas A. Kęstutis. — Vilnius: Mokslas, 1988. — p. 173. — ISBN 5-420-00623-5.
  8. ↑  (англ.) Urban W. Samogitian Crusade. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2006. — pp. 170—171. — ISBN 0-929700-56-2.
  9. ↑  (лит.) Jonynas I. Vytauto šeimyna. Istorijos baruose. — Vilnius: Mokslas, 1984. — pp. 35-38.
  10. ↑ 1 2  (англ.) Urban W. Samogitian Crusade. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2006. — pp. 173—174. — ISBN 0-929700-56-2.
  11. ↑  (англ.) Sužiedėlis S. Vytautas the Great // Encyclopedia Lituanica. — VI. — Boston, Massachusetts: Juozas Kapočius, 1970—1978. — pp. 208—209.
  12. ↑  (англ.) Sruogienė-Sruoga V. [www.lituanus.org/1987/87_4_04.htm Jogaila (1350—1434)] // Lituanus 4 (33), 1987. — ISSN 0024-5089.
  13. ↑ 1 2 3 4 5 6 7  (англ.) Koncius J. B. Vytautas the Great, Grand Duke of Lithuania. Miami: Franklin Press, 1964. pp. 40-44.
  14. ↑ 1 2 3 4  (англ.) Stone D. Z. [books.google.com/books?id=LFgB_l4SdHAC&pg=PA10&as_brr=3&ei=5LRER8btCYGc6wK1zfTxBg&sig=VnMEUSy3UKvY7mW00UBj8kcmJEU The Polish-Lithuanian State, 1386—1795]. — Seattle: University of Washington Press, 2001. — p. 18. — ISBN 0-295-98093-1.
  15. ↑  (англ.) Gieysztor A. [books.google.com/?id=Qzc8OeuSXFMC&pg=RA2-PA732 The kingdom of Poland and the grand duchy of Lithuania, 1370—1506]. — The New Cambridge Medieval History, c. 1415 — c. 1500. 7. Cambridge University Press, 1998. — p. 732. — ISBN 0-521-38296-3.
  16. ↑ 1 2 3 4  (лит.) Gudavičius E. Lietuvos istorija. Nuo seniausių laikų iki 1569 metų. — Vilnius: Lietuvos rašytojų sąjungos leidykla, 1999. — pp. 173—174. ISBN 9986-39-112-1.
  17. ↑ 1 2 3  (англ.) Kiaupa Z., Kiaupienė J., Kunevičius A. The History of Lithuania Before 1795 (English ed.). — Vilnius: Lithuanian Institute of History, 2000. — pp. 131—132. — ISBN 9986-810-13-2.
  18. ↑ 1 2 3 4 5  (лит.) Ivinskis Z. Lietuvos istorija iki Vytauto Didžiojo mirties. — Rome: Lietuvių katalikų mokslo akademija, 1978. — pp. 304—306.
  19. ↑  (лит.) Jonynas I. Vytauto šeimyna // Istorijos baruose. — Vilnius: Mokslas, 1984. — p. 60.
  20. ↑  (англ.) Urban W. Samogitian Crusade. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2006. — pp. 193—194. — ISBN 0-929700-56-2.
  21. ↑  (англ.) Mickūnaitė G. From Pamphlet to Political Theory: The Establishment of Lithuanian Dynastic Tradition // The medieval chronicle II: proceedings of the 2nd International Conference on the Medieval Chronicle, Driebergen/Utrecht 16-21 July 1999 / Erik Kooper. Rodopi, 2002. — p. 157. — ISBN 90-420-0834-2.
  22. ↑ 1 2  (англ.) Turnbull S. Crusader Castles of the Teutonic Knights. — Vol. 2: The Stone Castles of Latvia and Estonia, 1185—1560. Osprey Publishing, 2004. — pp. 53-54. — ISBN 1-84176-712-3.
  23. ↑ Skeat W. W. The Complete Works of Geoffrey Chaucer. — 2nd ed. — Oxford: The Clarendon Press, 1990. — p. 7.
  24. ↑ 1 2 3  (англ.) Urban W. Samogitian Crusade. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2006. — pp. 197—199. — ISBN 0-929700-56-2.
  25. ↑  (польск.) Jasienica P. Polska Jagiellonów. — Warsaw: Państwowy Instytut Wydawniczy, 199. — pp. 83-84. — ISBN 83-06-01796-X.
  26. ↑  (лит.) Jovaiša E. [mkp.emokykla.lt/gimtoji/?id=8106 Vilniaus pilys] // Gimtoji istorija. Nuo 7 iki 12 klasės. — Vilnius: Elektroninės leidybos namai, 2002. — ISBN 9986-9216-9-4. mkp.emokykla.lt/gimtoji/?id=8106. Retrieved 2008-06-30.
  27. ↑ 1 2  (англ.) Urban W. Samogitian Crusade. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2006. — pp. 200—201. — ISBN 0-929700-56-2.
  28. ↑ 1 2  (лит.) Ivinskis Z. Lietuvos istorija iki Vytauto Didžiojo mirties. — Rome: Lietuvių katalikų mokslo akademija, 1978. — pp. 307—308.
  29. ↑  (нем.) Herder-Institut J. G. [books.google.com/?id=tNGzAAAAIAAJ&q=zlotoria Zeitschrift für Ostmitteleuropa-forschung]. Marburg: J.G. Herder-Institut, 1997. — p. 7.
  30. ↑  (лат.) [books.google.com/books?id=x9QDAAAAYAAJ&pg=PR11&hl=ru#v=onepage&q&f=false Codex diplomaticus Poloniae quo continentur privilegia regum Poloniae] / Red. L. Rzyszczewski, M. Bobowski, A. Muczkowski, J. Bartoszewicz Varsaviae, 1852. — s. xi.
  31. ↑ 1 2 3  (англ.) Urban W. Samogitian Crusade. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2006. — pp. 202—204. — ISBN 0-929700-56-2.
  32. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8  (англ.) Urban W. Vytautas and Jagiello, I // Tannenberg and After. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2003. — P. 1–50. — ISBN 0-929700-25-2.
  33. ↑  (англ.) Urban W. Samogitian Crusade. — Chicago: Lithuanian Research and Studies Center, 2006. — p. 206. — ISBN 0-929700-56-2.
  34. ↑  (англ.) Lukowski J., Zawadzki H. [books.google.com/books?id=HMylRh-wHWEC&pg=PA44&hl=ru#v=onepage&q&f=false A Concise History of Poland]. Cambridge University Press, 206. — p. 44. — ISBN 0-521-85332-X.
  35. ↑  (англ.) Maroszek J. [www.informacjaeuropejska.pl/pliki/MLE_IV_EN.pdf Evidence of a stormy history]. My Little Europe (Cross-border Centre for Civil Education and Information in Białystok). — 4: 32.
  36. ↑ Барбашев А. И. Витовт и его политика до Грюнвальдской битвы (1410 г.) — Санкт-Петербург: Типография Н. Н. Скороходова, 1885. — С. 10. — 166 с.
  37. ↑  (лит.) Ivinskis Z. Lietuvos istorija iki Vytauto Didžiojo mirties. — Rome: Lietuvių katalikų mokslo akademija, 1978. — pp. 319.
  38. ↑  (англ.) Kiaupa Z., Kiaupienė J., Kunevičius A. The History of Lithuania Before 1795 (English ed.). — Vilnius: Lithuanian Institute of History, 2000. — pp. 135—137. — ISBN 9986-810-13-2.
  39. ↑ Зимин А. А. [annals.xlegio.ru/rus/zimin/zim1_01.htm Витязь на распутье: феодальная война в России XV в.] — Москва: Мысль, 1991. — С. 30. — 286 с. — ISBN 5-244-00518-9.
  40. ↑ 1 2 3 Барбашев А. И. Очерки литовско-русской истории XV века. Витовт. Последние двадцать лет княжения (1410—1430). — Санкт-Петербург: Типография Н. Н. Скороходова, 1891. — С. 239—261. — 341 с.

Литература

  • Барбашев А. И. [www.archive.org/download/Barbashev_A_I/Barbashev_A_I_Vitovt_i_ego_politika_do_Grunvaljdenskoj_bitvy_1885.pdf Витовт и его политика до Грюнвальденской битвы (1410 г.)] — СПб.: Типография Н. Н. Скороходова, 1885.
  • Грушевський М. С. [litopys.org.ua/hrushrus/iur40204.htm Історія України-Руси]. — [izbornyk.org.ua/hrushrus/iur4.htm Т. 4: ХІV-ХVІ віки — відносини політичні]. — Розділ II. — Київ: Наукова думка, 1993. — 544 с. — ISBN 5-12-003208-7.
  • Гудавичюс Э. История Литвы с древнейших времен до 1569 года / Перевод Г. И. Ефромова. — Том I. — Москва: Фонд имени И. Д. Сытина, 2005. — 679 с. — ISBN 5-94953-029-2.
  • Любавский М. К. Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. — 2-е издание — Москва. Московская Художественная Печатня, 1915. — 409 c.
  • Koncius J. B. Vytautas the Great: Grand Duke of Lithuania. — Vol. 1. — Maiami: Franklin Press, 1964. — 211 p.
  • Kosman M. Wielki książę Witold. — Warszawa: Ksiąźka i Wiedza, 1967. — 279 s.
  • Łowmiański H. Witold, wielki księze litewski. — Wilno: Wydawnictwo Komitetu obchodu pięćsetnej rocznicy zgonu wielkiego księcia Witolda, 1930. — 121 s.
  • Mickūnaitė G. [books.google.com/books?id=a5zKQM7eEMgC Making a great ruler: Grand Duke Vytautas of Lithuania]. — Budapest: Central European University Press, 2006. — 337 p. — ISBN 963-7326-58-8.
  • Prochaska A. Dzieje Witolda Wielkiego Księcia Litwy. — Wilno, 1914. — 420 s.
  • Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. — Poznań, Wrocław: Wydawnictwo Historyczne, 1999. — 319 s. — ISBN 83-913563-1-0.


Отрывок, характеризующий Гражданская война в Великом княжестве Литовском (1389—1392)

– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Гражданская_война_в_Великом_княжестве_Литовском_(1389—1392)&oldid=77998573»