Гражданская война в Гватемале

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гражданская война в Гватемале
Основной конфликт: Холодная война

Кладбище в Рабиналe
Дата

13 ноября 196031 декабря 1996

Место

Гватемала Гватемала

Итог

мирный договор

Противники
ГПТ (1960—1982)

Гватемальский национальный революционный союз (1982—1996)


Партизанская армия бедных (1972—1996)
Революционная организация вооруженного народа(1979—1996)
Повстанческие вооружённые силы (1962—1996)
При поддержке:
Кубы

Национальная полиция Гватемалы

Вооружённые силы Гватемалы
Патрули гражданской самообороны
Mano Blanca
Секретная антикоммунистическая армия
При поддержке:
США

Командующие
Моран Роландо

Луис Турсиос
Марко Йон
Луис Трехо Эсквивель
Алехандро де Леон †
Умберто Альвардо †
Бернардо Альвардо
Хосе Альберто Сардоза
Радриго Астуриас

Мигель Идигорас

Энрике Перальта Асурдиа
Хулио Мендес
Карлос Арана Осорио
Эухенио Лаухеруд
Ромео Лукас Гарсиа
Бенедикто Лукас Гарсиа
Дональдо Альварес Руис
Херман Чупина Бараона
Марио Сандоваль Аларкон
Эфраин Риос Монтт
Оскар Мехиа
Марко Сересо
Хорхе Серрано
Густаво Эспина
Рамиро де Леон
Альваро Арсу

Силы сторон

6000 (1982)
2000-2500 (1986—1987)
1000-2000 (1988)
1500-2000 (1989)
1000 (1992)
800-1100 (1996)

Вооружённые силы Гватемалы

32 000 (1986)
44 200 (1996)
Патрули гражданской самообороны
900 000 (1983)

Потери
неизвестно неизвестно
Общие потери
Около 200 000 убитых, с 1994 по 1996 демобилизовано 200 000 бойцов и 3000 партизан; Вооружённые силы Гватемалы сокращены до 28 000 человек.

Гражданская война в Гватемале (19601996; исп. Guerra civil de Guatemala) — серия вооружённых конфликтов в республике Гватемала во второй половине ХХ века. Не имеет чётких временных границ, распадается на несколько периодов, общей продолжительностью около 36 лет.





Предшествующие события

К дестабилизации обстановки в стране в 1954 г. привел осуществленный при поддержке США государственный переворот, в результате которого президент Гватемалы Хакобо Арбенс был смещён.

История

1960-е

13 ноября 1960 года в центральных казармах группа молодых офицеров подняла восстание против правительства, восставшим удалось занять военную базу в Сакапе, однако к 15 ноября их выступление было подавлено. Тем не менее, часть активистов сумела покинуть страну и после начала гражданской войны многие из них (Алехандро де Леон, Марио Антонио Ион Соса, Луис Аугусто Турсиос Лима, Луис Трехо Эскивель, Висенте Лоарка и др.) объединились с другими оппозиционными группами (включая коммунистическую партию) и стали во главе формирующихся партизанско-повстанческих сил[1].

В начале февраля 1962 года возник первый очаг партизанского движения в восточной части страны, в начале марта — второй очаг (в центральной части страны)[2].

Руководство повстанческой армии установило отношения с правительством Кубы[3]. В 1970-х гг. к борьбе с режимом присоединилось большое число активистов из числа индейцев-майя, и вскоре деревни майя стали объектом карательных военных операций.

Конфликт принял не только социально-экономическую, но и этническую плоскость, поскольку землевладельцы европейского происхождения и близкие им метисы-ладино воспользовались всеобщим беспорядком и начали проводить насильственную экспроприацию земель майя и геноцид индейцев.

1970-е

1980-е

К началу 1980 года на территории страны действовали четыре фронта повстанческих сил[4]:

7 февраля 1982 года в результате объединения четырёх повстанческих организаций был создан блок Гватемальское национальное революционное единство (ГНРЕ).

1 июля 1982 года генерал Эфраин Риос Монтт ввел в стране осадное положение, в своем выступлении по национальному телевидении он заявил, что «отныне каждый, захваченный с оружием в руках будет расстрелян»[5].

Для борьбы с повстанцами командование гватемальской армии проводило политику «выжженной земли» в горных районах страны. Около миллиона человек были объединены в Патрули гражданской самообороны — сельские контрповстанческие формирования, официально наделённые правом применения оружия против партизан, задержаний и допросов. Эти структуры стали проводниками армейского контроля и правительственного влияния в деревнях. Профсоюзы и политическая оппозиция были уничтожены, многие их активисты стали жертвами политических убийств и «исчезновений» или бежали из страны.

В 1984 г. военная хунта созвала Национальную ассамблею, которая приняла новую конституцию. В результате выборов 1984-85 гг. президентом страны стал Серезо Аревало, представитель правоцентристской Христианско-демократической партии.

В 1987 г. президенты центральноамериканских государств собрались в гватемальском городе Эскипуласе, где был принят региональный план политического примирения, предложенный президентом Коста-Рики Оскаром Ариасом, и было подписано соглашение, которое провозглашало принцип демократии в качестве обязательной предпосылки урегулирования конфликтов.

Первоначально реализация этого соглашения в Гватемале столкнулось с трудностями, поскольку и ГНРЕ, и армия требовали друг от друга выполнения ряда предварительных условий до начала переговоров. Ведущую роль в формировании общественного мнения в поддержку как национального диалога, так и «гуманизации войны» сыграла Католическая церковь. Сформированная правительством, отчасти по настоянию церковных властей, Комиссия национального примирения (КНП) инициировала в 1989 г. переговоры, получившие название «Великий общенациональный диалог». На следующий год КНП провела в Норвегии переговоры с ГНРЕ под эгидой Всемирной лютеранской федерации.

1990-е

В марте 1990 года были подписаны «Соглашения Осло», обязывавшие стороны искать политическое решение конфликта. В 1991 году начались переговоры ГНРЕ с правительством[6], проходившие первоначально при посредничестве епископа Гватемалы, а затем — при посредничестве ООН.

По состоянию на середину 1990 года повстанцы активно действовали в окрестностях столицы и в 14 из 22 провинций страны, а в ряде районов ими были созданы административные органы[7].

В середине 1994 года министр обороны Марио Энрикес открыто признал, что после 30 лет военного конфликта военная победа над повстанцами «Гватемальского национального революционного единства» является невозможной («хотя их численность не превышает 900 человек») и выступил за мирные переговоры[8].

К концу 1996 г. стороны заключили шесть существенных и пять рабочих соглашений. В них были намечены шаги по прекращению военного конфликта и даны гарантии реформ, направленных на решение некоторых социальных и структурных вопросов, сгруппированных по темам: права человека, комиссия по установлению фактов, возвращение беженцев и вынужденных переселенцев, статус и права коренных народов, социально-экономические и сельскохозяйственные вопросы, укрепление гражданской власти и роль вооруженных сил, реформа Конституции и избирательной системы.

В декабре 1996 года представители правительства и командование партизан подписали «Договор о прочном и длительном мире», положивший конец гражданской войне[6].

Жертвы войны

В июле 1982 года генерал Монтт в интервью агентству «Рейтерс» сказал, что «за последние десять лет в Гватемале исчезли 150 тысяч человек»[9].

Напишите отзыв о статье "Гражданская война в Гватемале"

Примечания

  1. Уберто Альварадо Арельяно. Раздумья. Избранные статьи и материалы. М., «Прогресс», 1979. стр.79
  2. Уго Барриос Клее. В Гватемале назревают перемены // «Проблемы мира и социализма», № 11 (51), ноябрь 1962. стр.26-31
  3. John Pike. [www.globalsecurity.org/military/world/war/guatemala.htm Guatemala Civil War 1960-1996]. Globalsecurity.org. Проверено 3 сентября 2009.
  4. Г. Е. Селиверстов. Гватемала: борьба против диктатуры нарастает. М., «Мысль», 1983. стр.28
  5. [Гватемала] Осадное положение // «Известия», № 183 (20164) от 02.07.1982. стр.4
  6. 1 2 Гватемала // Страны мира: справочник, 2006 / под общ. ред. С. В. Лаврова. М., «Республика», 2006. стр.125-127
  7. «The army now acknowledges that small insurgent units almost encircle the capital, operating in a 270-degree arc stretching from the north to the east. The guerrillas are active in at least 14 of Guatemala’s 22 provinces, up from 8 three years ago, and remain a shadow government in many isolated municipalities of the country, which with nine million people is the region’s most populous»
    Lindsey Gruson. [www.nytimes.com/1990/06/03/world/guerrilla-war-in-guatemala-heats-up-fueling-criticism-of-civilian-rule.html?pagewanted=all&src=pm Guerrilla war in Guatemala heats up, fueling criticism of civilian rule] // «The New York Times» от 3 июня 1990
  8. Гватемала // «Зарубежное военное обозрение», № 7, 1994. стр.62
  9. [Гватемала] «Исчезли»… // «Известия», № 188 (20169) от 07.07.1982, стр.4

См. также

Литература и источники

  • Эльфидо Кано. Опыт «страны вечных диктатур» // «Проблемы мира и социализма», № 3, 1989. стр.49-51

Ссылки

  • [www.c-r.org/our-work/accord/public-participation/russian/alvarez-prado.php Энрике Альварес и Таня Паленсиа Прадо. Мирный процесс в Гватемале: контекст, анализ и оценка]
  • [scepsis.net/library/id_3469.html Как погибла цивилизация майя] Ноам Хомский, Джон Перри


Отрывок, характеризующий Гражданская война в Гватемале

О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».