Гражданская война в Иудее (67—55 до н. э.)

Гражданская война в Иудее
Дата	67—55 до н. э.
Место	Иудея
Итог	Превращение Иудеи в римский протекторат
Противники
Гиркан II Набатейское царство Древний Рим Аристобул II Александр
Командующие
Антипатр Арета III Помпей Авл Габиний Марк Антоний Аристобул II Александр
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Гражданская война в Иудее 67—55 до н. э. — борьба за власть между представителями династии Хасмонеев.

Начало войны

После перерыва в царствование Александры Саломеи, в Иудее возобновилась гражданская борьба, начавшаяся в правление Александра Янная. На этот раз она приняла характер внутридинастического конфликта.

Царица, следуя предсмертным указаниям мужа, прекратила гонения на националистическую партию фарисеев, и та на некоторое время получила при дворе преобладающее влияние. Позиции саддукеев (эллинизированная знать), которых возглавлял её младший сын Аристобул, тем не менее, оставались довольно сильными, так как к этой группе принадлежали армейские командиры, а иудейская армия в значительной степени состояла из иностранных наемников.

Наследником Иудеи был в 69 до н. э. провозглашен старший сын Гиркан II, уже бывший первосвященником. Узнав о том, что мать серьезно больна, Аристобул не стал дожидаться её смерти, а сразу поднял мятеж. Захватив несколько крепостей, он собрал наемное войско и провозгласил себя царем. Александра приказала схватить жену и детей Аристобула, но это не остановило начавшуюся войну. Вскоре царица умерла, и Аристобул выступил на Иерусалим. В сражении при Иерихоне большая часть войска Гиркана, состоявшая, очевидно, из наемников, перешла на сторону противника, и это решило исход противостояния.

Гиркан был вынужден признать поражение. Аристобул стал царем, оставив брату должность первосвященника. Через некоторое время влиятельный сторонник Гиркана наместник Идумеи Антипатр убедил его продолжить борьбу. Они тайно покинули Иерусалим и бежали к набатейскому царю Арете III, которому предложили в обмен на восстановление Гиркана у власти вернуть пограничную область с 12 городами, некогда отнятую у арабов Александром Яннаем.

Осада Иерусалима (65 до н. э.)

Арета двинулся на Иерусалим во главе 50-тыс. армии. В первом же сражении войска Аристобула были разбиты, а сам он попытался укрепиться в Иерусалиме. Жители, в основном поддерживавшие Гиркана, сдали город, и Аристобул был осажден в Храме. Наиболее знатные из иудеев покинули страну и бежали в Египет, очевидно, опасаясь расправы. О непримиримости сторон свидетельствуют эпизоды, о которых рассказывает Иосиф Флавий. В лагерь Гиркана привели Онию, одного из наиболее уважаемых законоучителей, почитаемого народом за его праведную жизнь, и потребовали предать осажденных ритуальному проклятию. Ония отказался, обратившись к Всевышнему со словами: «Окружающие теперь меня народ твой, а осаждаемые твои служители», после чего был немедленно убит.

Когда наступила пасха священники просили людей Гиркана продать им жертвенных животных. Те заломили неслыханную цену в тысячу драхм за голову, а получив деньги, отказались выполнять свою часть сделки. В ответ на такое издевательство «священнослужители стали молить Бога воздать единоверцам по заслугам».

Римское вмешательство

Тем временем войска легата Помпея Эмилия Скавра заняли Дамаск. Узнав о происходящем в Иудее, Скавр двинулся туда в надежде на добычу. К легату прибыли посланцы обеих враждующих сторон с просьбами о поддержке. Каждый предлагал одинаково весомые аргументы в свою пользу (по 400 талантов), но Скавр выбрал Аристобула, так как Гиркан уже был связан обещаниями выплатить деньги Арете, и его финансовые возможности выглядели сомнительно, а кроме того, осада хорошо укрепленной цитадели могла продлиться долго.

Легат приказал набатейскому царю убраться из Иерусалима под угрозой объявления врагом римского народа, после чего вернулся в Дамаск. Аристобул немедленно собрал войско и пустился в погоню за отступавшими арабами и людьми Гиркана. Настигнув их, он разгромил войско брата. По словам Иосифа Флавия, в этом бою погибло шесть тысяч человек, в том числе брат Антипатра Фаллион.

Помпей в Сирии

Окончательное решение династического спора зависело от Помпея, а не от его заместителей, поэтому, когда после победы над Тиграном римский командующий вступил в Сирию, к нему также прибыли иудейские послы. Интересы Гиркана представлял Антипатр. Аристобул прислал в подарок «виноградник» из чистого золота, стоимостью 500 талантов, но его посланец Никодим действовал неосмотрительно, обвинив легатов Скавра и Габиния в получении взяток. Кроме того, Помпей не принадлежал к числу людей, которых можно подкупить деньгами: подарок Аристобула он по возвращении в Италию передал в казну, а решение принял, исходя из государственных интересов Рима.

Приказав иудеям явиться позже, Помпей весной 63 до н. э. выступил на Дамаск, по пути наказывая тиранов и разбойников, укрепившихся в сирийских городах за годы анархии. Апамея, в которой укрепился Антиох, была разрушена, Дионисий из Триполиса казнен, владения самого крупного из разбойников, Птолемея Халкидского, были опустошены, а сам он избежал наказания, выплатив огромную контрибуцию в 10 тысяч талантов, которые Помпей употребил на выплату жалования своей армии. Затем была взята Лифиада, где засел иудей Сила. Войско Помпея прошло через Гелиополь и Халкиду в Келесирии, затем перевалило через Антиливан и прибыло в Дамаск.

В Дамаске к Помпею явились участники конфликта. Гиркан, помимо узурпации власти, обвинил брата в морском разбое и нападениях на соседей. Позиции Аристобула были гораздо слабее. Он оправдывался тем, что его брат мало способен к управлению. Кроме них, к Помпею прибыла и третья делегация — от «иудейского народа» — то есть, по-видимому, от фарисеев. Её представители заявили, что не хотят подчиняться ни одному из братьев, так как по обычаю иудеи повинуются лишь священникам, а эти двое, что оспаривают друг у друга власть, хоть и происходят из священного сословия, но стремятся «ввести другую форму правления, чтобы поработить себе народ».

Осада Иерусалима (63 до н. э.)

Помпей обещал уладить иудейский конфликт, как только покончит с набатеями, но Аристобул, опасавшийся, что решение будет не в его пользу, сам ускорил развязку. То заверяя Помпея в преданности, то укрываясь в горных крепостях, он настолько разозлил командующего, что тот приказал его арестовать, а сам двинулся на Иерусалим. Жители открыли римлянам ворота, а сторонники Аристобула снова заперлись в Храме. После трех месяцев осады римлянам удалось обрушить самую большую башню и войска пошли на штурм. Первым на стену цитадели взобрался Фауст Сулла, сын диктатора, награждённый за этот подвиг стенным венком. В ходе резни, которую устроили римляне и иудеи Гиркана, и начавшегося пожара погибло около 12 тыс. человек.

Иосиф Флавий сокрушается о поругании Храма, так как Помпей «и немалое число его спутников» проникли в святая святых и узрели то, что дозволялось видеть лишь первосвященникам. Помпеем, впрочем, двигало одно лишь любопытство, так как о таинственном культе невидимого бога ходили разные слухи. Хотя Помпей и обнаружил в тайной комнате знаменитую золотую столешницу, семисвечник, священные сосуды и запас драгоценных благовоний, а также две тысячи талантов священных денег, он, «в силу своего благочестия, ничего не тронул, но поступил так, как и следовало ожидать от его добродетели», в отличие от его будущего коллеги по триумвирату Марка Красса, который десятью годами позже дочиста обобрал и это святилище, и крупнейшие языческие храмы Сирии.

Распоряжения Помпея

Отрубив головы сторонникам Аристобула, Помпей восстановил Гиркана в должности первосвященника. Статус иудейского правителя был понижен, из царя он превратился в этнарха. У евреев были отобраны греческие и сирийские города, захваченные во время завоевательных войн Иоханана Гиркана и Александра Янная, и чье население или было изгнано (как в Яффе), или насильственно обращено в иудаизм. Разрушенная иудейскими войсками Гадара была восстановлена в угоду любимому вольноотпущеннику Помпея Деметрию Гадарскому. Гиппос, Скифополь, Дай, Самария, Марисса, Азот, Ямния и Аретуса, так же как приморские города Газа, Яффа, Дора и Стратонова Башня были объявлены независимыми и включены в состав образованной Помпеем провинции Сирия.

Если города Келесирии, лишь поверхностно иудаизированные, сами желали избавиться от иудейского гнета, то относительно приморских городов, в особенности Яффы, населенной в основном иудеями, решение Помпея выглядело странным. Исследователи объясняют его стремлением Помпея пресечь в будущем саму возможность контактов иудеев с пиратами. Александр Яннай и Аристобул поддерживали связи с киликийскими пиратами, предоставляя свои порты в качестве баз для их кораблей. Археологические находки дают основания полагать, что некоторые представители эллинизированной иудейской знати и сами участвовали в пиратских рейдах.

Таким образом, иудеи лишились владений в Келесирии, Заиорданье и на морском побережье, и под управлением Гиркана были оставлены только чисто еврейские территории: собственно Иудея, Идумея, Перея и Галилея. Стены Иерусалима были снесены.

Оставив в Сирии Скавра с двумя легионами, Помпей вернулся в Италию, увезя с собой Аристобула и его детей. Старший сын Александр по дороге сбежал и вернулся в Иудею.

Рим и «еврейский вопрос»

С восточными распоряжениями Помпея и переходом Иудеи под римский протекторат связано очередное обострение «еврейского вопроса» в самом Риме. Некоторое количество иудеев находилось в Италии уже во II веке до н. э., и уже в 139 до н. э. было принято постановление об их изгнании, наряду с халдеями (астрологами) и адептами Сабазия. Это было связано с религиозной пропагандой и случаями прозелитизма. После скандала с вакханалиями римляне стали очень подозрительны к распространению восточных (особенно египетских) культов, принимавших в среде италийского населения извращенный характер.

Тем не менее, к середине I века до н. э. иудеи снова обосновались в Риме, и у властей возникла проблема с так называемым «иудейским золотом» — ежегодными пожертвованиями диаспоры в казну иерусалимского храма, осуществлявшимися, несмотря на сенатские постановления о запрете вывоза золота. С присоединением новых территорий эта проблема только увеличивалась. Цицерон в речи в защиту Луция Валерия Флакка напоминает и об этих запретах, и о неоднократных случаях изъятия таможенными властями десятков и сотен фунтов золота, и о том, что его подзащитный, в бытность пропретором Азии, своим эдиктом также запретил эти пожертвования, за что теперь влиятельная иудейская диаспора пытается ему отомстить.

Ты знаешь, как велика эта шайка, как велико в ней единение, как велико её значение на народных сходках. Поэтому я буду говорить, понизив голос, чтобы меня слышали одни только судьи; ведь в людях, готовых натравить иудеев на меня и на любого честнейшего человека, недостатка нет; не стану им это облегчать. (…) Бороться с этим варварским суеверием было долгом строгости, презирать, ради блага государства, толпу иудеев, нередко приходившую в ярость на народных сходках, — долгом высшего достоинства. (…) этот народ, взявшись за оружие, показал, каковы его чувства к нашей державе; насколько он дорог бессмертным богам, мы поняли, так как он побежден, так как сбор дани с него сдан на откуп, так как он порабощен.

— Цицерон. За Валерия Флакка. XXVIII, 66, 69.

Исследователи, а также представители различных околонаучных и псевдонаучных кругов, неоднократно обращались к этому вопросу и пытались выяснить, что за иудейские шайки могли бушевать на плебейских сходках в Риме.

В своё время известный теоретик антисемитизма и «научного расизма» Хьюстон Чемберлен, вырвав слова Цицерона из контекста, приводил их в качестве доказательства негативного «политико-социального влияния» евреев ещё в глубокой древности. Серьезных исследователей слова Цицерона, если их понимать буквально, а не как риторическое преувеличение, ставят в некоторое затруднение, так как считается, что влиятельного торгово-ростовщического иудейского капитала в то время ещё не было, большинство населения Иудеи составляли земледельцы и скотоводы, а в городах и в диаспоре — ремесленники и мелкие торговцы, у Цицерона же речь идет о пожертвованиях значительных сумм. Исходя из этих соображений, делается вывод, что толпа, угрожавшая Цицерону, состояла большей частью из «иудействующих» прозелитов, которых в Риме и в самом деле было немало.

Цицерон разделяет нередкую для эллинистического времени неприязнь к еврейским обычаям и культу, и к самому этому народу, злоречивому и склонному к раздорам. То, что Помпей не тронул храмовых сокровищ, Цицерон одобряет, добавляя, что

не религия иудеев и притом наших врагов, не сомневаюсь, помешала нашему выдающемуся императору сделать это, а его личная порядочность.

— Цицерон. За Валерия Флакка. XXVIII, 68.

Мятеж Александра

Вернувшийся в Иудею Александр собрал крупные силы (10 тыс. пехоты и 1500 всадников), усилил укрепления Александриона на севере и Махерона на границе с арабами, после чего попытался овладеть Иерусалимом и свергнуть Гиркана. Тот призвал на помощь проконсула Габиния. Соединенные силы римлян, иудеев Пифолая и Малиха, и отрядов Антипатра разгромили Александра у Иерусалима, перебив около трех тысяч его воинов и не меньше того взяв в плен. Александр отступил на север, снова был разбит в сражении при Александрионе, где особенно отличился легат Габиния Марк Антоний, а затем осажден в Александрионе.

Оставив часть войска осаждать крепость, Габиний отправился в другую часть страны, где распорядился восстановить пришедшие в запустение из-за набегов арабских и еврейских разбойников и лежавшие в руинах города. «Таким образом вновь возникли Самария, Азот, Скифополис, Анфедон, Рафия, Дора, Марисса, Газа и множество других».

Александр в конце концов сдался. Крепости Махерон и Александрион были срыты. Матери Александра Габиний обещал, что добьется возвращения её детей, находившихся в плену в Италии. Управление Иудеей было децентрализовано: Габиний учредил пять синедрионов для пяти округов, на которые разделил страну: в Иерусалиме, Газаре, Амафунте, Иерихоне и Сепфорисе. Это решение заметно усиливало позиции Антипатра и, по-видимому, вполне устраивало фарисеев, так как, по словам Иосифа Флавия,

Народ с радостью увидел себя освобожденным от единовластия, которое уступило место аристократическому правлению.

— Иосиф Флавий. Иудейская война. I. 8, 5.

Мятеж Аристобула

Вскоре Аристобул с сыном Антигоном бежал из Рима и поднял новое восстание. На его сторону перешло много людей, недовольных слабостью Гиркана, во всем зависевшего от римлян. Даже заместитель командующего войсками в Иерусалиме Пифолай, недавно сражавшийся с Александром, привел к Аристобулу тысячу воинов. Так как многие приходили безоружными, Аристобул отослал их в Махерон, а сам во главе 8 тысяч двинулся на Иерусалим. Габиний выслал против него Сисенну, Антония и Сервилия, которые совершенно разгромили иудеев, несмотря на всю их отчаянную храбрость. На поле боя осталось лежать пять тысяч евреев, Аристобул с одной тысячей отступил в Махерон, надеясь выдержать осаду. Так как стены этой крепости были разрушены, осада продлилась всего два дня, после чего израненный Аристобул и его сын были взяты в плен и снова отправлены в Рим. Там бывшего царя посадили в тюрьму. Детей его сенат отпустил на родину, так как Габиний обещал им свободу в обмен на сдачу крепостей. В целом действия Габиния в Риме оценивались негативно (возможно, потому что на него жаловались откупщики, которым он не дал разграбить Сирию) и сенат в 56 до н. э. отказал ему в проведении благодарственных молебствий за его победы.

Второй мятеж Александра

Воспользовавшись тем, что Габиний отправился в египетский поход, Александр поднял новое восстание, овладел Иудеей, перебил всех римлян, что ему попались, и осадил на горе Гаризим тех, что успели бежать. Вернувшись в 55 до н. э. из Египта, Габиний направил к мятежникам Антипатра, который уговорил часть из них оставить это бессмысленное предприятие и вернуться к мирной жизни. Александр с 30-тыс. войском выступил против Габиния и был разбит у горы Табор, потеряв 10 тыс. человек. Александр был взят в плен, после чего Габиний восстановил в Иерусалиме правление согласно желаниям Антипатра. Таким образом Гиркан, продемонстрировавший неспособность удержать власть, превратился в совершенно номинальную фигуру.

Итоги

В результате гражданской войны дом Хасмонеев был ослаблен, и реальная власть перешла к семье Антипатра, занявшего твердую проримскую позицию. Аристобул и Антипатр погибли в ходе гражданской войны между Цезарем и Помпеем. Последняя попытка сына Аристобула Антигона захватить власть была предпринята во время парфянской оккупации 40—38 до н. э. и потерпела крах после разгрома парфян.

Современные исследователи, так же, как и Иосиф Флавий, относятся к действиям последних Хасмонеев отрицательно. Признавая их несомненное личное мужество, трудно понять, на что они рассчитывали, особенно после того, как побывали в Риме и увидели его могущество. Если бы не постоянные внутренние раздоры, подчинение Иудеи Риму состоялось бы не на таких жестких условиях, страна не была бы расчленена и не произошло бы упразднения царской власти.

Также некоторое удивление вызывают побеги иудейских принцев из Рима, однако, если вспомнить скандальную историю с бегством Тиграна Младшего, то можно и в этих случаях предполагать нечто подобное. К тому же мятежи Аристобула и Александра явно не представляли для римлян серьезной угрозы, зато их подавление позволяло лишний раз разграбить страну и навязать ей ещё более суровые условия подчинения.

Литература

• Вихнович В. Л. Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного. — СПб.: Академия исследования культуры, 2010. — 424 с. — ISBN 978-5-903931-66-8
• Грушевой А. Г. Иудеи и иудаизм в истории Римской республики и Римской империи. — СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008. — ISBN 978-5-8465-0728-9
• Нот М. История Древнего Израиля. — СПб.: Издательство: Дмитрий Буланин, 2014. — ISBN 978-5-86007-751-5

Отрывок, характеризующий Гражданская война в Иудее (67—55 до н. э.)

И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»
В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.