Гражданская война в Руанде

Гражданская война в Руанде
Карта Руанды
Дата	1 октября 1990 – 4 августа 1993 (первый период, до Арушских соглашений) 7 апреля 1994 − 18 июля 1994 (вторая фаза, до победы РПФ)
Место	Руанда
Итог	Военная и политическая победа Руандийского патриотического фронта, начало геноцида
Противники
Повстанцы: Руандийский патриотический фронт (РПФ) Руандийская патриотическая армия (РПА) сторонники: части Народных сил обороны Уганды (НСОУ) Правительство: Руандийские вооруженные силы (РВС) Коалиция в защиту Республики (КЗР) сторонники: французские парашютисты (1990-1993) Особая президентская дивизия (части; 1990-1991)
Командующие
Фред Рвигьема Питер Байингана Поль Кагаме Жювеналь Хабиаримана Теонесте Багосора Огюстен Бизимунгу
Силы сторон
20,000 РПФ 35,000 РВС
Потери
5,000 убитыми 5,000 убитыми

Гражданская война в Руанде (1990—1994) — внутренний конфликт в Руанде между сторонниками президента Жювеналя Хабиаримана и повстанцами Руандийского патриотического фронта (РПФ). Конфликт начался 1 октября 1990 года вторжением войск РПФ в страну и официально закончился 4 августа 1993 года подписанием Арушских соглашений

Тем не менее, убийство Жювеналя Хабиаримана в апреле 1994 года стало катализатором начала геноцида в Руанде. По мнению некоторых исследователей, этот геноцид является последующей стадией гражданской войны. РПФ провел новое наступление и, в конце концов, взял под свой контроль страну. Правительство хуту в изгнании продолжило использовать лагеря беженцев в соседних странах для дестабилизации нового правительства. РПФ вступил в Первую конголезскую войну (1996—1997), что привело в свою очередь к началу Второй конголезской войны (1998—2003), прямо связанной с попытками хуту вернуть контроль над Руандой. Таким образом, хотя гражданская война официально продолжалась до 1993 года, ведутся споры о дате фактического её окончания: некоторые специалисты обозначают дату — 1994 год (взятие РПФ Кигали), другие — 1996 год (расформирование лагерей беженцев), третьи считают, что гражданская война продолжается по сей день.

Предыстория конфликта

Этническая напряженность между большинством хуту и меньшинством тутси уходит корнями в бельгийскую колониальную эпоху, когда бельгийская администрация поощряла интересы тутси и ущемляла интересы хуту. Сталкивая два племени, бельгийцы укрепляли собственную власть в стране. Однако покинув Руанду, они оставили после себя крайне неустойчивую социальную структуру. Отдельные эпизоды столкновений между хуту и тутси наблюдались уже в первые два десятилетия после обретения независимости.

Новая волна этнической напряженности накрыла страну в 1990 году. Одной из главных причин был упадок в экономике и нехватка продовольствия. В течение всего года страна страдала от плохой погоды и снижения цен на кофе — главный экспортный товар. Эти проблемы способствовали созданию крайне опасного политического климата. Эта напряженность усугублялась и французскими обещаниями народам Центральной Африки помочь им в строительстве демократии. Многие руандийцы услышали этот призыв, и началось формирование демократического движения, члены которого активно протестовали в течение лета 1990 года.

Одновременно началось брожение внутри этнической общности тутси. Те тутси, что были изгнаны из страны более тридцати лет назад и находились в лагерях беженцев на территории соседних государств, теперь стали собираются в организованную группировку — Руандийский патриотический фронт (РПФ). Хуту считали этих людей представителями коррумпированной знати, справедливо изгнанными из страны. Они указывали, что потомки этих тутси уже ничего не знали о Руанде и говорили не по-французски, а по-английски. Изгнанные тутси, однако, требовали признания своих прав, в том числе, прав вернуться на родину. Они начали оказывать давление на правительство Руанды и, в конце концов, вынудили правительство Хабиаримана пойти на уступки. РПФ командовал генерал-майор Фред Рвигьема, который возвысился до должности заместителя министра обороны в соседней Уганде. Однако растущая ксенофобия привела к ужесточению законодательства, теперь оно запрещало всем угандийским гражданам, в том числе руандийским беженцам, владеть землей в стране. Это стало толчком к активному пополнению рядов.

Хабиаримана оказался вынужден создать национальный комитет для изучения «Концепции демократии» и начать работать над формированием «Национального политического Устава», который должен был примирить хуту и тутси. В этот критический момент переговоров ситуация вышла из-под контроля. Обретший силу РПФ уже не желал ждать, пока правительство Руанды выполнит свои обещания.

Приготовления к войне

РПФ был образован в декабре 1987 года как преемник Руандийского альянса национального единства. Новая организация поставила своей целью содействие возвращению всех руандийских беженцев в Руанду, с применением силы, если это будет необходимо, и установить национальное единство и демократию в стране. РПФ состоял в основном из второго поколения изгнанных тутси и насчитывал более четырёх тысяч военнослужащих, которые были хорошо обучены в армии Уганды и имели боевой опыт.

Боевые действия

Вторжение 1990 года

В 2:30 ночи 1 октября 1990 года пятьдесят повстанцев РПФ пересекли границу Уганды и вторглись в Руанду, убив таможенников на пограничном посту Кагитумба. За ними последовали ещё несколько сотен повстанцев, одетых в мундиры армии Уганды и вооруженных угандийским оружием, в том числе пулеметами и гранатометами. Требования РПФ включали конец этнической сегрегации и системы удостоверений личности, а также другие политические и экономические реформы, представлявшие РПФ в качестве демократической организации, стремящейся свергнуть коррумпированный режим. Президент Уганды Йовери Мусевени и президент Руанды Хабиаримана были в это время в Нью-Йорке на Всемирном саммите в поддержку детей. Роль Уганды в конфликте была немедленно поставлена под сомнение. Вполне вероятно, что Йовери Мусевени знал о планах РПФ, но открыто его не поддерживал. Йовери Мусевени имел несколько мотивов не вмешиваться, в том числе, заинтересованность в стабильности в западной Уганде и возможность укрепления позиций в будущих переговорах беженцев с Хабиаримана. Йовери Мусевени позже заявил, что «столкнулся со свершившимся фактом» и решил помочь РПФ лишь тогда, когда он одержал победу, чтобы поддержать стабильность внутри своей страны.

В первые несколько дней боев РПФ достиг значительных успехов, продвинувшись на 60 км на юг к городу Габиро. Руандийская правительственная армия превосходила повстанцев численно и получила от Франции броневики и вертолеты, но РПФ выиграл от элемента неожиданности. Успехи Фронта едва не поколебала гибель командующего — Фреда Рвигьемы, на третий день наступления. Вполне вероятно, что Рвигьема был убит своим подчиненным, генералом Питером Байинганой, хотя РПФ впоследствии утверждал, что он погиб от шальной пули.

Наступление застопорилось после того, как в конфликт вмешались Франция и Заир. Заир отправил несколько сотен солдат элитной Особой президентской дивизии, чтобы сражаться на стороне руандийского правительства. В ходе военной операции под кодовым названием «Noroît» Франция развернула первую и третью роты 8-й полка морской пехоты, состоящие из 125 парашютистов, которые прибыли из ЦАР для поддержки правительства. Позднее к ним присоединились части 2-го парашютно-десантного полка, 3-го полка морской пехоты и 13-го парашютного полка. Франция, подписавшая в 1975 году пакт об обороне с Хабиариманой, формально настаивала на том, чтобы её войска были использованы исключительно для защиты французских граждан, однако на деле парашютисты были брошены на блокирование продвижения РПФ на столицу Кигали. Полковник Рене Галини руководил первоначальным развертыванием, затем его сменил полковник Жан-Клод Томанн. Франция также поставляла правительству Руанды артиллерийские орудия, минометы и другую военную технику, а также помогала финансово. Франция утверждала, что противодействует «агрессии, инициированной из одной англоговорящей страны». Бельгия первоначально также поддержал правительство, но сократило военную помощь вскоре после начала военных действий, ссылаясь на внутреннее законодательство, запрещающее участие бельгийских солдат в гражданских войнах. Франция, напротив, усилила свои позиции в регионе, тем самым заменив Бельгию в качестве основного иностранного спонсора Руанды.

7 октября 1990 года правительственные войска начали контрнаступление. РПФ не был готов к длительной войне и был вынужден начать отступление. Майор Поль Кагаме, который находился до того в США на курсах подготовки командного состава, вернулся в страну, чтобы взять под контроль повстанческие силы. Однако 23 октября два командира РПФ, майор Питер Байингана (фактический командующий) и Крис Буньеньези, были арестованы Салимом Салехом, братом президента Уганды, за убийство Рвигьемы и привезены в Уганду для допроса и суда. Повстанцы пришли в отчаяние и к концу месяца были отброшены на территорию Национального парк Акагера на северо-востоке страны.

В ночь на 4 октября правительство Руанды устроило ложное нападение на Кигали со стрельбой и взрывами. Это представление было призвано напугать население, мобилизовать его в поддержку войны и поощрить поиск возможных шпионов и предателей среди гражданских лиц. Более 10 000 человек были арестованы. В стране начались этнические чистки. По сообщениям очевидцев, 10 октября майор Алоис Нтабакузе провел такую чистку в деревне Багима. Через десять дней после вторжения местные чиновники в Кибилире призвали население убить местных тутси и сжечь их дома. По крайней мере 348 гражданских лиц были убиты в течение 48 часов.

Перегруппировка РПФ

По прибытии в страну Поль Кагаме начал реорганизовать силы РПФ, численность которых сократилась до менее чем 2 000 солдат. Было принято решение о разработке планов партизанской войны на севере страны. Мусевени дал разрешение РПФ отступить обратно в Уганду в течение одной ночи. В ходе маршброска Кагаме и его войска передислоцировались на запад к горам Вирунга, где правительственные войска не могли на них напасть. РПФ провел два месяца в горах, укрепляя свои силы. При этом условия жизни были очень тяжелыми, и некоторые члены армии погибли из-за низких температур.

Время в горах Вирунга было потрачено на реорганизацию армии и восстановление руководства, которое так сильно пострадало во время боевых действий. Алексис Каниаренгве, хуту и бывший союзник Хабиариманы, был назначен главой РПФ. Однако тутси продолжали составлять большинство руководства Фронта. Из Уганды, Бурунди, Танзании, Заира, США и Европы прибывали новобранцы. К началу 1991 года армия РПФ выросла до 5 000 солдат, к 1992 году — уже 12 000, а в ходе наступления 1994 года она насчитывала 25 000 человек.

В дополнение к набору новобранцев РПФ осуществлял сбор средств для продолжения борьбы. Диаспора тутси по всему миру способствовала увеличению финансирования РПФ. Повстанцы перевооружились, покупая оружие на международном рынке и получая подпольные поставки из армии Уганды.

Партизанская война

К январю 1991 года Поль Кагаме возобновил войну. Первым шагом был неожиданный захват города Рухенгери 23 января 1991 года. Рухенгери был не только близок к горам Вирунга, но и воспринимался как оплот режима Хабиариманы. РПФ захватил город благодаря эффекту неожиданности и удерживал его в течение одного дня перед отступлением назад в горы. Во время оккупации повстанцы захватили оружие и оборудование руандийской армии и штурмовали тюрьму Рухенгери, освободив политзаключенных. Нападение создало атмосферу страха в Руанде.

После этой операции РПФ начал вести классическую партизанскую войну. Мелкие стычки истощали обе стороны. РПФ начал вещание из Уганды в Руанду передач из собственной радиостанции под названием Радио Мухабура. Это радио стало мощным инструментом пропаганды, обвинявшей Хабиариману в геноциде. В течение следующих нескольких лет предпринимались многочисленные попытки достичь соглашения о перемирии, но они ничего не принесли, и бои продолжались до 13 июля 1992 года, когда в городе Аруша было подписано соглашение о прекращении огня.

Арушские соглашения

Война продолжалась в течение почти 2,5 лет, пока 12 июля 1992 года в в городе Аруша (Танзания) не было подписано соглашение о прекращении огня, фиксировавшее график проведения переговоров и дававшее разрешение на размещение в стране группы военных наблюдателей под эгидой Организации африканского единства. Прекращение огня вступило в силу 31 июля 1992 года, а политические переговоры начались 30 сентября 1992 года. В течение следующих месяцев продолжались переговоры, не принесшие каких-либо серьезных успехов. Наконец, после сообщений о массовых убийствах тутси 8 февраля 1993 года РПФ начал крупное наступление.

Это наступление вынудило правительственные войска отступить, позволив РПФ быстро захватить Рухенгери, а затем повернуть на юг и начать продвижение на столицу. Это вызвало панику в Париже, который сразу же послал несколько сотен французских солдат в страну вместе с большим количеством боеприпасов. Прибытие французских войск в Кигали серьезно изменило военную ситуацию и заставило РПФ отказаться от штурма столицы. 20 февраля повстанцы остановились в 30 км к северу от Кигали и объявили одностороннее решение о прекращении огня, после чего в течение нескольких месяцев отводили свои войска на исходные позиции. К тому времени более 1,5 миллиона гражданских лиц, в основном хуту, покинули свои дома.

Хрупкий мир продлился до 7 апреля следующего года. Однако напряженность в обществе не снижалась. Вторжение тутси было воспринято не как способ добиться равноправия, а как попытка тутси вернуться к власти. Хуту сплотились вокруг президента. Сам Хабиаримана отреагировал введением программы геноцида, направленной против всех тутси и хуту, имевших с ними какие-либо общие интересы. Хабиаримана оправдывал это тем, что тутси якобы собирались восстановить «феодальный строй» и поработить хуту.

Военные действия в условиях геноцида 1994 года

6 апреля 1994 года президент Хабиаримана возвращался с переговоров в Дар-эс-Саламе, когда его самолет был сбит. Активисты хуту — интерахамве — и президентская гвардия начали убивать оппозиционных политиков и лидеров тутси, обвинив их в убийстве президента. Последовавший геноцид в Руанде привел к гибели в течение трех месяцев порядка 937 000 человек.

К вечеру 7 апреля РПФ возобновил наступление на юг. Навстречу повстанцам выдвинулись их представители в парламенте, отправленные туда по результатам мирных переговоров. Основные силы РПФ на севере 8 апреля были разделены на три части. Одна группа двинулась на запад, блокировать правительственные силы в Рухенгери. Вторая группа под командованием полковника Эжена Багире (командира 7-го батальона) и подполковника Фреда Ибингиры (командира 157-го батальона) вошла в восточную границу страны Кибунго. Третья группа под командованием полковника Сэма Кака, полковника Шарлиса Нгога, полковника Муситу и Людовика Твагирва (известного как Додо) удалось сделать значительный шаг вперед по направлению к столице к вечеру 11 апреля. Обе стороны начали усиливать и укреплять свои позиции, а РПФ приступил к окружению города. 12 апреля временное правительство бежало в Гитараму в попытке спастись от боевых действий.

На востоке повстанцы столкнулись с некоторым сопротивлением правительственных войск и достигли границы с Танзанией 22 апреля. 5 мая они начали обстрел столичного аэропорта, а 16 мая перекрыли дорогу Кигали — Гитарама. За этим последовало захват аэропорта. Правительственные войска попытались 6 июня перейти в контратаку, но она провалилась.

Силы РПФ, захватив контроль над северной, восточной и южной окраинами столицы, начали двигаться к северу вдоль юго-западной окраины города. Это ещё больше усилило давление на Гитараму, которая пала 13 июня. С трех сторон повстанцы начали штурм центра столицы. Ведя огонь из легкой артиллерии и минометов, они не давали защитникам передышки. Тяжелые бои продолжались вплоть до начала июля. 3 июля правительственные войска начали покидать столицу, уводя с собой большинство гражданского населения. По данным ООН, они уже не имели боеприпасов. На следующий день, после трехмесячной борьбы, РПФ вступил в центр Кигали.

По состоянию на июнь повстанцы достигли границы с Бурунди. Они остановились после захвата Бутаре 2 июля в связи с тем, что французский десант преградил дальнейшее продвижение.

С падением Кигали правительственные войска начали распадаться. Армия потеряла сплоченность. Это сделало оборону последних оплотов режима — двух северных городов Рухенгери и Гисеньи — невозможной. Освобождение сил повстанцев в центре страны позволило им переместить войска на север. 13 июля Рухенгери капитулировал, а 18 июля пал Гисеньи.

Последствия

Повстанцы тутси нанесли поражение режиму хуту, и геноцид закончился в июле 1994 года, но около двух миллионов хуту — некоторые из них участвовали в геноциде и боялись возмездия тутси — бежали в соседние Бурунди, Танзанию, Уганду и Заир. Тысячи людей погибли в ходе эпидемий холеры и дизентерии, которая охватила лагеря беженцев. Международное сообщество отреагировало усилиями по оказанию гуманитарной помощи. Одновременно Коалиция за защиту Руанды начала милитаризацию лагерей, используя их в качестве баз для свержения правительства РПФ.

Чтобы ликвидировать лагеря, Руанда спонсировала вторжение в Заир в 1996 году. Её ставленниками был Альянс демократических сил за освобождение Конго (АДФЛ). АДФЛ при поддержке Уганды очистил лагеря беженцев вдоль границы. Тем не менее, многие боевики хуту бежали на запад, подальше от границы. АДЛ сверг режим Мобуту, а его лидер Лоран Кабила провозгласил себя новым президентом переименованной Демократической Республики Конго (ДРК) в мае 1997 года.

Лоран Кабила вскоре отвернулся от своих сторонников — Руанды и Уганды, которые в 1998 году организовали попытку его свержения. В ходе Второй конголезской войны Лоран Кабила заключил союз с Армией освобождения Руанды, преемником Коалиции в защиту Руанды. После его гибели в 2001 году Жозеф Кабила, его сын, стал президентом, а организация боевиков хуту была реформирована в Демократические сил за освобождение Руанды. Это движение до сих пор представляет определенную угрозу для правительства Кагаме.

Литература

• Dallaire, Romeo. «Shake Hands With the Devil: The Failure of Humanity in Rwanda». Arrow Books (2003). ISBNJ 0-09-947893-5
• Gourevitch Philip. [books.google.com/?id=8OiMfpTiApQC We Wish To Inform You That Tomorrow We Will Be Killed With Our Families]. — 3. — London; New York: Picador, 2000. — ISBN 0-330-37120-7.
• Government of Rwanda. [www.gov.rw/page.php?id_rubrique=9 History]. Official Website of the Government of Rwanda (2008). Проверено 8 марта 2011.
• Government of Rwanda. [www.gov.rw/liberation15/index.php?option=com_content&view=category&layout=blog&id=37&Itemid=55 Chronology of Events Leading to Liberation]. Official Website of the Government of Rwanda (2009). Проверено 9 мая 2013. [web.archive.org/web/20120307130518/www.gov.rw/liberation15/index.php?option=com_content&view=category&layout=blog&id=37&Itemid=55 Архивировано из первоисточника 7 марта 2012].
• Mamdani Mahmood. [books.google.co.uk/books?id=QUEamxb89JcC When Victims Become Killers: Colonialism, Nativism, and the Genocide in Rwanda]. — Princeton, N.J: Princeton University Press, 2002. — ISBN 0-691-10280-5.
• Melvern Linda. [books.google.com/books?id=rhsRrxZtJwMC A People Betrayed]. — Zed Books, 2000.
• Prunier Gérard. [books.google.com/?id=XYIJcrgzgQ0C&pg=PA1&dq#v=onepage&q=&f=false The Rwanda Crisis, 1959–1994: History of a Genocide]. — Hardcover. — London: C. Hurst & Co. Publishers, 1995. — ISBN 1-85065-243-0.
• Prunier Gérard. [books.google.com/books?id=kp93kUfdhC0C Africa's World War]. — Oxford: Oxford University Press, 2009. — ISBN 978-0-19-537420-9.
• Steele, Jon. «War Junkie: One Man`s Addiction to the Worst Places on Earth» Corgi (2002). ISBN 0-552-14984-5
• [www.aegistrust.org/images/stories/oaureport.pdf Rwanda – The preventable genocide]. — Addis Ababa: Organization of African Unity, 2000.

См. также

• [www.globalsecurity.org/military/world/war/rwanda.htm Rwanda Civil War], globalsecurity.org
• [www.hrw.org/reports/1992/WR92/AFW-07.htm#P451_159300 Human Rights Developments in Rwanda], Human Rights Watch отчет 1992 года.

Отрывок, характеризующий Гражданская война в Руанде

Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.