Гражданская война в Эфиопии

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гражданская война в Эфиопии
Основной конфликт: Холодная война

Подбитый танк Т-62 на улице Аддис-Абебы.
Дата

с 1974 года — по 1991 год

Место

Эфиопия

Итог

Победа РДФЭН и его союзников.

Противники
Эфиопия Эфиопия

СССР СССР[1]
Куба Куба[2]
ГДР ГДР[1][3]
НДР Йемен НДР Йемен[1]

ФНОО

ФОЭ
НФОЭ
НФОТ
Фронт освобождения Афар
РДФЭН
ЭНРП
Сомали
ФОЗС

Командующие
Менгисту Хайле Мариам
Фидель Кастро
Мелес Зенауи
Исайя Афеворки
Силы сторон
150.000 солдат
10.000 солдат[1]
неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно
Общие потери
более 250.000 человек погибло в ходе войны.[4]

Гражданская война в Эфиопии началась 12 сентября 1974 года, после того как Временный военно-административный совет устроил государственный переворот и сместил императора Хайле Селассие I. Война продолжалась до мая 1991 года, когда Революционно-демократический фронт эфиопских народов и другие вооруженные группировки свергли коммунистическое правительство.[4]





Ход вооруженных действий

1974—1980

После 1974 года повстанцы появлялись в различных частях Эфиопии, наиболее сильные группировки были сосредоточены в Эритрее и Тыграи. К 1975 НФОЭ насчитывал более чем 10000 повстанцев. Попытки властей Эфиопии выбить повстанцев из Эритреи предпринимались не раз, однако к середине 1978 года повстанческие группировки контролировали уже не только деревни, но и крупные города, таких как Керен и Митсива. Несмотря на большие поставки оружия из коммунистических стран, ВВАС не удалось подавить восстание в Эритрее.[4]

В 1976 году в рядах эритрейских повстанцев произошел раскол: образовался Фронт освобождения Эритреи, который вел борьбу как против Эфиопии, так и против другой повстанческой группировки — НФОЭ.

Хотя и есть некоторые разногласия, большинство военных наблюдателей считают, что Куба отказалась от участия в военной операции в Эритрее, так как Фидель Кастро считал эритрейский конфликт внутренним делом Эфиопии. Тем не менее, кубинские войска продолжали находится в Огадене, что позволило Менгисту Мариаму перебросить войска на севере Эфиопии.[4]

К концу 1976 года, повстанцы существовали уже во всех 14 административных регионах страны. В дополнение к эритрейским повстанцам, образовался Народный фронт освобождения Тыграи (НФОТ) в 1975 году, который требовал социальной справедливости и самоопределения для всех эфиопов. В южных регионах действовали: Фронт Освобождения Оромо и ФНОО.

Несмотря на приток военной помощи со стороны Советского Союза и его союзников, победить эритрейских повстанцев не удавалось. После первоначальных успехов правительства Эфиопии в отвоевании территории, крупных городов и некоторых из основных дорог в 1978 и 1979 годах, конфликт пошел на спад. Повстанцы Эритреи и Тыграи сотрудничали между собой, НФОЭ активно поддерживало оружием и материальной помощью повстанцев Тыграи, что помогло создать из НФОТ полноценную боевую силу.[4]

1980—1991

В начале 1980-х годов население Эфиопии страдало от недостатка продовольствия, в результате голода погибло около одного миллиона человек. Сотни тысяч людей были убиты в результате «красного террора», насильственной депортации, либо были заморены голодом по прямому указанию Менгисту Мариама[5].

ВВАС продолжал пытаться положить конец восстанию, используя военную силу. Эфиопская армия начала масштабное наступление на НФОЭ, однако наступление провалилось и в 1989 году НФОЭ контролировало уже почти всю мятежную провинцию Эритрею[4].

Правительство Менгисту было окончательно свергнуто в 1991 году, после того как РДФЭН захватил столицу Эфиопии — Аддис-Абебу. Был риск, что Менгисту будет бороться за столицу до конца, но произошло дипломатическое вмешательство со стороны Соединенных Штатов и Менгисту Мариам бежал из страны в Зимбабве, где он живёт по настоящее время[6]. РДФЭН немедленно распустил Рабочую партию Эфиопии и арестовал почти всех видных чиновников Дерг. НФОЭ захватил полный контроль над Эритреей и 3 мая 1993 года их независимость была официально признана, вследствие этого Эфиопия потеряла выход к морю. В декабре 2006 года 73 должностных лица Дерг были признаны виновными в геноциде собственного населения. Тридцать четыре человека из них предстали в суде, 14 человек скончались в тюрьме, 25 человек покинули страну и были осуждены заочно.

За 31 год Гражданской войны погибло свыше 250 000 человек[4].

См. также

Напишите отзыв о статье "Гражданская война в Эфиопии"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.nytimes.com/1987/09/27/magazine/in-eritrea.html?sec=&spon=&pagewanted=2 IN ERITREA — NYTimes.com]
  2. [www.cuba-vision.com/info/?i=9 История Кубы]
  3. [www.spiegel.de/spiegel/print/d-14315215.html DER SPIEGEL 10/1980 — Wir haben euch Waffen und Brot geschickt]
  4. 1 2 3 4 5 6 7 [www.onwar.com/aced/nation/eat/ethiopia/fethiopia1974.htm Ethiopia Civil War 1974—1991]
  5. Чёрная книга коммунизма
  6. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,973027,00.html Ethiopia: Uncle Sam Steps In — TIME]

Отрывок, характеризующий Гражданская война в Эфиопии



Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.