Гражданская война в национальных областях Бирмы
Поделись знанием:
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Гражданская война в национальных областях Бирмы — важная составная часть длительного гражданского конфликта в Бирме (см.Мьянма), охватившего страну после достижения ею независимости от Великобритании в 1948 году.
Содержание
Причины, ход и особенности Гражданской войны на окраинах Бирмы
- Распространение товарно-денежных отношений среди окраинных народов и племен колониальной Бирмы привело к кризису их традиционного уклада жизни.
- Сохранявшая большое влияние на массы племенная верхушка окраинных народов стремилась увековечить свою власть и привилегии на новом этапе развития, простые общинники, напротив, часто были недовольны усилением эксплуатации со стороны знати.
- Под влиянием пропаганды британских колонизаторов к моменту провозглашения независимости страны (4 января 1948 года) в дезынтегрированных национальных сообществах Бирмы актуализировалась память о межнациональных конфликтах прошлого, широко распространились иллюзии о возможности обособленного существования под протекторатом бывшей метрополии.
- Радикализация настроений масс по всей стране обусловила раскол стоявшей у власти общебирманской политической коалиции Антифашистская лига народной свободы, которая объединяла социалистов, коммунистов и ряд национальных партий.
- Главным фронтом начавшейся в марте 1948 года Гражданской войны в Бирме являлась борьба между бирманцами-коммунистами и бирманцами-социалистами (этнические бирманцы составляют 2/3 населения страны); группировки национальных меньшинств (примерно 1/3 населения Бирмы) выступали на той или иной стороне конфликта, параллельно часто сражаясь между собой.
- Национальный аспект Гражданской войны в Бирме на её первом этапе (до начала 70-х годов) состоял в попытке монов и монизированных каренских племен взять реванш за поражения в монско-бирманских войнах 15 — 18 веков. Ставкой в этой борьбе было единство страны: сохранение единой Бирмы во главе с этническими бирманцами, или её распад на конгломерат полунезависимых племенных образований, группирующихся вокруг монско-каренского государства в Нижней Бирме и державы этнических бирманцев в среднем течении реки Иравади (возврат к положению 15 — начала 16 веков).
- После перелома в Гражданской войне (1968 — 1970-й годы) и поражения бирманских коммунистов — главной оппозиционной силы страны — замирение правительства Бирмы с национальными меньшинствами стало вопросом времени.
- Окончательный крах КПБ в мае 1989 года позволил центральной власти резко усилить военное и политическое давление на группировки этносепаратистов.
- Укрепление позиций правительства Бирмы, наряду с сокращением поддержки этнических повстанцев из-за границы, привело к тому, что в 70-е — 90-е годы курс на достижение полной независимости из всех сепаратистских группировок последовательно отстаивал лишь Каренский национальный союз, опиравшийся на т. н. белых, или монских, каренов. Остальные этнические сепаратисты вели (или ведут до настоящего времени) более или менее завуалированный торг с центральными властями об условиях вхождения в единое бирманское государство.
- С 19-го столетия на территории Бирмы процветала опиумная промышленность, особенно в Шане и сопредельных землях. Торговля наркотиками приносила большие доходы, давая возможность содержать хорошо вооружённые армии. Одной из важнейших причин Гражданской войны на окраинах Бирмы стала борьба отдельных группировок за контроль и сбыт опиумной продукции.
- Борьба за контроль над маковыми полями нередко выходила за рамки Бирмы, охватывая северный Таиланд и Лаос.
Гражданское противостояние в отдельных национальных регионах Бирмы
Чин
- Чинские племена — одни из ранних тибето-бирманских мигрантов на земле Бирмы, осевшие в горах между Иравади и Брахмапутрой, — исторически были одними из наиболее лояльных бирманским государям обитателей горных районов страны.
- Отстаивая собственную автономию, чины, тем не менее, никогда не оспаривали вхождения в состав бирманского государства. В 17-19 веках они поставляли отряды в бирманскую армию, находились в составе гвардии бирманских царей, охраняли важные крепости и переправы.
- На рубеже 40-х и 50-х годов 20 века, когда бирманская держава оказалась на грани распада во время Гражданской войны, чинские вожди снова оказали поддержку центральному правительству — предоставили в его распоряжение 15 батальонов ополчения. В обмен на эти услуги бирманское правительство до сих пор практически не вмешивалось во внутреннюю жизнь чинских племен.
- Чинский национальный штат по сей день является едва ли не самой замкнутой и полностью закрытой для посещений иностранцев территорией Бирмы.
- В то же время, деятельность христианских миссионеров в колониальный период привела к появлению среди чинов антибирманской вооруженной оппозиции — группировки Чинский Национальный Фронт (CNF) — , которая не подписывала мирных соглашений с правительством Бирмы, до сих пор продолжает с ним борьбу и блокирует индийскую границу. CNF не ведёт террористической деятельности, но пытается добиться международного признания и взаимодействует с чинскими партизанскими группировками на территории Индии и Бангладеш.
Качин
- Родственные тибетцам (см.тибетцы) качинские племена (самоназвание «джингпо») много столетий подряд переселялись из Восточного Тибета в долину Иравади, спасаясь от кровавых тибетских междоусобиц первой половины 2-го тысячелетия нашей эры.
- Как и другие горцы, воинственные качины в 18 - 19 веках поставляли отряды в войско бирманских царей, но их связь с центральным правительством была более номинальной, чем у чинов или шанов.
- В конце 40-х годов 20 века, в обмен на сохранение на территории Качинского региона власти феодальных вождей, качины согласились поддержать в Гражданской войне официальное правительство Бирмы — выставили для его поддержки 20 000-е ополчение. Кроме того, качинские батальоны преданно сражались с мятежниками в составе бирманской армии. Однако последовавшие в 50 - 60-е годы попытки бирманских властей ликвидировать в Качинской области традиционные институты власти обусловили охлаждение отношений качинов и центра, хотя до последнего времени оно не приводило стороны к ожесточенному вооруженному противостоянию.
- Сейчас на территории штата Качин действует Организация Независимости Качина (KIO). В 90-е годы KIO подписала с властями соглашение о прекращении огня, однако она не разоружается и продолжает деятельность, связанную с выращиванием опиума и контрабандной торговлей с соседними областями Китая.
- Стремление нынешнего бирманского правительства пресечь эту деятельность KIO и взять под контроль границу с Китаем в 2011—2012 годах вызвало самый серьезный за последние десятилетия конфликт между центральной властью и качинскими сепаратистами; он усугубляется неурегулированностью условий, на каких структуры KIO могут войти в ныне формируемые общебирманские институты власти.
- Подобный торг об условиях вхождения бывших этносепаратистов в новую структуру власти и в иных случаях обуславливает продолжающиеся кое-где на окраинах Бирмы трения между правительством и группировками этнических меньшинств.
Мон
- В эпоху Средних веков родственный кхмерам (см.кхмеры) народ монов, который издавна жил в Нижней Бирме и обладал древней развитой культурой, был главным соперником бирманцев в борьбе за господство над страной.
- Потерпев поражение в монско-бирманских войнах 15 — 18 веков, моны до прихода англичан лишь менее 100 лет находились в составе единой Бирмы, вынашивая идею возвращения своей самостоятельности.
- После достижения Бирмой в 1948 году независимости от Англии Монский Народный Фронт и Каренский Национальный Союз, опиравшийся на монизированных южных каренов, попытались переиграть результаты монско-бирманских войн 15 — 18 веков. В августе 1948 года военные крылья МНФ и КНС — Организации Защиты Монского и Каренского Народов — провозгласили курс на создание объединенного монско-каренского государства в пределах всей Нижней Бирмы. С началом каренского восстания в январе 1949 года монские отряды приняли активное участие в осаде Янгона.
- Большая часть монского населения Бирмы, однако, осталась в стороне от вооруженной борьбы за независимость — самые активные её сторонники среди монов еще в Средние века были перебиты бирманцами или бежали к соседним каренам. Смешение с монами сформировало у т. н. белых, или монских, каренов особые непримиримость и упорство в борьбе за независимость, проявленные ими в ходе Гражданской войны.
- В собственно монских регионах Бирмы ограниченную вооруженную борьбу за независимость до начала 90-х годов вел Монский Народный Фронт, преобразованный в 1962 году в Партию Нового Монского Государства. Создание генералом Не Вином в Южной Бирме Монского национального штата и провозглашение монов, наряду с бирманцами, государствообразующим народом страны (бирманское законодательство с 70-х годов не относит монов к числу национальных меньшинств) привели к отходу массы монского населения от поддержки идеи независимости. До сих пор её продолжает добиваться лишь небольшая вооруженная группировка Хантавади, действующая на юге Монской национальной области.
- В целом Монский штат сейчас является самым мирным и открытым для туристов национальным регионом Бирмы.
Карен
- Родственные бирманцам в языковом и культурном отношении каренские племена (самоназвание «пхганьо» — «люди») относятся к первой, самой ранней, волне миграций тибето-бирманских народов со своей родовой территории в междуречье Хуанхэ и Янцзы на земли полуострова Индокитай.
- Номинально карены признавали власть средневековых монских и бирманских государей, однако практически они никому не подчинялись, совершали постоянные набеги на более развитых соседей и активно занимались работорговлей.
- В 17 — 18 веках, после победы бирманцев над монами в борьбе за господство в долине Иравади, наиболее непримиримые сторонники монской независимости бежали к соседним каренам и смешались с ними.
- С захватом в 19 столетии Бирмы англичанами, настроенная антибирмански верхушка монизированных каренов охотно восприняла христианство и превратилась в надежную опору колонизаторов.
- Проанглийски ориентированные каренские лидеры сыграли важную роль в перерастании конфликта между бирманскими коммунистами и социалистами в полномасштабную Гражданскую войну. В январе 1949 года восстание прекрасно обученных каренских батальонов бирманской армии поставило официальное правительство страны на грань гибели. Зимой 1949-го карены осадили Рангун (Янгон) и завязали уличные бои на окраинах столицы. Другая часть каренских подразделений вместе с коммунистами в апреле этого года овладела Мандалаем — вторым по величине городом страны. Мобилизация этнических бирманцев в ряды народного ополчения (Народная добровольческая организация — «Желтые повязки») и срочные поставки оружия из-за границы (в основном, из Индии) позволили правительственной армии переломить ситуацию и отстоять Янгон. В связи с рядом поражений на других фронтах и вступлением в войну на стороне правительства этнических ополчений чинов и качинов карены в мае 1949 года сняли осаду Янгона и покинули Мандалай, отступив на свою этническую территорию.
- Здесь КНС получал широкую поддержку оружием и боеприпасами с территории Таиланда, успешно отражал атаки правительственных войск и долгие десятилетия вынашивал идею создания независимого государства. Для облегчения его признания западными державами карены — единственные среди этнических мятежников — даже серьезно боролись с наркопосадками и наркоторговлей на своей территории. Окончательное поражение бирманских коммунистов — главной оппозиционной силы Бирмы — сделало надежды каренов на независимость совсем призрачными, тем более, что после военного переворота 1988-го года западные державы сократили поддержку сепаратистов; на Западе все яснее стали понимать, что бирманские военные (и их главный союзник Китай) развала государства не допустят.
- В 1995 году в результате массированного наступления правительственные войска заняли столицу каренской оппозиции городок Манепло, и сторонам удалось достичь перемирия. Генерал Бо Мя — лидер КНС — ушёл в отставку, передав управление своему сыну Нердах Мя. Насколько устойчиво перемирие, можно судить по событиям 2005, когда делегация каренов вместе с генералом Бо Мя отправилась в Рангун на переговоры и была очень тепло встречена. Правительство Бирмы устроило также праздник по случаю юбилея Бо Мя. Сам генерал комментировал ситуацию так: сейчас ни правительство, ни оппозиция не могут победить друг друга, и обе стороны удовлетворены миром.
- В 2012 году КНС официально примирился с правительством и прекратил вооруженную борьбу за независимость.
Кая
- Сохраняя древние племенные традиции каренов, возникшие в 13 веке княжества кая (восточных, или "красных"каренов) — Кантаравадди, Чьебоджи и Боулейк — издавна держались обособленно от основного массива каренских племен.
- С возникновением в 16 веке Бирманской империи каяские князья признали себя её вассалами, платили дань и поставляли воинов в армию бирманских царей.
- В ходе начавшейся в независимой Бирме Гражданской войны племена кая (известные среди бирманцев как «каренни» — «красные» карены), после убийства в августе 1948 года своего лидера князя У Би Хту, примкнули к каренским повстанцам и приняли участие в осаде Янгона зимой — весной 1949 года.
- После поражения монско-каренского восстания 1949—1950 годов каяские племена раскололись: курс на достижение независимости сохранила, при поддержке гоминьдановских интервентов, феодальная верхушка крупнейшего княжества Кантаравадди, в то время как другие каяские князья, вовлеченные в реализацию больших инфраструктурных проектов в штате Кая (строительство крупной ГЭС «Лопита», разработка вольфрамовых рудников в Мочи, и др.), стали поддерживать в Гражданской войне центральное правительство Бирмы.
- В 1957 году сторонники независимости кая сформировали партию Национальную Прогрессивную Партию Каренни (KNPP), вооруженным крылом которой является Армия Каренни (KA). Эта армия продолжает сопротивление до настоящего времени, за исключением короткого периода прекращения огня в 1995 году. Против ней выступили Новая Земельная Партия Кая (KNLP) и Фронт Национального Освобождения Каренни (KNPLF), которые заключили союз с центральным правительством Бирмы.
- В 1976 году правящие в Бирме военные предприняли акцию по насильственному переселению сторонников независимости кая, чтобы лишить поддержки отряды местных сепаратистов. По оценкам западных экспертов, депортации подверглось 50 000 мирных жителей. Тысячи человек бежали в соседний Таиланд.
- Хотя переговоры о прекращении огня с Армией Каренни(КА) регулярно возобновляются, окончательного соглашения не найдено и вооружённые столкновения то и дело возникают снова. Лояльные правительству партии кая, между тем, одобрили Конституцию 2008 года и в ноябре 2010-го приняли участие в общенациональных парламентских выборах.
Шан
- Многочисленные племена шанов (самоназвание «тай» — «свободные») в 1-м тысячелетии н. э. составили первую, наиболее раннюю, волну миграций таеязычных народов со своей родовой территории южнее реки Янцзы на земли полуострова Индокитай.
- Сохраняя древние племенные обычаи тайских народов, шанские княжества подчеркнуто дистанцировались от соседних государств — Сукотаи, Аютия, Лансанг - , созданных в Индокитае более поздними таеязычными мигрантами. В 13 −15 веках владения шанов включали обширные земли с разноплеменным, в том числе этническим бирманским, населением и играли ведущую роль на территории современной Бирмы.
- С образованием в 16 столетии Бирманской империи шанские племена признали себя её вассалами. От бирманцев они восприняли буддийскую религию, а шанская конница составила основу кавалерии армии бирманских царей.
- После завоевания Бирмы Англией в конце 19 века колонизаторы установили в шанских регионах систему косвенного управления — законсервировали старинные порядки в 33 княжествах Шанской Федерации и укрепили в них всевластие местной крупной аристократии.
- К моменту достижения Бирмой независимости в 1948 году проанглийски настроенные крупные шанские князья-собуа, властвовавшие каждый над сотнями тысяч податного населения, добились для шанов конституционного права по прошествии 10 лет выйти из состава бирманского государства.
- Против такого развития событий выступали владетели небольших княжеств Шанской области и массы простых шанов, которых притесняли и эксплуатировали крупные шанские магнаты.
- Учитывая непопулярность крупной аристократии среди населения Шанского государства, правительство У Ну в 1952 году провело в парламенте закон об установлении в шанских княжествах власти временной военной администрации. Осенью 1952 года части бирманской правительственной армии вошли на территорию Шанской области, но вскоре натолкнулись на упорное сопротивление дружин шанских феодалов и племенных ополчений некоторых других народностей штата Шан (ва, палаунов, кокан и др.).
- Местные сепаратисты действовали при поддержке формирований армии Гоминьдана, которые в 1950 году отошли в Бирму под натиском победоносных китайских коммунистов. Использую всестороннюю помощь со стороны США, в частности, организованный ЦРУ воздушный мост с Тайваня, 12 тысяч гоминьдановцев генерала Ли Ми в союзе с местными племенными лидерами создали на бирманской территории неподконтрольную центральной власти «серую» зону наркопроизводства и наркоторговли (см.Золотой Треугольник) — плацдарм для диверсий против КНР.
- В начале 60-х годов бирманские правительственные войска вместе с частями НОАК (см.Народно-Освободительная Армия Китая) вытеснили большую часть гоминьдановцев за пределы Шанской области.
- Тем не менее, воспользовавшись скованностью основных сил правительственной армии борьбой с коммунистами в Центральной Бирме, племенные сепаратисты Шанского региона в значительной мере сохранили контроль над своими владениями.
- В мае 1989 года оттесненная к китайской границе Коммунистическая Партия Бирмы после восстания местного населения распустилась, и контроль над её территориями перешёл к Объединённой Армии Государства Ва (UWSA).
- После окончательного поражения бирманских коммунистов центральные власти Бирмы смогли усилить военное и политическое давление на наркобаронов Шанской области.
- Кроме Армии Ва — бывшей главной опоры КПБ -, среди 17 этносепаратистских группировок, действовавших на территории области Шан к началу 90-годов, особой силой и влиянием выделялись также Армия Мон-Тай (MTA), Армия Восточной Шан (ESSA) и Армия Национально-Демократического Альянса Мьянмы (MNDAA).
- В январе 1996 года бирманские правительственные войска взяли Хомонг, оплот одной из наиболее сильных группировок, и крупный наркобарон Кхун Са — лидер Армии Мон-Тай (MTA) — сдался властям вместе с 15 тысячами своих бойцов.
- Под давлением центра другие группировки этносепаратистов области Шан также заключили в 90-е годы перемирие с властями, затем сформировали политические партии и приняли участие в общебирманских парламентских выборах в ноябре 2010 года.
- Тем не менее, даже в настоящее время проблему региона Шан нельзя назвать до конца решённой — власть центрального правительства до сих пор является номинальной во многих районах Шанской области, особенно там, где массово оседают нелегальные мигранты из соседнего Китая.
См. также области Шан, Ва, и на английском en:United Wa State Army, en:Wa State.
Аракан
- Родственные бирманцам в языковом и культурном отношении араканцы (самоназвание"ракхайн") относятся к одной из наиболее ранних волн миграций тибето-бирманских народов в долину реки Иравади и на побережье Индийского океана.
- В разные периоды своей истории Аракан то входил в состав бирманских царств, то существовал как независимое государство.
- Со 2-го тысячелетия нашей эры Араканская область испытывала сильное влияние мусульманских государств Индии — в 15 −17 веках буддийские правители Аракана, помимо буддийских, принимали также исламские титулы, чеканили монеты с персидскими надписями, копировали придворные обычаи индийских мусульманских государств.
- Несмотря на то, что мусульманская Бенгалия в 16 −17 веках непосредственно входила в состав Араканского царства, буддисты-ракхайнцы в Средние века практически не смешивались с мусульманами.
- Сохраняя память о былой славе независимого Аракана, часть ракхайнцев после провозглашения независимости Бирмы в 1948 году выступила в поддержку широкой политической автономии региона, которую в 50-е — 60-е годы с оружием в руках отстаивали активисты Национального Объединённого Фронта Аракана (NUFA).
- Еще большей популярностью пользовались в Аракане местные коммунисты, которые в 1948 — 1950-м годах контролировали значительную часть его территории.
- Только в начале 70-х годов, после успешной аграрной реформы генерала Не Вина и предоставления буддистам-араканцам статуса национального меньшинства, местное население отошло от поддержки вооруженной оппозиции правительству.
- Примирению араканцев с центральной властью способствовало неуклонное обострение отношений местных буддистов с мусульманским меньшинством, начавшееся еще в колониальный период.
- Со второй половины 19-го века быстрое экономическое развитие британской Бирмы привело к массовой трудовой миграции индийцев, в том числе индийских мусульман, на бирманскую территорию. Последние особенно охотно оседали в граничащем с Бенгалией Аракане, где в некоторых пограничных районах мусульмане-бенгальцы к моменту обретения Бирмой независимости составляли уже большинство населения.
- Еще в 30-е годы 20 века рост напряженности в отношениях между местными буддистами и мусульманами вылился в серию кровавых взаимных погромов, которые достигли наибольшего размаха в 1942 году, после начала японской оккупации.
- Тогда же возникло существующее по сей день движение мусульман-моджахедов за отделение районов Аракана с преимущественно мусульманским населением и образование независимого государства Аракандеш.
- Сепаратистски настроенные лидеры местных мусульман требуют предоставления им Бирмой гражданских прав и заявляют о своей принадлежности к особой народности рохинджа. После буддийско-мусульманских погромов 2012 года она была признана ООН одной из наиболее притесняемых в мире этнических групп.
- Бирманские власти считают, что такого народа не существует, поскольку араканские мусульмане говорят на диалектах бенгальского языка и в массе своей идентифицируют себя с бенгальцами.
- Проблема мусульманского меньшинства в Аракане десятилетиями усугублялась в результате постоянной инфильтрации беженцев из перенаселенной Бангладеш на бирманскую территорию, причем среди нелегальных мигрантов-бенгальцев заметную часть составляли преследуемые властями Дакки радикальные исламисты и различные криминальные элементы.
- Господствующие в мусульманских анклавах Аракана сепаратистские группировки Араканский Фронт Независимости Рохинджа и Организация Солидарности Рохинджа опираются на политическую, финансовую и информационную поддержку западных демократий и монархий Аравийского полуострова.
- На этом фоне претензии и действия араканских мусульман, которые исторически не были органическим компонентом бирманского социума, представляют собой акты агрессии мира ислама по отношению к Бирме и напрямую не связаны с гражданскими конфликтами внутри страны.
События и современное состояние Гражданской войны в национальных областях Бирмы
- Этнические бирманцы отошли от массового участия в вооруженной борьбе с правительством еще в 70-е — 80-е годы.
- Национальные меньшинства Бирмы, потерпев ряд поражений от правительственных сил, приняли активное участие в обсуждении и принятии Конституции 2008 года, которая упорядочивает систему управления в национальных областях страны и включает вооруженные этнические формирования в состав бирманской армии.
- Примирение в январе 2012 года правительства Мьянмы с Каренским Национальным Союзом - самой мощной и непримиримой группировкой этносепаратистов - подвело черту в Гражданской войне на окраинах Бирмы.
- Сформированные в национальных регионах страны политические партии в ноябре 2010-го и в апреле 2012-го годов участвовали в выборах парламента Мьянмы и гражданских органов власти на местах.
- Невзирая на возможные в будущем отдельные конфликты и трения по поводу участия национальных меньшинств в общебирманских институтах власти, Гражданскую войну в национальных областях Бирмы (Мьянмы) в настоящий момент можно считать законченной.
Напишите отзыв о статье "Гражданская война в национальных областях Бирмы"
Литература
- Васильев В.Ф., Вяткин А.Р., Глазачев М.В. и др. Бирма : Справочник / [В. Васильев, А. Вяткин, М. Глазачев и др.; Редкол.: А.Н. Узянов (отв. ред.), А.А. Симония]. — М. : Наука, 1982. — 391 с.; 22 см.
- Васильев В.Ф. История Мьянмы/Бирмы. XX век / В. Васильев. — М.: ИВ РАН, Крафт+, 2010. — 424 с.
- Гаврилова А.Г. Национальный вопрос в Бирме в 1940—1950-е годы (некоторые проблемы борьбы за единое государство) / А. Гаврилова. — М.: Издательство МГУ, 1981. — 212 с.
- Можейко И.В., Узянов А.Н. История Бирмы. (Краткий очерк) / [И. Можейко, А. Узянов; Ответственный редактор В.Ф. Васильев]. — М.: «Наука», ГРВЛ, 1973. — 382, [1] с.
- Стратанович Г.Г., Чеснов Я.В. Народы Бирманского Союза / Г. Стратанович, Я. Чеснов // Народы Юго-Восточной Азии / [Редкол.: С.П. Толстов, А.А.Губер, Ю.В.Маретин, Д.Д.Тумаркин и др.]. - М.: Наука,1966.- С.293-370.
- André and Louis Boucaud. Burma’s Golden Triangle: On the Trail of the Opium Warlords.- Asia Books, 1988.- 187 p.
- Bertil Lintner. Burma in revolt: Opium and insurgency since 1948. — Westview Press, 1994—514 p.
- Shelby Tucker: Among Insurgents — Walking through Burma. — London: The Radcliff Press, 2000. — 386 p. (ISBN 0-00-712705-7)
Ссылки
- [www.globalsecurity.org/military/world/war/burma.htm Burma Insurgency]
- [www.mizzima.com/archives/news-in-2004/news-in-jan/07-jan04-06.htm Insurgents on burmese-indian border]
- [www.irrawaddy.org/database/2002/vol10.5/special.html Bo Mya book]
- [english.dvb.no/news.php?id=369 Bo Mya interview]
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Гражданская война в национальных областях Бирмы
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
