Гражданская наука

Гражданская наука (англ. Citizen science) и гражданин-учёный — концепция проведения научных исследований с привлечением широкого круга добровольцев, многие из которых могут быть любителями, то есть не иметь предварительного научного образования и подготовки по специальности.

Использование граждан-учёных часто позволяет учёным более успешно добиваться их целей, чем было бы возможно без их участия. Кроме того, эти проекты направлены на поощрение общественного участия в исследованиях, а также в науке в целом. Некоторые программы разработаны специально для использования школьников. Также гражданская наука является одним из подходов к неформальному научному образованию. Чтобы охватить все эти несколько значений концепции, некоторые работники в области теперь говорят об «участии общественности в научных исследованиях».

Гражданская наука связана с программами продолжительного действия по общественному экологическому мониторингу рационального использования природных ресурсов и часто используется как форма образования и пропаганды, чтобы содействовать пониманию общественностью науки. В последние годы, однако, эти проекты становятся все более сосредоточены на выгодах для научных исследований.

Нынешняя форма гражданской науки, которая развивалась на протяжении последних двух десятилетий, больше внимания уделяет научно обоснованной практике и измеримым целям для общественного образования, чем аналогичные более ранние программы. Современная гражданская наука отличается от её исторических форм в первую очередь доступностью и масштабом участия общественности; развитие технологии называется в качестве одной из основных движущих сил недавнего взрывного роста гражданской науки.

Пол Фейерабенд (в своей книге «Наука в свободном обществе», 1978) и Эрвин Чаргафф («Heraclitean Fire», 1979) настоятельно призвали к «демократизации науки» и «любительству вместо денежной ориентации технических бюрократов», соответственно. Эрвин Чаргафф хотел заменить искаженную университетскую науку (или лучше: технологию) после 1950 года и хотел вернуться к науке ведомой «любящими природу» «любителями» в XVI—XVIII веках (например, Декарт, Ньютон, Лейбниц, Буффон и Дарвин).

Развитие гражданской науки вошло в число пяти ведущих тенденций на ближайшие пять лет по прогнозу компании IBM, сделанному в 2010 году.

Проекты

В 1900 году был начат проект Национального Одюбоновского общества по ежегодной переписи птиц (Christmas Bird Count). Другие примеры программ гражданской науки включают Всемирный день Исследования воды, Stardust@Home и Clickworkers под эгидой НАСА; различных проектов, осуществляемых Корнелльской Орнитологической лабораторией, такие как Ebird, NestWatch, проект FeederWatch, и Celebrate Urban Birds; проекта по классификации галактик Galaxy Zoo. Ещё одним примером эффективного проекта гражданской науки в США является Community Collaborative Rain, Hail & Snow Network (CoCoRaHS), запущеный Colorado Climate Center. Данные этого проекта используются для прогнозирования погоды и мониторинга, предупреждений о тяжёлых погодных условиях и климатических исследований. У Национального географического общества есть археологический проект, Field Expedition: Mongolia, в котором пользователи отмечают потенциально интересные места для раскопок на изображениях снятых GeoEye спутниками, чтобы помочь исследователям на местах в Монголии.

Сети граждан-учёных активно используются в фенологии, наблюдении циклических явлений в природе, для того, чтобы исследовать, как глобальное потепление влияет на растительный и животный мир в различных географических районах.

Проекты распределённых вычислений, такие как Folding@Home, World Community Grid, Einstein@Home и другие, можно также рассматривать как гражданскую науку, хотя главная задача вычисления осуществляется с помощью компьютеров добровольцев.

Существуют проекты, использующие игровую модель — EteRNA, Phylo, Foldit, EyeWire.

Более широкое распространение и использование электронных устройств, которые позволяют записывать различную медиа-информацию, такие как мобильные телефоны, упростило задачу сбора данных о состоянии общественных мест, таких, как общественные парки, что было продемонстрировано на сайте ParkScan, разработанном San Francisco Neighborhood Parks Council.

Предшествующие движения гражданской науки дали развития таким областям как радиолюбительская связь, любительская астрономия и изобретательская деятельность.

В январе 2010 года была запущена бета-версия [www.scienceforcitizens.net/ сайта Science for Citizens], направленные на объединение миллионов граждан-учёных в мире, тысяч потенциальных проектов, предлагаемых исследователями, организациями и компаниями, а также ресурсы, продукты и услуги, которые помогают гражданам заниматься этой деятельностью.

В России

• Союз охраны птиц России оказывает информационную и организационную поддержку международным программам по подсчёту и наблюдению за птицами, такими как Spring Alive, проводит свои подобные программы, например, «Соловьиные вечера» — кампания по подсчёту количества соловьев с использованием метода «народного мониторинга».
• В рамках секции «Планетонавтика» им. Э. Л. Акима Московского общества испытателей природы ведется международная Научно-креативная программа [inocont.net «Иной Контин(г)ент» («Автономные планетные поселения»)]. Программа направлена на теоретическую и проектно-игровую проработку культуры и инфраструктуры деятельности научно-производственных обитаемых комплексов планетного базирования.

См. также

• Краудсорсинг

Ссылки

• [www.vokrugsveta.ru/vs/article/7764/ C. Добрынин. Лэптопом по галактике]

Отрывок, характеризующий Гражданская наука

Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.