Грайи

Грайи

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Гра́йи, Граи, Форкиады (др.-греч. Γραῖαι «старухи») — три сестры, одна из нескольких троиц архаичных богинь древнегреческой мифологии, Форкиды (дочери Форкия и Кето, сёстры горгон и гесперид).

По «Теогонии» Гесиода, их только две: Пемфредо и Энио.

По Псевдо-Аполлодору, три :

• Дейно, Дино = Оса (др.-греч. Δεινώ) — дрожь. Гесиод её не упоминает. По версии, она родила от Сперхея офрийских нимф.
• Пемфредо, иногда Пефредо или Порфредо = Буря (др.-греч. Πεφρηδώ) — тревога.
• Энио Злоба(др.-греч. Ενυώ) — ужас, имела также эпитет «разорительница городов», упоминается как спутница Ареса.

По некоторым авторам, одну из грай звали Персидой (дочь Форкия и Кето) либо Персо.

Грайи были древними старухами, олицетворением старости, хотя Гесиод эвфемистически именовал их «прекрасноланитными». Эсхил в «Прометее прикованном» [www.lib.ru/POEEAST/ESHIL/prometej.txt] говорит о них: «на вид как лебеди, но с общим глазом, и один-единственный у каждой зуб. Лучами никогда на них не смотрит солнце, месяц не глядит в ночи». Грайи имели один глаз и один зуб на троих, а также с рождения обладали седыми волосами. Их посетила Ио.

Персей похитил у них глаз (и, по некоторым источникам, зуб), Согласно Эсхилу, Персей выследил их в миг передачи глаза и забросил его в Тритоново болото. Грайи вынуждены были указать ему дорогу к Медузе Горгоне (или, в другом варианте мифа, к нимфам , у которых Персей добыл крылатые сандалии, мешок и волшебный шлем-невидимку Аида; в ещё одном варианте все эти магические предметы Персей забрал у граий как выкуп за их глаз).

По рационалистической интерпретации мифа, у царя Форка был друг по имени Глаз (Офталм), которому доверяли сестры. По другим, три ослепшие женщины, у которых был один поводырь.

В литературе и искусстве

Действующие лица трагедий Эсхила «Форкиды» (фр.261 Радт, всё действие в Аиде), Тимокла и неизвестного автора «Форкиды».

Под именем «Форкиады» Грайи появляются в «Фаусте» Гёте; Мефистофель принимает облик одной из них.

Грайи также имеют место в компьютерной игре «Titan Quest», в дополнении «Immortal Throne». Герой игрока должен убить Грай, забрать их единственный глаз и отдать его волшебнице Медее, чтобы она открыла герою дорогу в царство Аида.

Геркулес (мультфильм) - именно в этом полнометражном мультфильме было показано как Грайи с помощью пряди волос, разрезая один из волосков ножницами, обрывали жизнь людей и отправляли их в загробный мир.

Цитаты

«Граий прекрасноланитных от Форкия Кето родила.
Прямо седыми они родились. Потому и зовут их
Граями боги и люди. Их двое, — одета в изящный
Пеплос одна, Пемфредо, Энио же, другая, — в шафранный.»

Гесиод. Теогония. 270—273. Пер. В. Вересаева. [orel.rsl.ru/nettext/foreign/greek/trudy.html]

«Персей, руководимый Гермесом и Афиной, прибыл к дочерям Форка — Энио, Пефредо и Дино. Они происходили от Кето и Форка, были сестрами Горгон и старухами от рождения. На всех трех они имели один зуб и один глаз и обменивались ими поочередно. Персей овладел этим зубом и глазом и, когда те стали просить его, чтобы он отдал похищенное, пообещал, если они укажут ему дорогу, ведущую к нимфам. Эти нимфы имели крылатые сандалии и заплечную сумку под названием κιβισις; была у них и шапка. Когда дочери Форка привели его к нимфам, он отдал им глаз и зуб, а от нимф получил то, ради чего старался к ним проникнуть.»

Аполлодор. Мифологическая библиотека. II. [ancientrome.ru/antlitr/apollodor/apoll02-f.htm]

«Трагический поэт Эсхил рассказывает в „Форкидах“, что Грайи были стражницами Горгон; об этом мы говорили в I книге „Генеалогий“. Считают, что на всех у них был только один глаз и что они, поочередно обмениваясь им, несли стражу. Персей выхватил этот глаз, когда они передавали его друг другу, и забросил в Тритоново болото. Поэтому, ослепив стражниц, он легко убил спящую Горгону Медузу.»

Гигин. Астрономия. [hbar.phys.msu.ru/gorm/ahist/gigin.htm]

«И повествует Персей, что лежит под холодным Атлантом
Место одно, а его защищает скалистая глыба,
И что в проходе к нему обитают тройничные сестры,
Форка дочери, глаз же один им служит, всем общий.
Как он, хитро, изловчась, при его передаче, тихонько
Руку подсунул свою, овладел тем глазом; и скалы,
Скрытые, смело пройдя с их страшным лесом трескучим,
К дому Горгон подступил…»

Овидий. Метаморфозы. IV, 772—779. [lib.ru/POEEAST/OWIDIJ/ovidii2_2.txt]

Литература

• Роберт Грейвс. Мифы древней Греции.

Отрывок, характеризующий Грайи

– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.