Граница Конрада
Поверхность Конрада (англ. Conrade discontinuity) — условная граница, разделяющая гранитный (верхний) и базальтовый (нижний) слои земной коры, выявляемая по увеличению скорости прохождения сейсмических волн. Скорость продольных сейсмических волн при прохождении через поверхность Конрада скачкообразно увеличивается примерно с 6 до 6,5 км/с. В ряде мест поверхность отсутствует, и скорости сейсмических волн возрастают с глубиной постепенно. Иногда, наоборот, наблюдается несколько поверхностей скачкообразного возрастания скоростей.
Поверхность Конрада встречается в различных районах континентальной коры на глубине 15—20 км, однако отсутствует под океанической корой.
Содержание
Открытие
Названа в честь австрийского геофизика В. Конрада (англ.), который установил её наличие в 1925 г. при изучении землетрясения в Альпах. В середине 20-го века было обнаружено, что верхний слой континентальной коры состоит из кислых пород, а нижний из более богатых магнием основных пород. Таким образом, сейсмологи того времени стали считать, что поверхность Конрада должна соответствовать контакту между двумя химически различными слоями гранита и базальта.
Однако начиная с 1960-х годов эта теория активно оспаривается в среде геологов, так как точное геологическое значение поверхности Конрада до сих пор не выяснено. Не установлена она и при бурении Кольской сверхглубокой скважины.
Напишите отзыв о статье "Граница Конрада"
Литература
- [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/97863/%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%B0#sel= Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.]. [www.webcitation.org/67kHu4ohZ Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
См. также
Ссылки
- [www.cnshb.ru/AKDiL/0042/base/RK/002794.shtm Геологический словарь]
| |||||||||||||||||||||||
|
Это заготовка статьи по геологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Граница Конрада
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
