Гранки (издательское дело)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Гра́нки — статья, уже прошедшая процедуру вёрстки и возвращённая автору для последнего окончательного согласования перед публикацией.

История термина

Нынешний профессиональный жаргон произошёл от гранок бумажных, долгое время составлявших основу издательского производственного цикла.

Бумажные гранки и работа корректора

Во 2-й половине XX века технологический цикл печати в типографии подразумевал несколько итераций от наборщика к корректору. Для последнего гранки фактически представляли основной предмет работы.

Почему во множественном числе

Гранок за рабочий день накапливалось очень много. Отсюда и множественное число. Слово «гранка» в единственном числе почти не употреблялось — в этом не было практического смысла, поскольку из типографии обычно поступал сразу целый их ворох.

Другой аспект темы в том, что регулярная работа корректора — сначала сравнить «старые» гранки на предмет того, что все замечания внесены в набор, и только потом вычитывать всё заново. Получается, что корректор работает, как правило, не с одной, а с двумя гранками.

Отличие гранки от газетной полосы или книжного разворота

Гранки — это некий черновой прототип того, как текст будет выглядеть в печати.

В частности, газетные гранки представляли собой лист газетной бумаги, где печать делалась лишь с одной стороны. В процессе работы газетные статьи согласовывались в разные сроки. Под конец рабочего дня приходили только проблемные статьи, требовавшие множества итераций по внесению правки. Часть листа с уже согласованными текстами оставалась при этом пустой, чтобы не отвлекать корректора.

Другое важное отличие гранок от двусторонней газеты — большие поля, где корректор делал свои пометки («выноски»), пользуясь при этом регламентированным набором знаков, сродни стенографическим: начать с красной строки, лишний пробел, орфографическая ошибка, повтор текста и так далее. Использование таких знаков, выносимых на поля гранок, существенно ускоряло и упрощало процесс заочного общения корректора с наборщиком.

Дополнительным способом подчеркнуть критические ошибки было использование цвета. В большинстве издательств пометки корректора на гранках делались цветным карандашом. В СССР производился специальный корректорский карандаш для правки гранок — синий с одной стороны, красный с другой.

Отличие бумажных гранок от электронных

В настоящее время правка идёт в электронном виде, в то время как во времена бумажной печати вся газетная, журнальная и книжная правка делалась исключительно через гранки, причём процесс этот был достаточно сложным, подразумевал соответствующие навыки у всех его участников.

Так, газетная корректура требовала соблюдения ежедневного графика, текст нужно было исправить целиком и полностью — включая, например, ошибки в наборе шрифта, а не одну только стилистику с орфографией. Без специальных отточенных навыков и профессиональных приёмов по работе с гранками регулярно делать это к сроку было практически невозможно.

Чтобы понять все существенные моменты, достаточно вспомнить эпизод из фильма Тарковского «Зеркало», относящийся ко временам культа личности. Тогда опечатка в одну букву в фамилии вождя (например, пропущенная замена т на р) могла обернуться для корректора тюремным сроком. Пропуски ошибок в заголовках, набранных самым крупным шрифтом, а также в многократно повторяющихся в тексте словах — типичная сложность в работе профессионального корректора того времени.

_{Бумажные гранки — внешний вид}

Отрывок, характеризующий Гранки (издательское дело)

– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.