Грант, Питер

Питер Грант
Peter Grant
Род деятельности:	актёр антрепренёр рок-менеджер
Дата рождения:	5 апреля 1935(1935-04-05)
Место рождения:	Лондон, Англия
Гражданство:	Великобритания Великобритания
Дата смерти:	21 ноября 1995(1995-11-21) (60 лет)
Место смерти:	Истборн, Англия
Дети:	Уоррен Грант
Сайт:	[www.ledzeppelin.com www.ledzeppelin.com]

Питер Грант (англ. Peter Grant; 5 апреля 1935, Лондон — 21 ноября 1995, Истборн, Англия) — английский антрепренёр, бизнесмен и рок-менеджер, работавший (в числе прочих) с The Yardbirds, Led Zeppelin, где его иногда называли «пятым участником», и Bad Company.

Биография

Питер Грант родился 5 апреля 1935 года в Южном Норвуде (пригород Лондона, часть графства Суррей) и обучался — сначала в школе Сэра Уолтера Сент-Джона (англ. Sir Walter St John School), в Грейшотте, затем (после того, как заведение было эвакуировано) в средней школе Норвуда. В 13 лет он бросил учёбу и поступил на сталелитейное предприятие в Кройдоне, но уже через несколько недель стал курьером агентства Reuters на Флит-стрит, откуда перешел в штат театра Croydon Empire.

В 1953 году Грант был призван в ряды Вооруженных сил (RAOC) и закончил службу капралом , а после демобилизации был принят на работу вышибалой в лондонский бар The 2i’s, где начинали, в числе прочих, Клифф Ричард, Адам Фэйт и Томми Стил.

Совладелец бара, профессиональный рестлер Пол Линкольн предложил Гранту сняться для телевидения и организовал для того серию матчей — под псевдонимами Граф Массимо (англ. Count Massimo) и Граф Бруно Алассио из Милана (англ. Count Bruno Alassio of Milan). После этого Грант стал регулярно приглашаться киностудиями на съемки в качестве дублера (особенно часто — для актера Роберта Морли), каскадера и актера второго плана. Среди фильмов, в которых Грант снялся в период с 1958 по 1963 годы, — «A Night to Remember» (член команды «Титаника», 1958 год), «The Guns of Navarone» (британский офицер, 1961 год) и «Cleopatra» (дворцовый страж, 1962 год). На его счету также появления в телешоу — таких, как The Saint, Crackerjack, Dixon of Dock Green и The Benny Hill Show. Все гонорары он вкладывал в собственный транспортный бизнес и постепенно наладил контакты с поп-исполнителями: в частности, стал регулярно подвозить The Shadows на концертные выступления.

В 1963 году промоутер Дон Арденн (англ. Don Ardenn) предложил Гранту поработать гастрольным менеджером — с такими исполнителями, как Бо Дидли, The Everly Brothers, Литтл Ричард, Брайан Хайланд, Чак Берри, Эдди Кокрэн, Джин Винсент и The Animals. Год спустя он попробовал себя уже в ранге полноценного менеджера — с The Nashville Teens, The Flintstones, She Trinity, The New Vaudeville Band, а затем с Джеффом Беком и Терри Ридом. Офис Гранта обосновался по адресу 155 Oxford Street — по соседству с конторой продюсера Микки Моста, также работавшим в Two I’s. Вскоре Мост и Грант объединили усилия, создав лейбл RAK Records, выпустивший серию хитов в 1970-х годах.

В конце 1966 года Саймон Нэпьер-Белл (по рекомендации Моста) попросил Гранта взять бразды правления финансовыми делами The Yardbirds, которые непрерывно гастролировали, но зарабатывали мало. Грант пришёл слишком поздно, чтобы спасти группу от краха, но получил неоценимый опыт. Именно в Yardbirds он опробовал неслыханный для менеджеров того времени метод агрессивного общения с промоутерами и агентами, установив для себя железное правило: расходы должны быть сведены к минимуму, суммы должны выбиваться из работодателей максимальные, участникам группы следует платить как можно больше, и всегда вовремя, а главное — обеспечивать музыкантам полный контроль над результатами своего творчества. Весь этот опыт Питер Грант в полной мере реализовал в своей работе с Led Zeppelin.

Занимаясь организацией концертов, Грант ставил перед собой главной целью — обеспечить группе максимальный процент прибыли от продажи билетов (в лучшие годы эта цифра доходила у него до 90 %). Менеджер группы нещадно боролся с нелегальной продажей атрибутики на концертах, не говоря уже о бутлегах (характерный эпизод вошел в фильм «The Song Remains The Same»). Он держал в поле зрения все лондонские магазины, продававшие нелегальные записи и время от времени устраивал облавы, отбирая у владельцев весь тираж. Однажды на концерте в Ванкувере в 1971 году он разломал устройство с микрофоном, приняв владельца за бутлеггера. Вскоре выяснилось, что это был представитель городских властей, замерявший уровень шума. Было возбуждено уголовное дело, и Гранту на год запретили въезд в Канаду.

В 1969 году Питер Грант образовал издательскую компанию Superhype, а 5 лет спустя создал звукозаписывающий лейбл Swan Song Records, тем самым позволив Led Zeppelin ужесточить контроль над процессами создания и распространения музыкальной продукции. Параллельно он в качестве менеджера занимался делами приписанных к лейблу Bad Company и Мэгги Белл, однако в 1975 году отказался от сверхвыгодного в финансовом отношении предложения — стать менеджером Queen. Однажды на вопрос о самом важном с его точки зрения качестве, которым должен обладать рок-менеджер, Грант ответил: «Нужно знать, когда сказать нет».

Инцидент в Окленде

В 1977 году гастрольный менеджер Led Zeppelin Ричард Коул принял на должность координатора секьюрити Джона Биндона на время гастрольного турне группы по Соединенным Штатам. 23 октября 1977 года с участием последнего произошел серьёзный инцидент, омрачивший всю поездку. Сразу же после прибытия группы на стадион Oakland Coliseum Биндон начал задирать служащих промоутера Билла Грээма, а в какой-то момент ударом кулака отправил руководителя группы рабочих сцены в нокаут.

Одновременно произошел другой инцидент: некто Джим Мацоркис (также из числа местных служащих) «отшлёпал» (по его собственному выражению) 11-летнего Уоррена Гранта, когда тот якобы пытался снять знак, запрещавший вход в гримёрную. Находившийся неподалеку Джон Бонэм вступился за мальчика: между ним и Мацоркисом началась потасовка. Прибывшие на помощь барабанщику Грант и Коул затащили Мацоркиса в трейлер и там жестоко избили. На следующий день группа дала второй концерт — но лишь после того, как Грээм согласился подписать документ, который освобождал участников Led Zeppelin от ответственности за происшедшее. Несмотря на это по возвращении в отель Грант, Коул, Биндон и Бонэм были арестованы и увезены в участок. Все четверо не признали своей вины и были осуждены условно. Биндон был немедленно уволен и отправлен в Англию. Позже Грант признавался, что за все время работы менеджером Led Zeppelin допустил лишь одну серьёзную ошибку — когда принял Биндона на работу.

После Led Zeppelin

Проблемы, связанные с неприятностями в семейной жизни, но в ещё большей степени — с потрясением, вызванным смертью Бонэма, которого он любил, как родного сына, и пристрастие к кокаину подорвали здоровье Питера Гранта. После того, как в 1983 году официально закрылся Swan Song, он отошел от дел и стал вести уединенную жизнь в своем доме в Истборне. К концу жизни, однако, Грант сумел полностью отказаться от наркотиков и значительно сбросил вес. В 1989 году он впервые за несколько лет появился на публике (с Джимми Пейджем — на концерте Фрэнка Синатры в Ройал Алберт-Холле). В 1992 году он снялся в роли кардинала в фильме «Carry On Columbus».

Вечером 21 ноября 1995 года Питер Грант, находясь за рулём, испытал острый сердечный приступ и скоропостижно скончался. Рядом находился его сын Уоррен. Грант был похоронен 4 декабря на кладбище церкви Святого Петра и Св. Павла, в Хеллингли, графство Сассекс. Прощальное слово произнес его давний друг и коллега Алан Каллан. В 1996 году награда The Music Managers Forum (MMF) за выдающиеся достижения в рок-менеджменте была переименована в его честь и с тех пор называется Peter Grant Award.

Фильмография

• A Night to Remember (1958)
• The Guns of Navarone (1961)
• Cleopatra (1963)
• The Song Remains the Same (1976)
• Carry On Columbus (1992)

Ссылки

• [www.ledzeppelin.com ledzeppelin.com]
• [www.leninimports.com/peter_grant.html Био на Lenin Imports]
• [led-zeppelins.ru/ www.led-zeppelins.ru]

Отрывок, характеризующий Грант, Питер

– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.