Грант, Улисс
| Улисс Симпсон Грант Ulysses Simpson Grant 
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 4 марта 1869 года — 4 марта 1877 года | ||||
| Вице-президент: | Шайлер Колфакс (1869—1873) Генри Уилсон (1873—1875) нет (1875—1877) | |||
| Предшественник: | Эндрю Джонсон | |||
| Преемник: | Ратерфорд Хейс | |||
| Вероисповедание: | методизм | |||
| Рождение: | Пойнт-Плезант, Огайо | |||
| Смерть: | Уилтон, Нью-Йорк | |||
| Мать: | Ханна Симпсон | |||
Ули́сс Си́мпсон Гра́нт (англ. Ulysses Simpson Grant, урождённый Hiram Ulysses Grant, то есть Хайрем Улисс Грант; 27 апреля 1822, Пойнт-Плезант, Огайо — 23 июля 1885, Уилтон, Нью-Йорк) — американский политический и военный деятель, полководец северян в годы Гражданской войны в США, генерал армии (25 июля 1866 — 4 марта 1869). C 4 марта 1869 по 4 марта 1877 — 18-й президент США; несмотря на его непреходящую славу как полководца, историки расценивают его президентство достаточно сдержанно. Портрет Гранта с 1913 года изображён на банкноте в 50 долларов.
Содержание
Молодость
Хайрем Улисс Грант родился в 1822 году (второе имя Симпсон — фамилия матери Улисса). Его родители, шотландцы по происхождению, были бедны[1].
Грант окончил академию Вест-Пойнт 21-м по успеваемости в выпуске 1843 года и получил временное звание второго лейтенанта. Грант служил в пехотном полку на миссурийской границе; здесь ему приходилось воевать с индейцами. В 1845 году, когда началась война с Мексикой, полк Гранта был послан на границу Техаса и принимал активное участие в последующих военных действиях. В 1854 году он ушёл с военной службы и поселился в Сент-Луисе, став фермером; позже переселился в Галену, в штат Иллинойс, к отцу, который занимался кожевенным промыслом.
Гражданская война
Когда началась гражданская война, в Галене образовался волонтёрский отряд, который и избрал Гранта своим начальником. По поручению губернатора штата Иллинойс Грант организовал в течение двух месяцев 21 полк и был назначен командиром одного из них. Вскоре он фактически стал командиром всех волонтёрских войск, сосредоточенных в северной Миссурийской области, и 23 августа назначен бригадным генералом волонтёров. В дальнейшем ходе войны скоро проявились выдающиеся стратегические способности Гранта, особенно при взятии в начале 1862 года фортов Генри и Донельсона. При взятии форта Донельсон Грант получил прозвище «генерал Безоговорочная Капитуляция» (англ. Unconditional Surrender), первые буквы слов прозвища совпадают с инициалами Гранта. Грант стал национальным героем; на него постепенно возлагались всё более и более важные задачи по командованию войсками. 17 декабря 1862 года Грант изгнал евреев из штатов Теннесси, Миссисипи и Кентукки[2] (в чём впоследствии публично раскаялся[3]). В июле 1863 года Гранту после долгой осады удалось принудить к сдаче Виксберг. В ноябре 1863 года Грант деблокировал гарнизон северян в городе Чаттануга, разбив конфедератов в знаменитом сражении при Чаттануге. В декабре 1863 года конгресс постановил выбить золотую медаль в честь Гранта и вотировал благодарность ему и его армии. 2 марта 1864 года конгресс установил новое для американской армии звание — генерал-лейтенант армии, и президент Линкольн тотчас же пожаловал его Гранту, которому вслед за тем поручено было главное руководство военными действиями против армии конфедератов.
Впоследствии генерал У. Шерман писал, что главным и лучшим качеством Гранта как полководца было полное нежелание считаться с тем, что неприятель может с ним сделать[4]. Грант начал войну на истощение, опираясь на превосходство людских ресурсов Федерации. Он совершенно не считался с людскими потерями. Потеряв 18 тысяч человек в сражении в Глуши, он хладнокровно продолжал наступление и в сражении при Спотсилвейни потерял ещё 18 тысяч. Через пару недель в лобовых атаках на укреплённые позиции южан при Колд-Харборе он погубил ещё 13 тысяч своих солдат. «Происходило нечто ужасное и безжалостное, и старые слова, такие как „победа“ и „поражение“, утратили своё значение. Неуклюжий маленький человек с рыжей щетинистой бородой (генерал Грант) намеревался продолжать движение вперёд, и теперь вся война была одной непрерывной битвой. Если один удар не удавался, то немедленно наносился другой» (Брюс Каттон)[5].
В апреле 1865 года, после длинного ряда упорных сражений Грант принудил генерала Ли сдаться со всей армией при Аппоматтоксе и этим положил конец гражданской войне. В 1866 году ему был пожалован созданный конгрессом специально для него титул генерала армии, который перешёл к генералу Шерману, после того как Грант 4 марта 1869 года вступил в должность президента США. В 1867 году он временно занимал должность военного министра в администрации президента Джонсона.
Президентство
Широкая популярность Гранта побудила Республиканскую партию выдвинуть его кандидатуру на предстоявших после окончания гражданской войны президентских выборах c программой, делавшей ставку на реконструкцию Юга, искоренение реликтов рабства, избирательное право для освобожденных рабов и экономический подъём южных штатов с помощью целенаправленной железнодорожной, пошлинной и финансовой политики. В ноябре 1868 года он был избран президентом большинством 214 голосов в выборной коллегии против 80, отданных за демократа Горацио Сеймура.
По мнению Генри Адамса, американского историка и писателя XIX века, «в этом выборе немалую роль сыграла параллель между Грантом и Вашингтоном, которая напрашивалась сама собой. Все было ясно как божий день. Грант — это порядок. Грант — солдат, а солдат — всегда порядок. Говорят, он горяч и пристрастен, — пусть! Генерал, который распоряжался и командовал полумиллионом, если не целым миллионом солдат на поле боя, сумеет управлять». Впрочем, познакомившись с Грантом лично, Адамс был разочарован и озадачен, найдя его ограниченным, банальным и «неинтеллектуальным типом».[6].
На президентском посту поддерживал политический курс более умеренной части радикальных республиканцев. По 15-ой поправке к Конституции при нём вводилось избирательное право для всех граждан мужского пола, включая чернокожих. Главной задачей внутренней политики в этот первый период президентства Гранта было установление нормальных отношений с Югом. В его президентство в июле 1870 года штат Джорджия последним вернулся в состав Соединённые Штатов. Вовлекал армию в процесс партийного строительства республиканцев в южных штатах, где они опирались на афроамериканских избирателей и «саквояжников», Грант всё равно не смог противостоять усилению бывших сторонников Конфедерации, консервативных и расистских сил (включая Ку-клукс-клан, против деятельности которого не помогали даже строгие наказания). Поначалу его новый примирительный курс относительно индейцев привёл к уменьшению насилия на фронтире, но затем началась война с сиу.
Плохо зная политическую сцену, Грант при выборе своих министров и советников положился в основном на лиц, которых знал на своей родине или со времен службы в армии. Из 26 человек, которых Грант за время своего президентства назначил министрами, министр иностранных дел Гамильтон Фиш был самым способным и к тому же оказывал на президента наибольшее влияние.
В области международной политики на первом плане стояли дипломатические переговоры по «алабамскому вопросу». После Гражданской Войны США обратили внимание на Кубу, где как раз намечалась крупная война за освобождение от Испании. В 1850 и 1851 годах кубинские эмигранты пытались высадиться на побережье Кубы, но не получили широкой поддержки кубинского народа. Стремление «освободить не только юг, но ещё и кубинский народ» было популярным в США, и даже готовились планы интервенции, но президент Грант отказался от проекта интервенции под влиянием министра иностранных дел Гамильтона Фиша и председателя внешнеполитического комитета сената Самнера, которые настаивали на отказе от интервенции.
Возглавляемые личным секретарем Гранта полковником Орвиллом Элиасом Бэбкоком[7], друзья и авантюристы подстрекали[8] президента к аннексии Доминиканской Республики. Министр иностранных дел, скрепя сердце, поддерживал эти усилия, а Самнер высказался в сенате против проекта договора, который и был отклонён. Для Гранта это означало тяжёлое поражение. Чарльз Самнер был снят с поста председателя внешнеполитического комитета, а в Республиканской партии ещё больше усилились расхождения между фракциями. В итоге, от неё откололась Либерально-республиканская партия, выдвинувшая своим кандидатом бывшего республиканского радикала Хораса Грили, которого, не желая распылять антигрантовский электорат, поддержала и Демократическая партия.
Впрочем, в 1872 году Грант был снова избран президентом без особого труда — Грили приобрёл репутацию перебежчика и умер вскоре после выборов, ещё до голосования выборщиков. Второй период президентства Гранта ознаменовался сильным внутренним раздором в среде Республиканской партии, неспособностью властей совладать с биржевым крахом 1873 года, а также раскрытием значительных коррупционных дел республиканской администрации. Резкую критику, в частности, вызвал проект закона от 1873 года, предусматривавшего увеличение годового жалованья членов Конгресса, судей Верховного суда и самого президента (в два раза). Выборы в конгресс осенью 1874 году дали большинство партии демократов — впервые после гражданской войны.
При окончании второго периода президентства сторонники Гранта намеревались выставить его кандидатуру в третий раз. Однако установившаяся ещё со времён Вашингтона традиция, по которой никто не может быть избираем президентом более двух раз, оказалась настолько сильна, что Палата представителей 234 голосами против 18 высказалась против нарушения правила двух сроков, и на республиканском конвенте 1876 году Грант вовсе не был выставлен в числе кандидатов.
Последние годы
Возвратясь в частную жизнь, Грант совершил с женой кругосветное путешествие, по ходу которого их приняли королева Виктория, папа римский Лев XIII, Отто фон Бисмарк, Ли Хунчжан, князь Гун, император Мэйдзи. На конвенции Республиканской партии 1880 года его вновь пытались выдвинуть в президенты и он даже занял первое место в первом туре внутреннего голосования, но в итоге победил компромиссный кандидат Джеймс Гарфилд.
Позже он пробовал заниматься коммерческими предприятиями, но терпел неудачи. Во внимание к его затруднительному положению друзья и почитатели Гранта собрали фонд в 250 тыс. долларов, проценты с которого составляли главные средства для его жизни. В 1884 году образованная его сыновьями фирма, занимавшаяся широкими спекуляциями (без ведома самого Гранта), потерпела крах и привела к полному разорению Гранта. Опасаясь впасть в крайнюю бедность, Грант принялся за литературный труд и написал ряд статей в журнале Century; кроме того, он составил мемуары о своей военной деятельности, которые помог издать его приятель Марк Твен.
Грант умер 23 июля 1885 года в возрасте 63 лет в городке Маунт-Макгрегор (штат Нью-Йорк) от рака пищевода. За несколько месяцев до его смерти Конгресс во внимание к заслугам Гранта и его бедственному положению принял акт, в силу которого Гранту назначено было полное содержание в первоначальном размере, присвоенном ему как генералу.
В честь Гранта Улисса назван город в штате Канзас. В его честь также названо одно из крупнейших деревьев в мире — экземпляр секвойядендрона гигантского (Sequoiadendron giganteum) «Генерал Грант».
См. также
Напишите отзыв о статье "Грант, Улисс"
Примечания
- ↑ Дерюжинский В. Ф. Грант, Улисс-Сидней // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/loc/abe2.html Judaic Treasures of the Library of Congress: Order No. 11]. — Jewish Virtual Library.
- ↑ [newspaper.unitedcommunityvoice.com/index.php?newsid=410]. — Лев Рожанский «Евреи генерала Гранта» (18.03.2013 г.)
- ↑ Маль К. Гражданская война в США 1861—1865. М., 2002, с. 374.
- ↑ Маль К. Гражданская война в США 1861—1865. М., 2002, с. 403.
- ↑ Адамс Г. Воспитание Генри Адамса (пер. с англ.). — М.: Прогресс, 1988. — С. 305-321. — 752 с.
- ↑ McFeely 1981, pp. 336–338.
- ↑ Smith, pp. 500–502.
Литература
- Дерюжинский В. Ф. Грант, Улисс-Сидней // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- McFeely William S. Grant: A Biography. — Norton, 1981. — ISBN 0-393-01372-3.; Pulitzer Prize
- Smith Jean Edward. Grant. — New York: Simon & Schuster, 2001. — ISBN 0-684-84927-5.
- Badeau, Adam. Military History of Ulysses S. Grant, from April, 1861, to April, 1865. 3 vols. 1882.
- Ballard, Michael B., Vicksburg, The Campaign that Opened the Mississippi, University of North Carolina Press, 2004, ISBN 0-8078-2893-9.
- Ed Bearss, The Vicksburg Campaign, 3 volumes, Morningside Press, 1991, ISBN 0-89029-308-2.
- Carter, Samuel III, The Final Fortress: The Campaign for Vicksburg, 1862—1863 (1980)
- Bruce Catton, Grant Moves South, Little, Brown & Co., 1960, ISBN 0-316-13207-1.
- Catton, Bruce, Grant Takes Command, Little, Brown & Co., 1968, ISBN 0-316-13210-1.
- Bruce Catton, U. S. Grant and the American Military Tradition (1954)
- Cavanaugh, Michael A., and William Marvel, The Petersburg Campaign: The Battle of the Crater: «The Horrid Pit», June 25 — August 6, 1864 (1989)
- Conger, A. L. The Rise of U. S. Grant (1931)
- Davis, William C. Death in the Trenches: Grant at Petersburg (1986).
- Fuller, Maj. Gen. J. F. C., Grant and Lee, A Study in Personality and Generalship, Indiana University Press, 1957, ISBN 0-253-13400-5.
- Gott, Kendall D., Where the South Lost the War: An Analysis of the Fort Henry-Fort Donelson Campaign, February 1862, Stackpole Books, 2003, ISBN 0-8117-0049-6.
- Johnson, R. U., and Buel, C. C., eds., Battles and Leaders of the Civil War. 4 vols. New York, 1887—88, often reprinted
- Lewis, Lloyd. Captain Sam Grant (1950), pre-Civil War
- McWhiney, Grady, Battle in the Wilderness: Grant Meets Lee (1995)
- McDonough, James Lee, Shiloh: In Hell before Night (1977).
- McDonough, James Lee, Chattanooga: A Death Grip on the Confederacy (1984).
- Maney, R. Wayne, Marching to Cold Harbor. Victory and Failure, 1864 (1994).
- Matter, William D., If It Takes All Summer: The Battle of Spotsylvania (1988)
- Miers, Earl Schenck., The Web of Victory: Grant at Vicksburg. 1955.
- Rhea, Gordon C., The Battle of the Wilderness May 5—6, 1864, Louisiana State University Press, 1994, ISBN 0-8071-1873-7.
- Rhea, Gordon C., The Battles for Spotsylvania Court House and the Road to Yellow Tavern May 7—12, 1864, Louisiana State University Press, 1997, ISBN 0-8071-2136-3.
- Rhea, Gordon C., To the North Anna River: Grant and Lee, May 13—25, 1864, Louisiana State University Press, 2000, ISBN 0-8071-2535-0.
- Rhea, Gordon C., Cold Harbor: Grant and Lee, May 26 — June 3, 1864, Louisiana State University Press, 2002, ISBN 0-8071-2803-1.
- Miller, J. Michael, The North Anna Campaign: «Even to Hell Itself», May 21—26, 1864 (1989).
- Simpson, Brooks D, Ulysses S. Grant: Triumph Over Adversity, 1822—1865 (2000).
- Steere, Edward, The Wilderness Campaign (1960)
- Sword, Wiley, Shiloh: Bloody April. 1974.
- Williams, T. Harry, McClellan, Sherman and Grant. 1962.
- Porter, Horace, Campaigning with Grant (1897, reprinted 2000)
- Sherman, William Tecumseh, Memoirs of General William T. Sherman. 2 vols. 1875.
- Simon, John Y., ed., The Papers of Ulysses S. Grant, Southern Illinois University Press (1967—) multivolume complete edition of letters to and from Grant.
Ссылки
- [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Gazetteer/Places/America/United_States/Army/USMA/Cullums_Register/1187*.html Register of Officers and Graduates of the United States Military Academy Class of 1843]
- [www.echo.msk.ru/programs/vsetak/567737-echo/#element-text Улисс Грант — генерал и президент. Программа «Эха Москвы» из цикла передач «Всё так»]
- [www.yale.edu/lawweb/avalon/presiden/inaug/grant1.htm First Inaugural Address]
- [www.yale.edu/lawweb/avalon/presiden/inaug/grant2.htm Second Inaugural Address]
- [www.granthomepage.com/grantslavery.htm Grant on Slavery]
- [www.whitehouse.gov/history/presidents/ug18.html White House Biography]
Отрывок, характеризующий Грант, УлиссНо хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало. Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска. Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого. Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника. Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений. Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно. Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми. Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения. В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же. Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно. Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица. Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе. Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна. Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории. Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий. Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его. Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила. «Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов. Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза. Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны. Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний. Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности. В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство. Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее. В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения. Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным. Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди. А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю. Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов. Навигация | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
