Гран-при Австралии 1992 года
Поделись знанием:
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
| англ. LVII Foster's Australian Grand Prix | |
|---|---|
| Дата | |
| Место | |
| Трасса |
Аделаида (3780 м) |
| Дистанция |
81 круг, 306,180 км |
| Погода |
Пасмурно, тепло, сухо |
| Поул | |
| 1:13,732 | |
| Быстрый круг | |
| 1:16,078 | |
| 68 круг | |
| Подиум | |
| Победитель | |
| 2 место | |
| 3 место | |
|
| |
| 16 из 16 Гран-при Сезона 1992 / Гонка №532 | |
Гран-при Австралии 1992 года — шестнадцатый и заключительный этап чемпионата Мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1992 года. Прошёл на трассе в Аделаиде, Австралия. Соревнования состоялись 8 ноября 1992 года.
Гонка
Поул-позиция 14-й раз в сезоне досталась Мэнселлу, второе время на квалификации показал Сенна. На старте британец сохранил лидерство, несмотря на попытки обгона со стороны Сенны. Позади прекрасно стартовал Шумахер, прорвавшийся на 4-е место. Позади столкнулись Мартини, Груйяр и Альборето, в результате все трое сошли. Досталось также и Гужельмину, на болиде которого была повреждена тормозная система — через несколько кругов она полностью отказала и гонщик попал в крупную аварию.
Сенна и Мэнселл стали планомерно отрываться от преследователей, обмениваясь быстрейшими кругами. К 18-му кругу отрыв этой пары от всех остальных составлял уже 12 секунд, тогда как между ними было не более секунды. На следующем круге, однако, в одном из поворотов Мэнселл затормозил раньше обычного, и в него врезался Сенна, не ожидавший этого — в итоге оба сошли. На 29-м круге загорелся двигатель на машине Андреа де Чезариса, расположенного на непривычно высоком для Тиррелла 6-м месте.
Таким образом, в лидеры вышел Патрезе. Шедший за ним Бергер предпринимал отчаянные попытки обгона, не имевшие успеха. Наконец, Бергер совершил пит-стоп и на свежей резине резко взвинтил темп, отобрал второе место у Шумахера и начал нагонять Патрезе. На 50-м круге у итальянца неожиданно случились проблемы с двигателем, что открыло Бергеру путь к победе.
Занимавший к этому моменту второе место с отставанием в 20 секунд Шумахер мог завоевать второе место и в чемпионате, если бы выиграл гонку. Он взвинтил темп, несмотря на накрапывающий дождь, и сократил отрыв от лидера до 10 секунд, показав несколько быстрейших кругов. На последнем круге Шумахера отрыв сократился до 5 секунд, но на обгон Шумахеру времени не хватило, и Бергер одержал свою 8-ю победу в карьере. Шумахеру пришлось довольствоваться третьим местом в чемпионате. Стефано Модена финишировал 6-м, заработав тем самым единственное очко для команды Джордан в сезоне.
| Место | С | № | Пилот | Конструктор | Ш | Круги | Время/причина схода | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 4 | 2 |  Герхард Бергер
|
McLaren-Honda | ? | 81 | 1:46:54,786 | 10 |
| 2 | 5 | 19 |  Михаэль Шумахер
|
Benetton-Ford | ? | 81 | +0,741 | 6 |
| 3 | 8 | 20 |  Мартин Брандл
|
Benetton-Ford | ? | 81 | +54,156 | 4 |
| 4 | 6 | 27 |  Жан Алези
|
Ferrari | ? | 80 | +1 круг | 3 |
| 5 | 22 | 25 |  Тьери Бутсен
|
Ligier-Renault | ? | 80 | +1 круг | 2 |
| 6 | 15 | 32 |  Стефано Модена
|
Jordan-Yamaha | ? | 80 | +1 круг | 1 |
| 7 | 10 | 11 |  Мика Хаккинен
|
Lotus-Ford | ? | 80 | +1 круг | |
| 8 | 18 | 10 |  Агури Судзуки
|
Arrows-Mugen-Honda | ? | 79 | +2 круга | |
| 9 | 17 | 23 |  Кристиан Фиттипальди
|
Minardi-Lamborgini | ? | 79 | +2 круга | |
| 10 | 16 | 24 | Джанни Морбиделли
|
Minardi-Lamborgini | ? | 79 | +2 круга | |
| 11 | 19 | 28 | Никола Ларини
|
Ferrari | ? | 79 | +2 круга | |
| 12 | 25 | 16 |  Ян Ламмерс
|
March-Ilmor | ? | 78 | +3 круга | |
| 13 | 12 | 12 | Джонни Херберт
|
Lotus-Ford | ? | 77 | +4 круга | |
| Сход | 24 | 21 | Юрки Ярвилехто
|
Dallara-Ferrari | ? | 70 | Коробка передач | |
| Сход | 23 | 17 | Эмануэле Наспетти
|
March-Ilmor | ? | 55 | Коробка передач | |
| Сход | 21 | 29 | Бертран Гашо
|
Larrousse-Lamborgini | ? | 51 | Топливная система | |
| Сход | 3 | 6 | Рикардо Патрезе
|
Williams-Renault | ? | 50 | Двигатель | |
| Сход | 26 | 30 | Юкио Катаяма
|
Larrousse-Lamborgini | ? | 35 | Дифференциал | |
| Сход | 7 | 4 | Андреа де Чезарис
|
Tyrrell-Ilmor | ? | 29 | Двигатель | |
| Сход | 1 | 5 | Найджел Мэнселл
|
Williams-Renault | ? | 18 | Авария | |
| Сход | 2 | 1 | Айртон Сенна
|
McLaren-Honda | ? | 18 | Авария | |
| Сход | 20 | 33 | Маурисио Гужельмин
|
Jordan-Yamaha | ? | 7 | Вылет | |
| Сход | 9 | 26 | Эрик Кома
|
Ligier-Renault | ? | 4 | Двигатель | |
| Сход | 11 | 9 | Микеле Альборето
|
Arrows-Mugen-Honda | ? | 0 | Двигатель | |
| Сход | 14 | 22 | Пьерлуиджи Мартини
|
Dallara-Ferrari | ? | 0 | Авария | |
| Сход | 13 | 3 | Оливье Груйяр
|
Tyrrell-Ilmor | ? | 0 | Авария |
Напишите отзыв о статье "Гран-при Австралии 1992 года"
Примечания
- Лучший круг: Михаэль Шумахер 1:16,078
| Предыдущая гонка: Гран-при Японии 1992 года |
FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1992 года |
Следующая гонка: Гран-при Южной Африки 1993 года |
|
| ||
| Предыдущая гонка: Гран-при Австралии 1991 года |
Гран-при Австралии | Следующая гонка: Гран-при Австралии 1993 года |
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гран-при Австралии 1992 года
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
