Гран-при Великобритании 1992 года
| Дата | |
|---|---|
| Место | |
| Трасса |
Сильверстоун (5226 м) |
| Дистанция |
59 кругов, 308,334 км |
| Погода |
Облачно, тепло, сухо |
| Поул | |
| 1:18.965 | |
| Быстрый круг | |
| 1:22,539 | |
| 57 круг | |
| Подиум | |
| Победитель | |
| 2 место | |
| 3 место | |
|
| |
| 9 Гран-при Сезона 1992 | |
Гран-при Великобритании 1992 года — этап чемпионата Мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1992 года. Прошёл на трассе Сильверстоун 12 июля 1992 года. На этом этапе дебютировал Деймон Хилл.
Гонка
С самого старта Патрезе опять, как и в прошлой гонке, удалось опередить Мэнселла, но на этот раз Мэнселл отыгрался гораздо быстрее, и уже после первого поворота он вновь возглавил гонку. Удачнее всех стартовал Брандл с 6-й позиции, обогнав оба МакЛарена и своего напарника Михаэля Шумахера, он вышел на 3-ю позицию. Затем Мэнселл стал отрываться, и к 10-му кругу отрыв от Патрезе составлял уже около 25 секунд. Основная борьба происходила позади Рикардо Патрезе, где за 3-е место боролись Сенна, Брандл и Шумахер. После 28 кругов Мэнселл оторвался уже на 40 секунд от Рикардо Патрезе. На 30-м круге обеспечивший себе огромный отрыв Мэнселл заехал на пит-стоп, где механики допустили заминку со сменой заднего левого колеса, и в итоге пит-стоп длился 12 секунд (для сравнения, минутой ранее заезжавший на пит-стоп пилот МакЛарена Герхард Бергер, потратил на смену резины чуть более 6,6 секунды). Но в итоге Мэнселл всё равно сохранил лидерство. На 35-м круге сошёл занимавший 6-е место пилот Лотус-Форд Джонни Херберт. Теперь в очковую зону переместился его напарник по команде Мика Хаккинен. 8-ка лидеров выглядела так: Мэнселл-Патрезе-Брандл-Сенна-Шумахер-Хаккинен-Алези-Бергер. На 36-м круге Шумахер и Алези заехали в боксы. На 40-м круге из-за отказа двигателя сошёл Маурисио Гужельмин на Джордан-Yamaha. Через 2 круга шедший 6-м Шумахер столкнулся при обгоне на круг со Стефано Модена (как и на прошлом гран При франции) и из-за этого пропустив Бергера вперед. На 44-м круге сошёл Жан Жан Алези, занимавший 8-е место. После 46-го круга 6-ка лидеров выглядела следующим образом: Мэнселл-Рикардо Патрезе-Брандл-Сенна-Хаккинен-Бергер. За 10 кругов до финиша началась ожесточенная борьба за 5-е место, Бергер догнал Хаккинена, а того в свою очередь догнал разгневанный Шумахер, который жаждал наверстать упущенное. В повороте Stove Бергеру удалось обогнать Хаккинена, а затем и Шумахер обошёл финна в Club. За 6 кругов до финиша из-за проблем с трансмиссией сошёл Айртон Сенна, и поэтому 3-му месту Брандла ничего не угрожало. Пьедестал в итоге выглядел, как на прошлом Гран-при: Мэнселл-Рикардо Патрезе-Брандл, далее Шумахер, Бергер, Хаккинен, причем Бергер чудом пересек финиш, так как в момент пересечения финишной линии у него взорвался двигатель. На круге возвращения к боксам толпа фанатов выскочила на трассу, окружила болид Мэнселла и не дала ему закончить круг почета. Найджелу пришлось буквально прорываться сквозь толпу фанатов, полицейские ничего не могли сделать, пришлось Мэнселла забирать на специальном микроавтобусе и везти его к подиуму.
Лучший круг: Найджел Мэнселл 1:22,539
| Предыдущая гонка: Гран-при Франции 1992 года |
FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1992 года |
Следующая гонка: Гран-при Германии 1992 года |
|
| ||
| Предыдущая гонка: Гран-при Великобритании 1991 года |
Гран-при Великобритании | Следующая гонка: Гран-при Великобритании 1993 года |
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Гран-при Великобритании 1992 года"
Отрывок, характеризующий Гран-при Великобритании 1992 года
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
