Гран-при Италии 1977 года
Поделись знанием:
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
| нидерл. 48o Gran Premio d' Italia | |
|---|---|
| Дата |
11 сентября 1977 года |
| Место | |
| Трасса |
Монца (5800 м) |
| Дистанция |
52 круга, 301,600 км |
| Погода |
Солнечно, тепло, сухо |
| Поул | |
| 1:38,08 (212,89 км/ч) | |
| Быстрый круг | |
| 1:39,10 (210,70 км/ч) | |
| круг | |
| Подиум | |
| Победитель | |
| 2 место | |
| 3 место | |
| 14 из 17 Гран-при Сезона 1977 | |
Гран-при Италии 1977 года — четырнадцатый этап чемпионата мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1977 года. Автогонки прошли 11 сентября 1977 года на трассе Монца.
Это был последний Гран-при для автомобилей BRM. Команда, участвовавшая в чемпионате мира с 1951 года, в своём последнем участии в Больших призах не смогла пройти квалификацию. Марио Андретти выиграл четвёртую гонку в сезоне, а финишировавший вторым Лауда практически обеспечил себе титул чемпиона мира. Конкурент Лауды Джоди Шектер сошёл из-за поломки двигателя, а ещё один выход из строя силового агрегата на машине Бруно Джакомелли привёл к тому, что на масле, разлитом из сгоревшего двигателя машины итальянца, поскользнулись и вылетели с трассы Рикардо Патрезе и Карлос Ройтеман.
Классификация
| Место | С | № | Пилот | Конструктор | Ш | Круги | Время/причина схода | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 4 | 5 |  Марио Андретти
|
Lotus-Ford | ? | 52 | 1:27:50,30 | 9 |
| 2 | 5 | 11 |  Ники Лауда
|
Ferrari | ? | 52 | 16,96 | 6 |
| 3 | 16 | 17 |  Алан Джонс
|
Shadow-Ford | ? | 52 | 23,63 | 4 |
| 4 | 9 | 2 |  Йохен Масс
|
McLaren-Ford | ? | 52 | 28,48 | 3 |
| 5 | 2 | 22 |  Клей Регаццони
|
Ensign-Ford | ? | 52 | 30,11 | 2 |
| 6 | 12 | 3 |  Ронни Петерсон
|
Tyrrell-Ford | ? | 52 | +1:19,22 | 1 |
| 7 | 24 | 27 |  Патрик Нев
|
March-Ford | ? | 50 | +2 круга | |
| 8 | 8 | 26 |  Жак Лаффит
|
Ligier-Matra | ? | 50 | +2 круга | |
| 9 | 23 | 24 | Руперт Киган
|
Hesketh-Ford | ? | 48 | +4 круга | |
| Сход | 17 | 10 |  Ян Шектер
|
March-Ford | ? | 41 | Трансмиссия | |
| Сход | 2 | 12 |  Карлос Ройтеман
|
Ferrari | ? | 39 | Разворот | |
| Сход | 6 | 16 |  Рикардо Патрезе
|
Shadow-Ford | ? | 39 | Разворот | |
| Сход | 15 | 14 | Бруно Джакомелли
|
McLaren-Ford | ? | 38 | Двигатель | |
| Сход | 11 | 8 | Ханс-Йоахим Штук
|
Brabham-Alfa Romeo | ? | 31 | Двигатель | |
| Сход | 1 | 1 |  Джеймс Хант
|
McLaren-Ford | ? | 26 | Разворот | |
| Сход | 13 | 4 | Патрик Депайе
|
Tyrrell-Ford | ? | 24 | Двигатель | |
| Сход | 3 | 20 | Джоди Шектер
|
Wolf-Ford | ? | 23 | Двигатель | |
| Сход | 20 | 15 | Жан-Пьер Жабуи
|
Renault | ? | 23 | Двигатель | |
| Сход | 18 | 34 | Жан-Пьер Жарье
|
Penske-Ford | ? | 19 | Двигатель | |
| Сход | 21 | 23 | Патрик Тамбе
|
Ensign-Ford | ? | 9 | Двигатель | |
| Сход | 10 | 19 | Витторио Брамбилла
|
Surtees-Ford | ? | 5 | Авария | |
| Сход | 22 | 6 | Гуннар Нильссон
|
Lotus-Ford | ? | 4 | Подвеска | |
| Сход | 19 | 30 | Брет Ланджер
|
McLaren-Ford | ? | 4 | Двигатель | |
| Сход | 14 | 7 | Джон Уотсон
|
Brabham-Alfa Romeo | ? | 3 | Авария | |
| НКВ | 9 |  Алекс Рибейру
|
March-Ford | ? | ||||
| НКВ | 28 | Эмерсон Фиттипальди
|
Fittipaldi-Ford | ? | ||||
| НКВ | 18 | Ламберто Леони
|
Surtees-Ford | ? | ||||
| НКВ | 38 | Брайан Хентон
|
Boro-Ford | ? | ||||
| НКВ | 36 |  Эмилио де Вильота
|
McLaren-Ford | ? | ||||
| НКВ | 25 | Ян Эшли
|
Hesketh-Ford | ? | ||||
| НКВ | 29 | Тедди Пилетт
|
BRM | ? | ||||
| НКВ | 33 | Ханс Биндер
|
Penske-Ford | ? | ||||
| НКВ | 41 | Лорис Кессель
|
Apollon-Ford | ? | ||||
| НКВ | 21 | Джорджо Франча
|
Brabham-Alfa Romeo | ? |
Круги лидирования:
1-9 Джоди Шектер
10-52 Марио Андретти
Напишите отзыв о статье "Гран-при Италии 1977 года"
Ссылки
- [wildsoft.ru/gp.php?y=1977&gp=294 Гран-при Италии 1977 года] (рус.) на сайте wildsoft.ru
| Предыдущая гонка: Гран-при Нидерландов 1977 года |
FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1977 года |
Следующая гонка: Гран-при США-Восток 1977 года |
|
| ||
| Предыдущая гонка: Гран-при Италии 1976 года |
Гран-при Италии | Следующая гонка: Гран-при Италии 1978 года |
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гран-при Италии 1977 года
– Вам, я думаю, неинтересно?– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
