Гран-при Канады 1997 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гран-при Канады 1997 года
Дата

15 июня 1997 года

Место

Монреаль,Канада

Трасса

Автодром имени Жиля Вильнева

Подиум
Победитель

Михаэль Шумахер
Ferrari

2 место

Жан Алези
Benetton-Renault

3 место

Джанкарло Физикелла
Jordan-Peugeot

7 из 17 Гран-при Сезона 1997

Гран-при Канады 1997 года — седьмой этап чемпионата Мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1997 года. Прошёл на автодроме имени Жиля Вильнева в Канаде. Соревнования состоялись 15 июня 1997 года.



Гонка

Место С Пилот Конструктор Ш Круги Время/причина схода О
1 1 5 Михаэль Шумахер Ferrari ? 54 1:17:41,3 10
2 8 7 Жан Алези Benetton-Renault ? 54 +2,565 6
3 8 12 Джанкарло Физикелла Jordan-Peugeot ? 54 +3,219 4
4 4 4 Хайнц-Харальд Френтцен Williams-Renault ? 54 +3,768 3
5 13 16 Джонни Херберт Sauber-Petronas ? 54 +4,716 2
6 19 15 Синдзи Накано Prost-Mugen-Honda ? 54 +36,701 1
7 5 10 Дэвид Култхард McLaren-Mercedes ? 54 +37,753
8 16 2 Педро Диниц Arrows-Yamaha ? 53 +1 круг
9 15 1 Деймон Хилл Arrows-Yamaha ? 53 +1 круг
10 18 17 Джанни Морбиделли Sauber-Petronas ? 53 +1 круг
11 10 14 Оливье Панис Prost-Mugen-Honda ? 51 Вылет
Сход 17 19 Мика Сало Tyrrell-Ford ? 46 Двигатель
Сход 14 18 Йос Ферстаппен Tyrrell-Ford ? 42 Коробка передач
Сход 11 8 Александр Вурц Benetton-Renault ? 35 Трансмиссия
Сход 3 22 Рубенс Баррикелло Stewart-Ford ? 33 Коробка передач
Сход 20 21 Ярно Трулли Minardi-Hart ? 32 Двигатель
Сход 7 11 Ральф Шумахер Jordan-Peugeot ? 14 Авария
Сход 22 20 Юкио Катаяма Minardi-Hart ? 5 Вылет
Сход 2 3 Жак Вильнёв Williams-Renault ? 1 Авария
Сход 9 9 Мика Хаккинен McLaren-Mercedes ? 0 Двигатель
Сход 12 6 Эдди Ирвайн Ferrari ? 0 Авария
Сход 21 23 Ян Магнуссен Stewart-Ford ? 0 Вылет

Прочее

  • Лучший круг: Дэвид Култхард 1m 19,635s
  • Гонка была остановлена на 54 круге после аварии Оливье Паниса.
Предыдущая гонка:
Гран-при Испании 1997 года
FIA Формула-1
Чемпионат мира, сезон 1997 года
Следующая гонка:
Гран-при Франции 1997 года

Предыдущая гонка:
Гран-при Канады 1996 года
Гран-при Канады Следующая гонка:
Гран-при Канады 1998 года

Напишите отзыв о статье "Гран-при Канады 1997 года"

Отрывок, характеризующий Гран-при Канады 1997 года

В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.