Гран-при США 1990 года

Гран-при США 1990 года

англ. XXVII Iceberg United States Grand Prix
Дата	11 марта 1990 года
Место	Финикс, США
Трасса	Финикс (3,800 м)
Дистанция	72 круга, 273,60 км
Погода	облачно, холодно
Поул
1:28,664	Герхард Бергер McLaren-Honda
Быстрый круг
1:31,050	Герхард Бергер
34 круг	McLaren-Honda
Подиум
Победитель	Айртон Сенна McLaren-Honda
2 место	Жан Алези Tyrrell-Ford
3 место	Тьери Бутсен Williams-Renault
1 из 16 Гран-при Сезона 1990

Гран-при США 1990 года — стартовый этап чемпионата Мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1990 года. Прошёл в Фениксе, Штат Аризона, США. Соревнования состоялись 11 марта 1990 года.

Гонка

Место	С	№	Пилот	Конструктор	Ш	Круги	Время/причина схода	О
1	5	27	Айртон Сенна	McLaren-Honda	?	72	1:52:32,829	9
2	4	4	Жан Алези	Tyrrell-Ford	?	72	+8,685	6
3	9	5	Тьери Бутсен	Williams-Renault	?	72	+54,080	4
4	6	20	Нельсон Пике	Benetton-Ford	?	72	+1:08,358	3
5	10	8	Стефано Модена	Brabham-Judd	?	72	+1:09,503	2
6	11	3	Сатору Накадзима	Tyrrell-Ford	?	71	+1 круг	1
7	2	23	Пьерлуиджи Мартини	Minardi-Ford	?	71	+1 круг
8	15	29	Эрик Бернар	Larrousse-Lamborgini	?	71	+1 круг
9	12	6	Рикардо Патрезе	Williams-Renault	?	71	+1 круг
10	21	9	Микеле Альборето	Arrows-Ford	?	70	+2 круга
11	22	19	Алессандро Наннини	Benetton-Ford	?	70	+2 круга
12	20	10	Бернд Шнайдер	Arrows-Ford	?	70	+2 круга
13	16	33	Роберто Морено	Euro Brun-Judd	?	67	+5 кругов
14	25	15	Маурисио Гужельмин	Leyton House-Judd	?	66	+6 Кругов
Сход	14	24	Паоло Барилла	Minardi-Ford	?	54	Физ. состояние пилота
Сход	18	30	Агури Судзуки	Larrousse-Lamborgini	?	53	Тормоза
Сход	17	2	Найджел Мэнселл	Ferrari	?	49	Двигатель
Сход	1	28	Герхард Бергер	McLaren-Honda	?	44	Сцепление
Сход	23	7	Грегор Фойтек	Brabham-Judd	?	39	Авария
Сход	8	14	Оливье Груйяр	Osella-Ford	?	39	Столкновение
Сход	3	22	Андреа де Чезарис	Dallara-Ford	?	25	Двигатель
Сход	7	1	Ален Прост	Ferrari	?	21	Утечка масла
Сход	26	16	Иван Капелли	Leyton House-Judd	?	20	Электроника
Сход	24	11	Дерек Уорик	Lotus-Lamborgini	?	6	Коробка передач
Сход	13	25	Никола Ларини	Ligier-Ford	?	4	Дроссель
Сход	19	12	Мартин Доннелли	Lotus-Lamborgini	?	0	Коробка передач
НКВ		35	Стефан Юханссон	Onyx-Ford	?
НКВ		21	Джанни Морбиделли	Dallara-Ford	?
НКВ		36	Ярвилехто	Onyx-Ford	?
НПКВ		17	Габриэле Тарквини	AGS-Ford	?
НПКВ		18	Янник Дальма	AGS-Ford	?
НПКВ		34	Клаудио Ланджес	Euro Brun-Judd	?
НПКВ		39	Гэри Брэбем	Life	?
НПКВ		31	Бертран Гашо	Coloni-Subaru	?
Искл		26	Филипп Альо	Ligier-Ford	?

Примечания

• На этом Гран-при Сенна одержал свою 21-ю победу в карьере и первую из шести — в этом сезоне. По результатам сезона Айртон стал чемпионом мира во второй раз.
• Круги лидирования: Жан Алези, 34 круга (1-34); Айртон Сенна, 38 кругов (35-72)
• Доннелли не смог стартовать на прогревочном круге из-за проблемы с коробкой передач. Из-за этого в некоторых источниках он указан как не стартовавший (DNS).
• Филипп Альо был дисквалифицирован за обслуживание автомобиля вне боксов на пятничной тренировке.

Источники

• Rob Walker (June, 1990). «2nd Гран-при США at Phoenix: Senna’s Surprise». Road & Track, 92-96.

Предыдущая гонка: Гран-при Австралии 1989 года	FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1990 года	Следующая гонка: Гран-при Бразилии 1990 года
Предыдущая гонка: Гран-при США 1989 года	Гран-при США	Следующая гонка: Гран-при США 1991 года

Отрывок, характеризующий Гран-при США 1990 года

– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!