Гран-при Швеции 1973 года
Поделись знанием:
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
| англ. Hitachi Grand Prix of Sweden | |
|---|---|
| Дата | |
| Место | |
| Трасса |
Андерсторп (4018 м) |
| Дистанция |
80 кругов, 321,440 км |
| Погода |
Тепло, сухо |
| Поул | |
| 1:23,810 (172,590 км/ч) | |
| Быстрый круг | |
| 1:26,146 (167,910 км/ч) | |
| 80 круг | |
| Подиум | |
| Победитель | |
| 2 место | |
| 3 место | |
| 7 из 15 Гран-при Сезона 1973 | |
Гран-при Швеции 1973 года — седьмой этап чемпионата мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1973 года. Автогонки прошли 17 июня 1973 года на трассе Андерсторп.
Гонку пропускали Артуро Мерцарио (Scuderia Ferrari не успела восстановить его автомобиль, повреждённый на предыдущем этапе в Монако), Андреа де Адамик и Крис Эймон. Датчанин Том Белсо должен был заменить Нанни Галли в команде Frank Williams Racing Cars, но его автомобиль был использован вторым пилотом Хоуденом Генли. В гонке также принял участие местный пилот Рейне Виселль на арендованом болиде «March».
Квалификацию выиграл Ронни Петерсон, опередивший обоих пилотов «Tyrrell» Джеки Стюарта и Франсуа Севера. Старт был отложен из-за того что ассоциация пилотов потребовала переместить находящихся вплотную к трассе фотографов в более безопасные места. Петерсон захватил лидерство со старта и шёл на первом месте на протяжении почти всей дистанции, но за два круга до финиша его обошёл Денни Хьюм, который незадолго до этого опередил Джеки Стюарта, потерявшего скорость из-за неисправности задних тормозов. Поломка вывела шотландца из борьбы за место на подиуме и на финише он был только пятым.
Классификация
| Место | С | № | Пилот | Конструктор | Ш | Круги | Время/причина схода | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 6 | 7 |  Денни Хьюм
|
McLaren-Ford | ? | 80 | 1:56:46,0 | 9 |
| 2 | 1 | 2 |  Ронни Петерсон
|
Lotus-Ford | ? | 80 | 4,039 | 6 |
| 3 | 2 | 6 |  Франсуа Север
|
Tyrrell-Ford | ? | 80 | 14,667 | 4 |
| 4 | 5 | 10 |  Карлос Ройтеман
|
Brabham-Ford | ? | 80 | 18,068 | 3 |
| 5 | 3 | 5 |  Джеки Стюарт
|
Tyrrell-Ford | ? | 80 | 25,998 | 2 |
| 6 | 8 | 3 |  Жаки Икс
|
Ferrari | ? | 79 | +1 круг | 1 |
| 7 | 7 | 8 |  Питер Ревсон
|
McLaren-Ford | ? | 79 | +1 круг | |
| 8 | 21 | 15 | Майк Бёттлер
|
March-Ford | ? | 78 | +2 круга | |
| 9 | 12 | 19 |  Клей Регаццони
|
BRM | ? | 77 | +3 круга | |
| 10 | 16 | 24 |  Карлус Пасе
|
Surtees-Ford | ? | 77 | +3 круга | |
| 11 | 11 | 25 | Хоуден Генли
|
Iso Marlboro-Ford | ? | 77 | +3 круга | |
| 12 | 4 | 1 | Эмерсон Фиттипальди
|
Lotus-Ford | ? | 76 | Коробка передач | |
| 13 | 15 | 21 |  Ники Лауда
|
BRM | ? | 75 | +5 кругов | |
| 14 | 19 | 16 | Джордж Фоллмер
|
Shadow-Ford | ? | 74 | +6 кругов | |
| Сход | 9 | 20 | Жан-Пьер Бельтуаз
|
BRM | ? | 57 | Двигатель | |
| Сход | 17 | 17 | Джеки Оливер
|
Shadow-Ford | ? | 50 | Подвеска | |
| Сход | 10 | 23 | Майк Хэйлвуд
|
Surtees-Ford | ? | 41 | Шины | |
| Сход | 20 | 14 | Жан-Пьер Жарье
|
March-Ford | ? | 38 | Акселератор | |
| Сход | 18 | 12 | Грэм Хилл
|
Shadow-Ford | ? | 16 | Зажигание | |
| Сход | 12 | 11 | Вилсон Фиттипальди
|
Brabham-Ford | ? | 0 | Авария | |
| Сход | 14 | 27 | Рейне Виселль
|
March-Ford | ? | 0 | Подвеска |
Круги лидирования:
1-78 Ронни Петерсон
79-80 Денни Хьюм
Напишите отзыв о статье "Гран-при Швеции 1973 года"
Ссылки
- [wildsoft.ru/gp.php?y=1973&gp=227 Гран-при Швеции 1973 года] (рус.) на сайте wildsoft.ru
- [www.grandprix.com/gpe/rr227.html Гран-при Швеции 1973 года] (англ.) на сайте grandprix.com
| Предыдущая гонка: Гран-при Монако 1973 года |
FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1973 года |
Следующая гонка: Гран-при Франции 1973 года |
|
| ||
| Предыдущая гонка: Гран-при Швеции 1933 года |
Гран-при Швеции | Следующая гонка: Гран-при Швеции 1974 года |
| ||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гран-при Швеции 1973 года
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
