Грасс, Людвиг Иеронимович

Людвиг Иеронимович Грасс (12 августа 1841, Петербург — 11 июня 1896, Казань) — русский юрист и экономист, тайный советник (1896), председатель Казанского окружного суда (1875—1894).

Сын коллежского советника Иеронима Грасса, в 1864 г. возведённый вместе с ним и братом Иосифом в потомственное дворянство.

По окончании курса в Санкт-Петербургском университете (1863) поступил на службу в министерство юстиции. До 1866 г. работал в Петербургской палате помощником судебного следователя, затем — судебным следователем окружного суда. В 1869 г. переведён прокурором окружного суда в Таганрог, а оттуда через год — в Тулу. С 1875 по 1894 гг. возглавлял Казанский окружной суд, после чего перевёлся в департамент Казанской судебной палаты председателем.

Опубликовал немало статей по юридическим вопросам, из которых представляет интерес брошюра «Психопатическая конституция как самостоятельный повод невменения». Убеждённый сторонник страхования сельскохозяйственных посевов от неурожая, изложил свои взгляды в капитальном труде «Страхование сельскохозяйственных посевов от неурожая» (1891), снабжённом обильными статистическими данными.

Литература

• Грасс, Людвиг Иеронимович. // Татарская энциклопедия. Том 1. Ин-т Татарской энциклопедии, 2005. С. 185.
• В. Судейкин,. Грасс, Людвиг Иеронимович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.marihistory.ru/index.php/2011-01-01-20-09-57/1668-2011-11-12-19-55-47 Грасс, Людвиг Иероним] в Марийской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Грасс, Людвиг Иеронимович

«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.