Граф Кент

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Графиня Кент»)
Перейти к: навигация, поиск

Граф Кент (англ. Earl of Kent) — старинный графский титул в системе дворянских титулов Англии и Соединённого королевства, в настоящее время не существует. Впервые он был учреждён в 1067 году для Одо, епископа Байё, одного из ближайших соратников Вильгельма Завоевателя и крупного государственного деятеля ранненормандской Англии. На протяжении английской истории титул графа Кента учреждался несколько раз, однако большинство креаций оказались недолговечными. Среди средневековых графов Кент наиболее известны Эдмунд Вудсток, младший сын короля Эдуарда I, казнённый в период регентства Роджера Мортимера, а также его потомок Томас Холланд, 3-й граф Кент, фаворит Ричарда II. В период войны Алой и Белой розы титул носил Уильям Невилл, лорд-адмирал Англии и один из лидеров йоркистов. С 1465 по 1740 год графами Кент являлись представители дворянского рода Греев, которые однако, не играли существенной роли в политической истории страны. Последним носителем титула был Альфред, герцог Эдинбургский и Саксен-Кобург-Готский, второй сын королевы Виктории, скончавшийся в 1900 году. В настоящее время существует титул герцога Кентского, который принадлежит одному из двоюродных братьев королевы Елизаветы II.





История титула

Ещё до нормандского завоевания Англии Кент являлся одним из важнейших регионов англосаксонской Британии, чьи традиции восходили к первому из основанных на острове государств англосаксов — королевству Кент. В период англо-датской монархии первой половины XI века Кент входил в состав владений эрла Годвина, а после его смерти эрлом Кента стал один из его младших сыновей Леофвин, погибший в 1066 году в битве при Гастингсе.

После нормандского завоевания 1066 году король Вильгельм I учредил титул графа Кента, который он передал одному из своих ближайших соратников Одо, епископу Байё. В 1082 годуу за попытку увести часть англо-нормандских рыцарей в поход в Италию Одо был лишён титула и своих владений, однако незадолго до смерти Вильгельма Завоевателя, был прощён. Тем не менее, в 1088 году Одо возглавил мятеж против английского короля Вильгельма II Руфуса, после подавления которого титул графа Кента был конфискован. В XIIXIII веках состоялось ещё две креации титула: в 1141 году графом Кента стал Вильгельм Ипрский, один из лидеров партии короля Стефана в период гражданской войны 11351154 годов, а в 1227 году этот титул получил Хьюберт де Бург, регент Англии при несовершеннолетнем Генрихе III. В 1321 году титул графа Кента был пожалован младшему брату короля Эдуарда II Эдмунду Вудстоку, позднее казнённому во время правления Изабеллы Французской и Роджера Мортимера. После прихода к власти Эдуарда III, в 1331 году титул был возвращён наследникам Эдмунда. Последняя представительница этого рода, Джоанна Кентская, вышла замуж за Эдуарда «Чёрного принца», крупнейшего английского полководца начала Столетней войны, и стала матерью короля Ричарда II.

В 1360 году состоялась новая креация титула. Графом Кента был провозглашён второй муж Джоанны Кентской Томас Холланд. Представители рода Холландов носили этот титул до 1408 году Среди них наиболее известен Томас Холланд, 3-й граф Кент и герцог Суррей, один из ближайших соратников Ричарда II, который был казнён после установления на английском престоле династии Ланкастеров. В 1461 году графом Кентом стал Уильям Невилл, дядя Ричарда, графа Уорика, знаменитого «Делателя королей» в период войны Алой и Белой розы. Сам Уильям Невилл также являлся одним из активных сторонников Йорков, участвовал в сражениях при Нортгемптоне и Таутоне, а также в подчинении Нортумберленда. В 1462 году он был назначен лордом-адмиралом Англии и руководил действиями королевского флота против Ланкастеров и их союзников во Франции. Уильям Невилл не имел сыновей, и с его смертью титул графа Кента перестал существовать.

В 1465 году графом Кентом был объявлен Эдмунд Грей, также представитель йоркистской партии, сын которого женился на сестре Елизаветы Вудвилл, жены короля Эдуарда IV. Титул сохранялся в семье Греев до 1740 году, когда скончался последний прямой потомок Эдмунда Грея. Графы Кент из дома Греев, однако, не обладали значительными земельными владениями и не играли существенной роли в политической истории Англии, в большинстве своём ведя жизнь средних провинциальных дворян. Единственным исключением являлся Генри Грей, 12-й граф Кент, один из придворных короля Георга I, исполнявший функции лорда-камергера, лорда-распорядителя и лорда-хранителя королевской печати в начале XVIII века. В 1706 году Генри Грей был пожалован титулами маркиза Кента, графа Гарольда и виконта Годериха (пэрство Великобритании), в 1710 году стал герцогом Кента, а в 1740 году — маркизом Греем. Однако с его смертью в 1740 году все титулы Генри Грея, кроме последнего, перестали существовать, поскольку сыновей у него не было.

Последняя креация титула графа Кента (пэрство Соединённого королевства) состоялась в 1866 году для Альфреда Саксен-Кобург-Готского, второго сына королевы Виктории. Одновременно Альфред получил титулы герцога Эдинбургского и графа Ольстера. В 1893 году он унаследовал независимое немецкое княжество Саксен-Кобург-Гота, где правил до своей смерти, последовавшей в 1900 году. Впоследствии титул графа Кента не учреждался, будучи замещённым титулом герцога Кента.

Список графов Кент

Англосаксонские эрлы Кента

Графы Кент, первая креация (1067)

Графы Кент, вторая креация (1141)

Графы Кент, третья креация (1227)

Графы Кент, четвёртая креация (1321)

Графы Кент, пятая креация (1461)

Графы Кент, шестая креация (1465)

Графы Кент, седьмая креация (1866)

Напишите отзыв о статье "Граф Кент"

Ссылки

  • [www.thepeerage.com The Complete Peerage]

Отрывок, характеризующий Граф Кент

– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.