Графиня де Монсоро

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Графиня де Монсоро
фр. La Dame de Monsoreau
Жанр:	исторический роман
Автор:	Александр Дюма-отец
Язык оригинала:	французский
Текст произведения в Викитеке

«Графиня де Монсоро» — роман Александра Дюма-отца и Огюста Маке, опубликованный в 1846 году. Это второй роман его трилогии о гугенотских войнах. История трагичной любви храбреца-красавца графа де Бюсси и очаровательной Дианы де Меридор, впоследствии де Монсоро, переплетённой с политическими интригами, происходящая во Франции во времена правления Генриха III, трон которого хотел заполучить его родной брат — герцог Анжуйский, а также де Гизы.

Сюжет

Вторая половина XVI века, Франция. В Париже правит Генрих III Валуа. Король слаб, безволен, капризен и весьма религиозен, не склонен активно заниматься государственными делами, не слишком популярен в народе. Он окружает себя фаворитами, среди которых выделяется пятёрка «миньонов» (фр. mignon — фаворит), возглавляемая графом де Келюсом — ближайшие личные друзья короля. Миньонам короля противостоят «анжуйцы» — четвёрка дворян из свиты герцога Анжуйского, возглавляемая блистательным графом де Бюсси, бретёром и поэтом, известным множеством любовных приключений. Одним из немногих дельных политиков при дворе является королевский шут Шико. Добродушный, умный, дальновидный, прекрасный фехтовальщик, он имеет огромное влияние на Генриха и постоянно в тайне ведёт свою игру в интересах короля. Генрих III ненавидит и боится Бюсси, Шико, напротив, относится к графу с нескрываемой симпатией и постоянно намекает королю, что было бы неплохо привлечь Бюсси на свою сторону. Герцог Анжуйский наследует после бездетного Генриха французскую корону, но он не против поторопить события. Шико выясняет, что партия де Гизов, возглавляющих Католическую лигу и очень популярных среди парижан-католиков, готовит переворот. Гизы тайно производят помазание на царство герцога Анжуйского, притворяясь, что собираются отдать престол ему как законному наследнику Генриха, чтобы заручиться его поддержкой. Один из ближайших людей герцога — граф де Монсоро — активно участвует в тайных делах Анжуйца и Гизов, за что принц выпрашивает для него у короля придворную должность главного ловчего.

На свадьбе одного из миньонов, Франсуа д’Эспине де Сен-Люка и Жанны, дочери маршала де Бриссака, де Бюсси ссорится с миньонами, и те ночью нападают на него впятером. Де Бюсси, предупреждённый о предстоящем нападении де Сен-Люком, храбро защищается, но получает тяжёлое ранение; его спасает только внезапно открывшаяся дверь одного из домов в переулке, где шёл бой. Хозяйка дома и её служанка оказывают де Бюсси помощь, а тайно приглашённый лекарь Реми́ излечивает графа. Очнувшись на следующий день на улице, де Бюсси вспоминает прекрасную женщину, виденную в бреду. Едва придя в себя, он бросается на поиски и с помощью встреченного им Реми достигает цели — знакомится с хозяйкой дома, которая оказывается Дианой де Монсоро, в девичестве — де Меридор. Бюсси и Диана сразу же влюбляются друг в друга. Диана рассказывает, что была похищена людьми герцога Анжуйского, который был очарован ею. Граф де Монсоро, также влюбленный в Диану, организовал её побег. Граф был противен Диане, но бесчестье пугало её сильнее, и она приняла его помощь. Монсоро увёз Диану в Париж, и через некоторое время, запугав возможными кознями принца, убедил согласиться на брак с ним.

Тем временем король, скучая, не отпускает де Сен-Люка к жене. Оправившийся после ранений Бюсси проводит Жанну во дворец, переодев её в своего пажа. Муж с женой, наконец, встречаются. Молодожёны потешаются над религиозным королём с помощью духовой трубы, в которую они кричат: «Покайся, грешник!». Раскрыв их проделку, взбешённый Генрих удаляет де Сен-Люка и Жанну из дворца, и те отправляются в Меридор, где рассчитывают найти приют у Дианы, которая оказывается давней подругой Жанны.

Бюсси хочет помочь Диане избавиться от ненавистного брака. Он привозит в Париж барона де Меридор, которого, Монсоро ввёл в заблуждение, рассказав о смерти дочери. Поскольку брак уже заключён, единственный способ избавиться от него — просить короля признать брак недействительным. Бюсси обращается к своему сеньору — герцогу Анжуйскому, не будучи полностью осведомлен о глубине интриг между графом де Монсоро и принцем вокруг похищения Дианы и заговора Гизов. После первого же намёка Монсоро на связывающие их грязные тайны принц предаёт де Бюсси: вместо повеления о расторжении брака он позволяет де Монсоро представить жену ко двору, что окончательно узаконит их брак. После представления Дианы ко двору Монсоро, ревнуя к принцу, отправляет её в Меридор, к отцу.

Первая попытка переворота Гизов пресекается Генрихом III благодаря своевременной помощи Шико: король берёт под своё командование Католическую лигу, а герцога Анжуйского сажает под домашний арест в Лувре. Генрих Наваррский организует герцогу побег, тот скрывается в Анжу и начинает готовиться к войне с Парижем. Генрих III отдаёт приказ об аресте анжуйцев, но тем удаётся бежать. Бюсси, предупреждённый Шико, ещё раньше уезжает из Парижа, поселяется в Анжере, в нескольких милях от замка Меридор, и влюблённые начинают регулярно встречаться. Вернувшийся из Парижа Монсоро застаёт их прогуливающимися вместе, но не узнаёт Бюсси — он считает, что Дианы добивается принц. Де Сен-Люк вызывает Монсоро на поединок и тяжело ранит его, но оказавшийся поблизости Реми, которого де Бюсси взял к себе в качестве личного врача, своевременно оказывает графу помощь, и Монсоро поправляется. Он решает вернуть Диану в Париж. Одновременно с этим королева-мать прибывает в Анжер, чтобы убедить герцога Анжуйского отказаться от военных планов. Под нажимом Бюсси, который стремится в Париж, герцог соглашается.

На приёме у короля Бюсси подвергается явному оскорблению со стороны четверых миньонов и вызывает их всех на дуэль. Чтобы соблюсти равенство сторон, договариваются, что вместе с Бюсси будут драться трое его друзей-анжуйцев. Для дуэли назначается день, следующий за праздником Святых Даров, пары дерущихся распределяются по жребию. Бюсси достаётся в противники д’Эпернон.

Гизы планируют во время праздника Святых Даров захватить короля, силой вырвать у него отречение от престола и возвести на трон Франции своего короля. Шико своевременно узнаёт об этих планах и устраивает ловушку, подменив короля на праздничном шествии и придя вместо него в церковь, где ожидали Гизы. Впрочем, план Шико исполняется не в полной мере; главным заговорщикам удаётся бежать, воспользовавшись тайным ходом.

Герцог Анжуйский узнаёт об отношениях де Бюсси и Дианы. Из ревности и страха перед Бюсси, имеющим влияние на принца, он рассказывает обо всём графу де Монсоро и помогает устроить засаду на Бюсси. В подготовке ловушки принимает участие д’Эпернон, откровенно напуганный перспективой дуэли с Бюсси. Бюсси, отбившегося от засады и тяжело раненого, убивают по приказу герцога Анжуйского. Диану спасает из засады де Сен-Люк. Впоследствии он докладывает королю об убийстве, свидетелем которого стал. Дуэль между тремя оставшимися анжуйцами и тремя миньонами состоялась на следующий день после убийства Бюсси (д’Эпернон, лишившись противника, в дуэли участия не принимал); пятеро были убиты, включая тяжело раненого де Келюса. В живых остался только анжуец Антрагэ, который бежит из Парижа.

Роман и реальные исторические события и персонажи

См. также: Дуэль миньонов

См. также: Бюсси д’Амбуаз, Луи де Клермон

См. также: Шамб, Шарль де

Роман, написанный в 1846 году, первоначально выходил в виде отдельных публикаций в газете. Почти все действующие лица романа упоминаются в мемуарах современника описываемых событий Пьера де Бурдейля Брантома (1535—1614), однако Дюма по-иному расставил их и многое изменил в поступках и мотивах героев.

Показанная в заключительной сцене романа «дуэль миньонов» (см. статью) в реальности не имела под собой никакой политической подоплёки, а была достаточно заурядной стычкой из-за личных амбиций участвовавших в ней дворян. Лишь необычное развитие событий (подключение секундантов к схватке и реакция короля) сделали из неё значимое историческое событие.

Участники этой дуэли, как, впрочем, и другие упомянутые в романе исторические личности, претерпели под пером Дюма значительные изменения. Франсуа де Бальзак, сеньор д’Антраге (1541—1613) в описываемое время выступал против короля на стороне Гизов. Жак де Леви, граф де Келюс (1554—1578) был, как и в романе, фаворитом Генриха III, на «дуэли миньонов» он вместе с Можироном и Ливаро дрался против Антраге, Рибейрака и Шомберга. Реальный Жорж де Шомберг был миньоном Генриха, но выступал на дуэли миньонов в качестве второго секунданта д’Антраге, то есть, условно, на стороне «гизаров», и дрался с таким же, как он сам, миньоном Ливаро; Дюма поставил его на более естественную для его положения сторону. Ещё один из миньонов, Жан-Луи де Ногаре де ла Валетт, герцог д’Эпернон (1554—1642), в реальности вовсе не имел отношения к этой дуэли; показанный у Дюма как трусоватый и подлый, в действительности, согласно де Бурдейлю, он был галантным и храбрым дворянином. Ещё один реальный исторический персонаж, попавший в роман — фаворит Генриха III, превосходный фехтовальщик Франсуа д’Эпине де Сен-Люк, барон де Кревкер(1554—1597); он пользовался милостью и при Генрихе IV, который назначил его губернатором Бретани.

В реальной дуэли миньонов погибли трое: Рибейрак, Можирон и Шомберг. Д'Антраге отделался царапиной на руке, Ливаро был тяжело ранен, но оправился и погиб несколькими годами позже, на очередной дуэли. Келюс получил 19 ранений, стараниями короля выжил и пошёл на поправку. Но через месяц после дуэли он неосторожно решил прокатиться на лошади; раны открылись, и граф умер на руках короля, который сочинил в его честь эпитафию, начинавшуюся словами: «Он принял честь, но не бесчестье».

Знаменитый Луи де Клермон, сеньор де Бюсси д’Амбуаз (1549—1579), фаворит герцога Анжуйского, в 1576 году ставший губернатором провинции Анжу, незадолго перед тем подаренной герцогу, в реальности не имел к дуэли миньонов никакого отношения и погиб годом позже. При этом обстоятельства его гибели близки к описанным в романе: его заманил в ловушку и убил Шарль де Шамб, граф де Монсоро, узнавший, что Бюсси является любовником его жены. Дюма сильно изменил и историю, и образы героев: реальный де Бюсси отнюдь не был безупречным рыцарем (в Варфоломеевскую ночь он убил нескольких своих родственников, получив в результате значительное наследство), а реальный Монсоро — исчадием зла, добившимся жены силой (на самом деле история его брака вполне заурядна). Кроме того, реальный де Бюсси не был графом, он был старшим сыном Жака де Клермона, барона де Бюсси д'Амбуаз (1525—1587) и по праву майората мог унаследовать отцовский титул.

Экранизации

• «Графиня де Монсоро» — 1913 год, Франция, режиссёр Морис Тоурнер
• «Графиня де Монсоро» — 1913 год, Франция, режиссёр Эмил Шотар
• «Графиня де Монсоро» — 1925 год, Франция, режиссёр Рене ле Сомптьер, в главной роли Женевьева Феликс
• «Графиня де Монсоро» — 1971 год, (телесериал) Франция, режиссёр Янник Андреи, в главной роли Карин Петерсен
• «Графиня де Монсоро» — 1997 год, Россия (телесериал), режиссёр Владимир Попков, в главной роли Габриэлла Мариани
• «Графиня де Монсоро» — 2008 год, Франция, режиссёр Мишель Хассан, в главной роли Эстер Нубиола

Ссылки

• [web.archive.org/web/20110120103653/www.mk.ru/aduma/15/ «Графиня де Монсоро»]

Отрывок, характеризующий Графиня де Монсоро

– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.