Графство Верхний Пальярс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
графство Верхний Пальярс
кат. Comtat de Pallars Sobirà
исп. Condado de Pallars Sobirà
графство

1011 — 1491



Герб

Каталонские графства в IX-XII веках
Язык(и) Каталанский, Баскский
Династия Пальярская династия
Дом де Комменж
Династия Матаплана
Преемственность
Графство Пальярс
Королевство Арагон
К:Появились в 1011 годуК:Исчезли в 1491 году

Графство Верхний Пальярс (кат. Comtat de Pallars Sobirà, исп. Condado de Pallars Sobirà) — средневековое каталонское графство, образовавшееся в 1011 году при разделе графства Пальярс, в него вошла восточная часть графства. В настоящее время территория бывшего графства входит в состав современной испанской комарки Верхний Пальярс.





История

Графство было образовано при разделе владений графа Пальярса Суньера I его сыновьями. Из них младший, Гильему II, получил восточную часть графства Пальярс, получившую название Верхний Пальярс. Это владение находилось в своеобразном анклаве, защищённом от нападения мавров и соседей, что позволило его правителям гораздо дольше соседей быть независимыми.

Поскольку доставшееся Гильему владение было беднее и менее населённым, чем Нижний Пальярс, то уже сын второй сын Гильема, Артау I попытался расширить свои владения за счёт Нижнего Пальярса, граница с которым, судя по всему, изначально не была чётко определена. Война между двумя графствами закончилась рядом соглашений (в 1064, 1094 и 1095 годах), в результате чего была достигнута договорённость о границе. Во время правления Артау I графство Верхний Пальярс стало вассальным от Барселоны, причем сам Артау I был женат на сестре жены графа Барселоны Рамона Беренгера I, получив благодаря этому несколько замков. Также Артау враждовал и с графом Урхеля Эрменголом IV.

О правлении ближайших преемников Артау I известно не очень много. Артау II провёл несколько лет в плену у мавров. А после смерти Берната III графство оказалось в руках его сестры, Гильельмы. Вторым браком она вышла замуж за виконта Кузерана Роже II, владения которого располагались по другую сторону Пиренеев. Судя по всему этот брак оказался бездетным, но между 1229 и 1231 годами Гильельма продала Верхний Пальярс семье Роже.

После смерти Роже (II) III около 1257 года Кузеран и Верхний Пальярс оказались разделены между его сыновьями. Верхний Пальярс в итоге последовательно управлялся младшими сыновьями Роже. При этом Арнау Роже I играл важную роль в каталонских делах. Он участвовал в в восстаниях 1275 и 1280 годов знати против короля Арагона Хайме I, однако попал в плен и позже стал одним из соратников королей Хайме I и его сына Педро III. Арнау Роже в составе королевской армии участвовал в завоевании Сицилии в 1282 году , а после смерти короля Педро выступал в качестве посредника между королём Альфонсо III и арагонской знатью.

После смерти Рамона Роже I в 1195 году его наследницей стала дочь Арнау Роже, Сибилла. Однако на графство предъявили права также потомки старшего сына Роже II (III), Роже IV, виконта Кузерана (Арно I, виконт Кузерана, а также Арно д’Эспань, сеньор де Монтеспан), которые вторглись в Верхний Пальярс. Однако на стороне Сибиллы выступил король Арагона, Хайме II, заставивший соперников Сибиллы заключить перемирие и покинуть графство.

Сибилла в 1297 году вышла замуж за барона Уго VII де Матаплана. Однако позже виконты Кузерана с помощью графов де Фуа, пытавшихся подчинить себе Валь-д'Аран, несколько раз вторгались в Верхний Пальярс. Только к 1227 году королю Арагона Альфонсо III удалось с помощью дипломатии добиться мира в графстве.

Потомки Сибиллы и Уго были верными сторонниками арагонской короны. Посредством выгодных браков им удалось немного увеличить свои владения. Однако после начала гражданской войны в Арагоне, в которой знать выступала против короля Хуана II граф Уго Роже III стал одним из руководителей противников короля. После окончания войны в 1472 году он не сложил оружия, укрывшись в своих владениях. В 1488 году королю Арагона Фердинанду II удалось завоевать Верхний Пальярс. Сам Уго Роже бежал во Францию, откуда, пользуясь помощью короля Франции, пытался вернуть свои владения. Он умер бездетным в 1503 году.

В 1491 году король Фердинанд II в 1491 году учредил титул маркиза Верхнего Пальярса, переданный Хуану Рамону Фолку IV, герцогу де Кордона. Его потомки носили титул до 1572 года, после чего титул перешёл к герцогам Мединасели.

Список графов Верхнего Пальярса

Пальярская династия
Дом де Комменж, Кузеранская ветвь
Династия Матаплана

См. также

Напишите отзыв о статье "Графство Верхний Пальярс"

Примечания

Литература

  • Lewis, Archibald R. [libro.uca.edu/lewis/index.htm The development of southern french and catalan society, 718—1050]. — Austin: University of Texas edition, 1965.

Ссылки

Внешние изображения
[www.allmonarchs.net/maps/showmap.php?MapName=barcelona_ix.jpg Каталония в IX в.]
[www.allmonarchs.net/maps/showmap.php?MapName=aragon_barcelona_xii.jpg&List=1 Арагон и графство Барселона в XII веке]
  • [fmg.ac/Projects/MedLands/ARAGONESE%20NOBILITY.htm#RaimundoIIIPallarsdiedafter1047 CONDES de PALLARS] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 4 января 2010. [www.webcitation.org/66uKx9UYJ Архивировано из первоисточника 14 апреля 2012].
  • [www.covadonga.narod.ru/Catalunia.html Каталонские графства]. Реконкиста. Проверено 4 января 2010. [www.webcitation.org/66Qmw7WpU Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
  • [www.enciclopedia.cat/fitxa_v2.jsp?NDCHEC=0048579 comtat de Pallars Jussà] (каталан.). l'Enciclopédia. Проверено 4 января 2010. [www.webcitation.org/66uXj5IsU Архивировано из первоисточника 14 апреля 2012].

Отрывок, характеризующий Графство Верхний Пальярс



Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.