Голландия (графство)

Графство Голландия
нидерл. Graafschap Holland
Графство
← конец IX века — 1795 →
Флаг Герб
Графство Голландия в XIV веке
Столица	Амстердам
Язык(и)	фризский, затем нидерландский
Династия	Голландский дом (X век — 1299), Авенский дом (1299—1354), Виттельсбахи (1345—1432), Валуа (Младший Бургундский дом) (1432—1482), Габсбурги (1482—1581)
граф Западной Фрисландии
- начало X века	Дирк I
граф Голландии
- п.1091—1121	Флорис II
- 1235—1256	Виллем II
- 1299—1304	Иоанн II д’Авен
- 1432—1467	Филипп I Добрый, также Филипп III, герцог Бургундии
- 1555—1581	Филипп III, также Филипп II, король Испании
История
-  конец X век	Образование графства под названием Западная Фрисландия.
-  начало XII века	Графство получает название Голландия.
- 3 октября 1247 года	Граф Виллем II избран антикоролём Германии.
-  1399 год	После смерти графа Иоанна II Голландия присоединяется к графству Эно (Геннегау)
-  1579 год	Голландия входит в состав Республики Соединённых провинций.

К:Исчезли в 1795 году

Графство Голландия (нидерл. Graafschap Holland) — средневековое графство, существовавшее на территории исторической области Голландия в современных Нидерландах. Входило в состав Священной Римской империи, затем в состав Испанского королевства.

Образование графства

Первоначально территория Голландии была заселена фризами. В начале IX века эта территория была завоёвана императором Карлом Великим и включена в состав франкской империи. После раздела империи по Верденскому договору в 843 году территория Голландии вошла в состав «Срединного королевства», доставшегося императору Лотарю I. После смерти Лотаря его владения были разделены между тремя сыновьями, при этом территория Голландии вошла в состав королевства Лотаря II, получившего название королевство Лотарингия. После смерти Лотаря II за его наследство спорили Западно-Франкское и Восточно-Франкское королевства, пока в 925 году Лотарингия окончательно не была присоединена к Восточно-Франкскому королевству Генрихом I Птицеловом, который признал герцогом Лотарингии Гизельберта, за которого выдал замуж свою дочь Гербергу. В 939 году Гизельберт принял участие в восстании против короля Оттона I и погиб. Лотарингия в итоге в 953 году досталась брату Оттона, Бруно, который в 956 году разделил Лотарингию на 2 части: герцогство Верхняя Лотарингия и герцогство Нижняя Лотарингия. Территория Голландии вошла в состав Нижней Лотарингии.

В IX — X веках территория Фризии подвергалась набегам норманнов. В конце IX века император Карл III Толстый для того, чтобы защитить свои владения от набегов норманнов, признал около 882 года одного из норманнских вождей, Готфрида, герцогом Фризии. Однако Готфрид продолжил нападения. В результате против него в 885 году был составлен заговор фризской и саксонской знати, одним из главарей которого был Герульф. В результате Готфрид был убит. В награду Герульф получил от короля Восточно-Франкского королевства Арнульфа Каринтийского Западную Фризию. Герульф считается отцом Дирка I, первого правителя графства, которое позже получило название Голландия.

Голландия под управлением Герульфингов

В 922 году Дирк I, граф Кенемерланда, получил от короля Западно-Франкского королевства Карла III Простоватого владения около Эгмонда — в местечке под названием Бладелла. Именно от этого события ведёт свою историю Голландское графство.

О первых графах известно не очень много. Они носили титул граф Фризии или граф Западной Фрисландии. Большая часть их земель была болотистой и постоянно затоплялась. Из-за этого графство было малонаселённым, основное население жило в дюнах на побережье и в укреплённых районах около рек. Поэтому первые графы старались расширить свои владения за счёт соседних народов. В правление графа Арнульфа начались конфликты с западными фризами. Он вторгся в 993 году на их территорию, но был убит.

При сыне Арнульфа, Дирке IV Иерусалимском (ум. 1039) в 1001 году области, находящиеся под его властью впервые были названы Голландией, хотя старое название ещё было превалирующим. В 1018 году Дирк III вступил в конфликт с императором Священной Римской империи Генрихом II Баварским. Поводом к конфликту послужила постройка замка Влардинген в устье Мааса, благодаря чему значительно уменьшились доходы от торговли в Утрехте. Император решил вмешаться и послал армию во главе с герцогом Нижней Лотарингии Готфридом II. Однако битва при Влардингене 29 июля 1018 года закончилась разгромом имперской армии, погибли многие военачальники, а сам герцог Готфрид попал в плен. Эта победа упрочило положение Дирка, а позже он ещё и расширил свои владения за счёт земель епископства Утрехт.

При наследниках Дирка III конфликты с императорами из-за захваченных земель продолжились. Император Генрих III в 1046 году лично возглавил поход против графа Дирка IV, продолжившего политику отца по захвату земель, заставив его возвратить некоторые завоевания. Однако после ухода императора он продолжил разорять владения епископов Утрехта и Льежа, а также вступил в союз с графами Эно, Фландрии и герцогом Нижней Лотарингии Готфридом III. В 1047 году император Генрих захватил и разрушил замок Райнсбург, но во время отступления его армия понесла серьёзные потери, после чего союзники открыто восстали против императора. Однако 13 января 1049 года Дирк IV был заманен в засаду около Дордрехта и силами епископов Утрехта, Льежа и Меца убит. Наследовавший ему брат, Флорис I также погиб в одной из битв в 1061 году.

Вдова Флориса I, Гертруда Саксонская (ум. 1113), ставшая регеншей при малолетнем сыне, Дирка V, не смогла воспрепятствовать захвату епископом Утрехта Виллем I спорных территорий между епископством и графством, причём император Генрих IV утвердил этот захват. Тогда Гертруда торым браком вышла замуж за Роберта I Фризского, брата графа Фландрии и Эно Бодуэна VI, разделив с ним управление Голландией. После смерти брата в 1070 году Роберт организовал восстание против малолетних племянников, Арнульф III и Бодуэн II, находившихся под опекой матери. Он захватил Гент и объявил себя графом Фландрии. Из разгоревшейся войны победителем вышел Роберт, сохранивший Фландрию. Став совершеннолетним, Дирк V в 1076 году при поддержке отчима смог отвоевать спорные территории у епископа Утрехта. Окончательно конфликт с епископами Утрехта угас во время правления сына Дирка V, Флориса II Толстого, заключивший мир с епископом. Кроме того, Флорис смог приобрести Рейнланд (Лейден и окрестности), а с 1101 году за Флорисом был признан титул граф Голландии. С этого времени название Голландия окончательно вытесняет название Фризия.

После смерти Флориса II остались малолетние дети Дирк VI и Флорис Чёрный, опекуншей стала их мать Петронела (Гертруда), дочь Тьерри (Дитриха) II, герцога Верхней Лотарингии. Законным графом был Дирк, однако Флорис Чёрный при поддержке матери восстал против брата в 1129 году, получив при этом поддержку западных фризов, причём его признали в качестве графа королём Германии Лотарем и епископом Утрехта. В 1131 году братья помирились, но вскоре Флорис опять восстал. Король Лотарь в августе 1132 года смог помирить братьев, позже было подавлено и восстание фризов. Но в октябре того же года Флорис был заманен в ловушку и убит, после чего Дирк остался единовластным правителем. Позже он благодаря браку с наследницей графства Бентгейм смог расширить свои владения. Кроме того, при Дирке VI усилилось влияние на утрехтских епископов. Дирк постоянно вмешивался в выборы новых епископов и поддерживал город в борьбе против прелата. Позже, в XIII веке, Утрехтское епископство окончательно попало под контроль графов Голландии.

Сын Дирка VI, Флорис III, был лояльным вассалом императора Фридриха I Барбароссы. Он участвовал в двух итальянских походах императора, а также в Третьем крестовом походе, во время которого Флорис и умер. Кроме того, император дал Флорису право на сбор пошлины в Голландии, фактически легализовав практику, существующую с XI века. При Флорисе началось строение плотин и дамб, что вызвало приток крестьян в графство. Также была определена граница между графством и епископством Утрехт. Также Флорис начал завоевание Фрисландии.

При Флорисе началась борьба между Голландией и Фландрией за обладание Зеландией, которая продолжалась до конца XIII века. Фландрия, суверенитет которой простирался на всю южную Зеландию, владела правами на устья Шельды и, частично, Мааса и Рейна. Голландские графы издавна пытались избавиться от этого. Флорис обложил фландрских купцов сбором новыми налогами, что вызвало войну с графом Филиппом Фландрским, которая закончилась поражением Флориса. В результате этого он в 1168 году был вынужден признать Филиппа сюзереном Зеландии.

Голландия под управлением Авенского дома

В 1299 году после смерти бездетного Иоанна I Голландского, несмотря на протест императора Альбрехта I, графства Голландия и Зеландия унаследовал граф Эно (Геннегау) Иоанн (Жан) II д’Авен.

Жан умер в 1304 году, ему наследовал его старший сын Вильгельм (Гильом) I Добрый (1286—1337). Он был вынужден бороться против Фландрии и Брабанта. В 1323 году он заключил договор с графом Фландрии Людовиком I Неверским, по которому граф Фландрия отказывался от претензий на Зеландию, а Вильгельм отказывался от претензий на имперскую Фландрию. Этот договор закончил династическую распрю между Дампьерами и Авенами.

Вильгельму удалось подчинить Западную Фрисландию, а также он присоединил к своим владениям епископство Утрехт. Позже он выдал свою дочь Филиппу за короля Англии Эдуарда III, другую дочь, Маргариту, он выдал за императора Людовика IV Баварского. В 1337 году он встал во главе имперских князей, вступивших в союз с Англией. Этот союз дал толчок к началу военных действий в Столетней войне. Вскоре Вильгельм умер. Его сын, Вильгельм (Гильом) II (1307—1345) участвовал в Столетней войне на стороне Англии. В 1345 году он осадил Утрехт, епископ которого стремился выйти из-под его власти. После заключения мира он отправился подавлять восстание во Фрисландии, где и погиб.

Голландия под управлением Баварского дома

После смерти Вильгельма II Эно, Голландию и Зеландию унаследовала его сестра Маргарита II (1310—1356),, бывшая замужем за императором Людовиком IV Баварским.

После смерти мужа Маргарита решила управлять графствами самостоятельно. Один из её сыновей, Вильгельм III (1330—1388), герцог Баварско-Штраубинский с 1347, восстал против матери, требуя передать управление Голландией и Зеландией ему. Этот конфликт получил название Война крючков и трески. Несмотря на английскую помощь, Маргарита потерпела поражение и в 1354 году была вынуждена передать графствами управление ему. После смерти матери в 1356 году Вильгельм унаследовал и Эно. Но позже у него начались приступы безумия, после чего он в 1358 году был заключен в замок Гаага. Регентом его владений, в том числе и Эно, стал другой сын Маргариты, Альберт (1336—1404). Ему пришлось сражаться с герцогом Гелдерна Эдуардом, усмирять мятежи знати. Позже он наладил отношения с Францией. После смерти брата Вильгельма в 1388 году он унаследовал все его владения. После его смерти в 1404 году ему наследовал старший сын Вильгельм IV (1365—1417). Он был вынужден усмирять мятеж сеньоров Аркеля в Эно, позже он помог своему брату Иоанну, смещенному в 1406 году с поста епископа Льежа, вернуть в 1408 году свой пост. Будучи сторонником герцогов Бургундии, Вильгельм вмешался на их стороне в гражданскую войну между Арманьяками и бургиньонами. В 1415 году Эно было разорено войсками, которые участвовали в битве при Азенкуре.

После смерти в 1417 году Вильгельма IV его владения должна была унаследовать вторая дочь, Якоба (1401—1436). Но её дядя, епископ Льежа Иоанн III (1375—1425), сложил с себя сан епископа и предъявил права на владения брата. В результате она сохранила за собой только Эно, а Голландия, Зелландия и Штраубинг достались Иоанну. Она безуспешно боролась за возвращение своего наследства, для чего сначала вышла замуж в 1418 году за герцога Брабанта Жана IV, а потом, поняв, что муж ей не может помочь, бросила его и нашла убежище в Англии, где, аннулировав предыдущий брак, вышла замуж за Хэмфри, герцога Глостера. После смерти Иоанна III протектором его земель стал герцог Бургундии Филипп III Добрый, с которым Якоба была вынуждена помириться. По договору в Дельфте 3 июня 1428 года Якоба была признана графиней Эно, а Филипп стал наместником её владений и наследником. В 1432 году она подняла восстание в Генте против Филиппа, но оно было подавлено и в апреле 1433 года Якоба была вынуждена отречься от графства в пользу Филиппа. С этого момента Эно вошло в состав Бургундского герцогства.

См. также

• Список графов Голландии
• Голландия (историческая область)
• Голландия (королевство)
• Графство Зеландия
• Графство Эно (Геннегау)
• История Нидерландов

Ссылки

• [dutchman.name/blogcategory/istoriya-gollandii/ История Голландии] (англ.)(недоступная ссылка — история). Проверено 16 января 2009. [web.archive.org/20070912091809/dutchman.name/blogcategory/istoriya-gollandii/ Архивировано из первоисточника 12 сентября 2007].
• [www.geerts.com/holland/holland-2.htm The History of the Lowlands] (англ.)(недоступная ссылка — история). Проверено 16 января 2009. [web.archive.org/20060527100833/www.geerts.com/holland/holland-2.htm Архивировано из первоисточника 27 мая 2006].
• [fmg.ac/Projects/MedLands/HOLLAND.htm Сайт Foundation for Medieval Genealogy: Графы Голландии] (англ.). Проверено 16 января 2009. [www.webcitation.org/66LNodPfW Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].

Литература

• Пиренн А. Средневековые города Бельгии. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2001. — 512 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8071-0093-X.

</center>

Отрывок, характеризующий Голландия (графство)

– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…
«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!