Графство Клермон-ан-Бовези
Поделись знанием:
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
Графство Клермон-ан-Бовези[1] (фр. Clermont-en-Beauvaisis) — французское средневековое графство с центром в городе Клермон а современном департаменте Уаза в Пикардии.
Содержание
История
Вероятно, что в начале XI века Клермон входил в состав владений графов Бове. О первых правителях практически ничего не известно, но, судя по всему, кто-то из них присвоил себе графский титул.
Около 1042 года Клермон посредством брака перешел к сеньорам де Крей. В начале XII века Рено II де Клермон (ок. 1070 — ок. 1162), женившийся в 1103 году на Адель де Вермандуа, вдове Гуго Великого, графа де Вермандуа, брата короля Франции Филиппа I, добился признания за собой графского титула. Его сын Рауль I (ум. 1191) около 1174 года был назначен королём Людовиком VII коннетаблем Франции. Рауль принял участие в Третьем крестовом походе и погиб во время осады Акры.
Поскольку единственный сын Рауля умер ребёнком, Клермон унаследовала его старшая дочь, Екатерина, бывшая замужем за графом Блуа и Шартра Людовиком. После смерти 1218 году их сына, Тибо VI, его наследница продала графство королю Франции Филиппу II Августу, который выделил графство в качестве апанажа своему сыну Филиппу Юрпелю. Его сын и наследник Альберик перебрался в Англию, передав все владения сестре, Жанне, после смерти которой в 1252 году Клермон опять был присоединён к домену короля Франции.
В 1269 году король Людовик IX Святой выделил Клермон в качестве апанажа своему младшему сыну Роберту, ставшему родоначальником династии Бурбонов.
В 1327 году король Франции Карл IV выменял у сына Роберта, Людовика I Клермон, взамен отдав графство Ла Марш и даровав титул герцога и пэра Франции. Однако в 1331 году новый король Франции Филипп VI Валуа вернул графство Людовику. После этого графство выделялось наследникам герцога.
Клермон сохранялся у Бурбонов до конфискации владений у коннетабля Карла III, после чего оказался окончательно присоединён к королевскому домену.
В 1957 году Генрих (VI) Орлеанский, титулярный граф Парижский, ввёл для своего старшего сына и наследника титул «граф де Клермон».
Список графов де Клермон-ан-Бовези
- Первые графы
- 1042—1088: Рено I де Крей (ум. 1088), сеньор де Крей
- жена: Эрменгарда де Клермон, дочь Бодуэна II
- 1088—1101: Гуго (Юг) I (ок. 1035—1101), сын предыдущего
- 1101—1162: Рено II (ок. 1070—1162), сын предыдущего
- 1162—1191: Рауль I (ум. 1191), коннетабль Франции с ок. 1174, сын предыдущего
- 1191—1205: Людовик де Блуа (ум. 1205), граф Блуа, Шартра и Клермона
- жена: с 1184 Екатерина (ум. 1212/1223), графиня де Клермон-ан-Бовези с 1191.
- 1205—1218: Тибо (ум. 22 апреля 1218), сын предыдущего.
- Капетинги
- 1218—1234: Филипп Юрпель (1201—1234), граф де Клермон-ан-Бовези и Булони, сын короля Филиппа II Августа и Агнессы Меранской.
- 1234—???? : Альберик (1222 — ок. 1284), сын предыдущего
- ????—1252 : Жанна (1219—1252), сестра предыдущего
В 1252—1269 годах Клермон входил в состав домена короля Франции.
- Бурбоны
- 1269—1317: Роберт де Клермон (1256—1317), граф де Клермон (1269—1317), граф Шароле 1267—1310 (по праву жены), сеньор де Бурбон с 1287/1288 (по праву жены), сын короля Людовика IX Святого. Стал родоначальником дома де Бурбон, которая впоследствии стала королевской династией
- 1317—1327: Людовик I Хромой (Великий) (ок. 1280—1342), также 1-й герцог де Бурбон (1327—1342), граф де Ла Марш (1327—1342), сын предыдущего
В 1327—1331 годах Клермон входил в состав домена короля Франции.
- 1331—1347: Людовик I Хромой (Великий) (ок. 1280—1342) (вторично)
- 1342—1356 : Пьер I (ок. 1311—1356), также герцог де Бурбон, сын предыдущего
- 1356—1404 : Людовик II Добрый (ок. 1336—1410), также герцог де Бурбон, сеньор де Меркёр и граф де Форе (1371—1410) через жену, сын предыдущего
- 1404—1424 : Жан I (1381—1434), также 4-й герцог де Бурбон, граф де Форе (1417), герцог Овернский (Жан II, 1416—1434) и граф де Монпансье (1416—1434) через жену, сын предыдущего
- 1424—1434 : Карл I (1401—1456), также 5-й герцог де Бурбон, герцог Овернский (1434—1456), сын предыдущего
- 1434—1488 : Жан II Добрый (1427—1488), также герцог де Бурбон, герцог Овернский (Жан III, 1456—1488), граф де Форе, казначей короля Людовика XI, коннетабль короля Карла VIII (1483—1488), сын предыдущего
- 1488 : Карл II (1433—1488), также архиепископ Лионский (1444—1488), кардинал (1476—1488), герцог де Бурбон (1488), брат предыдущего
- 1488—1503 : Пьер II де Божё (1438—1503), также сеньор де Божё, герцог де Бурбон, герцог Овернский (1488—1503), регент Франции (1483—1491), граф де Ла Марш; брат предыдущего
- 1503—1521 : Сюзанна (1491—1521), также герцогиня де Бурбон и герцогиня Овернская (1503—1521), графиня де Клермон-ан-Овернь, де Ла Марш, де Форез и де Гин, дама де Божё, дочь предыдущего
- 1505—1527 : Карл III де Монпансье (1490—1527), также граф де Монпансье (1501—1527), дофин Овернский (1501—1527), герцог де Бурбон, герцог Овернский (1505—1527)), граф де Ла Марш, де Форе и де Гин, сеньор де Божё (через жену), герцог де Шательро (1515), принц де Домб, граф де Клермон-ан-Овернь (1498—1517), коннетабль Франции, правнук Жана I
Титулярные герцоги
- 1957—1999: Генрих (VII) Орлеанский (род. 1933), сын Генриха (VI), титулярного графа Парижского, титулярный граф Парижский и герцог Франции. В 1984 году его отец забрал у него титул графа де Клермон из-за развода, взамен дав титул «граф Мортен», которым он никогда не пользовался. В 1990 году титул был возвращён.
- с 1999: Франсуа (род. 1961), «дофин Франции», сын предыдущего
Напишите отзыв о статье "Графство Клермон-ан-Бовези"
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/PARIS%20REGION%20NOBILITY.htm#_Toc219257493 PARIS REGION NOBILITY: SIRES et COMTES de CLERMONT [en-BEAUVAISIS]] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 16 апреля 2009. [www.webcitation.org/66WdYUd0o Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].
Примечания
- ↑ Титул «граф де Клермон» носили также дофины Оверни, столицей владений которых был город Клермон-Ферран.
Отрывок, характеризующий Графство Клермон-ан-Бовези
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.
Княжна Марья понимала рассказ, сочувствовала ему, но она теперь видела другое, что поглощало все ее внимание; она видела возможность любви и счастия между Наташей и Пьером. И в первый раз пришедшая ей эта мысль наполняла ее душу радостию.
Было три часа ночи. Официанты с грустными и строгими лицами приходили переменять свечи, но никто не замечал их.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
