Графство Сицилия
| Графство Сицилия | |||||||
| Contea di Sicilia | |||||||
| графство | |||||||
| |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||
 графство в 1112 году | |||||||
| Столица | Палермо | ||||||
| Религия | Римско-католическая церковь | ||||||
| Форма правления | монархия | ||||||
| Династия | Готвили | ||||||
| Граф Сицилии | |||||||
| - 1071-1101 | Рожер I | ||||||
| - 1101-1105 | Симон | ||||||
| - 1105-1130 | Рожер II | ||||||
Графство Сицилия (итал. Contea di Sicilia) — норманнское государство, располагавшееся на островах Мальта и Сицилия в период с 1071 по 1130 годы. Графство образовалось на месте Сицилийского эмирата (существовавшего с 965 года) в ходе норманнского вторжения на Сицилию (1060—1091).
Графство Сицилия было создано Робертом Гвискаром в 1071 году для своего младшего брата Рожера Боссе. В июне 1059 года папа римский Николай II даровал Роберту Гвискару титул герцога Апулии, Калабрии и Сицилии за его победу над мусульманами. В 1061 году он лично возглавил поход на Сицилию в ходе которого была завоевана Мессина. В 1071 году после захвата столицы эмирата Палермо, Гвискар сделал город столицей нового графства, наделив брата титулом графа Сицилийского и полной юрисдикцией на острове, за исключением половин городов Мессина, Палермо и Валь Демон, которые оставил за собой. Рожеру также предназначались земли, которые еще только предстояло завоевать. Завоевание острова завершилось только в феврале 1091 года, когда пал Ното. В том же году началось и завоевание Мальты, которое завершилось в 1127 году с упразднением арабской администрации острова.
Роберт Гвискар поставил Рожера в двусмысленное положение со своими наследниками Герцогства Апулия и Калабрия. Во время правления Рожера II Сицилийского и Вильгельма II Апулийского (двоюродные родственники) между двумя норманнскими государствами разгорелся конфликт. Благодаря поддержке папы Каликста II в обмен на помощь в подавлении восстания под руководством Джодана Ариани (1121 год) бездетный Вильгельм сделал своим наследником Рожера Сицилийского. Когда в 1127 году Вильгельм умер, Рожер унаследовал герцогство на материке, а три года спустя, в 1130 году, с одобрения папы Анаклета II преобразовал графство в королевство Сицилия.
Напишите отзыв о статье "Графство Сицилия"
Отрывок, характеризующий Графство Сицилия
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
