Граф Бедфорд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Граф Бедфорд (англ. Earl of Bedford) — старинный графский титул в системе дворянских титулов Англии, существующий и в настоящее время. Впервые титул графа Бедфорда был учреждён в 1137 году для Гуго де Бомона, члена аристократического рода Бомонов, доминировавших при дворе короля Стефана Блуаского в период феодальной анархии середины XII века. Вторая креация титула состоялась в 1366 году, когда графом Бедфорд стал северофранцузский дворянин Ангерран VII де Куси, женившийся на дочери английского короля Эдуарда III. Однако уже спустя несколько лет Ангерран отказался от титула. В XV веке несколько раз учреждался титул герцога Бедфорда для различных членов королевской фамилии. Современные графы Бедфорд относятся к третьей креации титула, состоявшейся в 1551 году для Джона Рассела, соратника Генриха VIII и лорда-адмирала Англии. В 1694 году Уильям Рассел, 5-й граф Бедфорд, был возведён в достоинство герцога Бедфорда. Его потомки из дома Расселов продолжают носить титулы графов и герцогов Бедфорд до настоящего времени. Они также обладают титулами маркиза Тэвистока (учреждён в 1694 году), барона Рассела из Чейниса (1539), барона Рассела из Торнхау (1603) и барона Хоуленда из Стретема (1695, все — в системе пэрства Англии). Главная резиденция герцогов и графов Бедфорд из дома Расселов — Вубернское аббатство в Бедфордшире.





История титула

Титул графа Бедфорда был первым титулом, учреждённым королём Стефаном Блуаским. В конце 1137 года им был пожалован Гуго де Бомон (р. 1106), младший брат двух крупных англонормандских магнатов, занимавших ведущие места при дворе короля — Роберта, графа Лестера, и Галерана, графа де Мёлана. Стефан был крайне заинтересован в поддержке влиятельного дома де Бомон в условиях разгоравшейся гражданской войны в Англии со сторонниками императрицы Матильды, поэтому активно раздавал земли и титулы представителям этого рода. Однако титул графа Бедфорда просуществовал недолго: Гуго де Бомону не удалось закрепиться в Бедфордшире и удержать за собой замок Бедфорд, на который претендовали члены дома де Бошан, поддерживавшие императрицу, а других земельных владений у Гуго де Бомона практически не было. В результате к 1141/1142 гг. титул прекратил существование. Вторая креация титула состоялась в 1366 году. Графом Бедфорда стал северофранцузский дворянин Ангерран VII де Куси (1340—1397), попавший в Англию в качестве заложника за уплату выкупа за короля Иоанна II Доброго, который в 1365 году женился на Изабелле, дочери английского короля Эдуарда III. Вместе с рукой принцессы Ангерран получил обширные владения в Северной Англии, став таким образом вассалом двух воюющих между собой королей. Ангеррану удавалась балансировать между английским и французским престолом, но после смерти Эдуарда III в 1377 году ему пришлось сделать окончательный выбор. В результате он отказался от всех земель в Англии и титула графа Бедфорда, но сохранил родовые владения во Франции.

Современные носители титула графа Бедфорда принадлежат к дворянскому роду Расселов. В 1551 году этот титул был пожалован Джону Расселу (ум. 1555), крупному государственному деятелю периода правления Генриха VIII, одно время бывшему лордом-адмиралом Англии и лордом-хранителем малой королевской печати. В процессе роспуска монастырей Джон Рассел приобрёл обширные земельные владения, включающие аббатства Вуберн в Бедфордшире и Тэвисток в Девоне, а в 1552 годулондонский Ковент-Гарден. Его сын Фрэнсис Рассел, 2-й граф Бедфорд (ум. 1585), состоял на дипломатической службе при королеве Елизавете I. Внук последнего Фрэнсис Рассел, 4-й граф Бедфорд (1593—1641), играл значительную роль в политической борьбе в канун Английской революции XVII века, возглавляя умеренную часть парламентской партии и выступая за заключение мира с Шотландией. Он также покровительствовал Иниго Джонсу, который перестроил для Бедфорда Вубернское аббатство. Его сын Уильям Рассел, 5-й граф Бедфорд (1616—1700), в период гражданской войны между роялистами и парламентской партией несколько раз менял политические лагеря: в 1642 году он в составе парламентских войск участвовал в битве при Эджхилле, в 1643 году — на стороне короля в осаде Глостера и первой битве при Ньюберне, а затем вновь примкнул к «круглоголовым». Уильям Рассел пережил протекторат Кромвеля и реставрацию Стюартов. В 1683 году по подозрению в соучастии в заговоре против короля был казнён сын графа Бедфорда лорд Уильям Рассел. После «Славной революции» этот приговор был признан недействительным, а в качестве компенсации графу в 1694 году были пожалованы титулы герцога Бедфорда и маркиза Тэвистока. Его потомки продолжают носить титулы графа и герцога Бедфорда до настоящего времени.

Действующим носителем титула является Эндрю Иан Генри Рассел (р. 1962), 15-й герцог и 19-й граф Бедфорд, который также обладает титулами маркиза Тэвистока, барона Рассела из Чейниса, барона Рассела из Торнхау и барона Хоуленда из Стретема. В отношении его сына и наследника Генри Робина Чарльза Рассела (р. 2005) в качестве «титула учтивости» используется титул маркиза Тэвистока. Резиденцией графов и герцогов Бедфорд до настоящего времени является аббатство Вуберн в Бедфордшире.

Список графов Бедфорд

Граф Бедфорд, первая креация (1137)

Граф Бедфорд, вторая креация (1366)

Граф Бедфорд, третья креация (1551)

О последующих графах Бедфорд см.: Герцог Бедфорд.

См. также

Напишите отзыв о статье "Граф Бедфорд"

Ссылки

  • [www.thepeerage.com ThePeerage.com]  (англ.)
  • [www.1911encyclopedia.org/Russell_(Family) Графы и герцоги Бедфорд из дома Расселов]  (англ.)
  • [www.stirnet.com/HTML/genie/british/qr/russell03.htm Генеалогия Расселов на сайте Stirnet.com]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Граф Бедфорд

– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.