Каркасон (графство)
графство Каркассон | |||||||
фр. comté de Carcassonne | |||||||
графство, виконтство | |||||||
| |||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||
Город Каркассон в составе владений Лангедока | |||||||
Столица | Каркассон | ||||||
Язык(и) | Окситанский | ||||||
Династия | IX век—ок. 934: Каркассонский дом ок. 1034—1067: Дом де Фуа-Каркассон | ||||||
Преемственность | |||||||
← Графство Конфлан Графство Барселона → |
Графство Каркассон (фр. Comté de Carcassonne) — феодальное владение на юге Франции со столицей в городе Каркассон.
Содержание
История графства Каркассон
Происхождение
Возможно, дом первых графов Каркассона был вестготского происхождения[1]. Первым графом стал родоначальник Каркассонского дома Белло. Также есть версия, что они были родом из графства Конфлан, расположенного в Восточных Пиренеях.
Однако, не очевидно, что различные дворяне, которые упоминаются в первичных источниках как графы Каркассона в конце VIII и начала IX веков, были связаны между собой. Передача наследственных прав на лены в то время была необычной практикой для Франкского государства, о чём свидетельствует отсутствие династий среди дворянства во времена Каролингов. В любом случае, вероятно, известны не все имена правителей Каркассона в IX веке. Например, не известно, кто правил в более чем тридцатилетний перерыв, с момента последнего упоминания графа Олибы I до первого упоминания о Олибе II в 870 году.
Графство Каркассон в составе Каркассонского дома
Граф Каркассона Белло скончался в 810/812 году и ему наследовал его старший сын Гислафред, умерший бездетным около 821 года, после чего графство перешло к его брату Олибе I. Тот имел двух сыновей: Олибу II и Акфреда I. Однако они упоминаются графами значительно позднее, поэтому предполагется, что после смерти Олибы I в 837 году графство захватил Бернар Септиманский. После его казни, состоявшейся в 844 году, Каркассонское графство продолжило оставаться под управлением правителей Тулузы. Граф Фределон умер около 852 года, после которого все владения унаследовал его брат Раймунд I. В апреле 863 года маркиз Бургундии Онфруа изгнал Раймунда из его земель. Однако вскоре Онфруа скончался и Раймунд I возвратил себе Тулузу, но неизвестно, перешёл ли к нему обратно Каркассон. В 865 году сын Олибы I, Олиба II, вернул себе графства Каркассон и Разе.
В первой половине IX века Каркассон мог попасть под сюзеренитет правителей Готской или Испанской марок. Тем не менее, в записях средневековых анналов[2] говорится, что король Карл II Лысый назначил графа Тулузы Бернара II и графом Каркассона, сместив при этом Олибу II. Вероятно, что ещё некоторое время Каркассон оставался в руках графов Тулузы, однако после убийства Бернара Олиба II смог вернуть себе власть над Каркассонским графством. Ему наследовал брат Акфред I. Сыновьями Акфреда были герцоги Аквитании Гильом II и Акфред и граф Оверни Бернар III, однако Каркассон перешёл к бездетному сыну Олибы II Бенсио. Наследницей Каркассона стала дочь Акфреда Аквитанского Арсенда.
Графство Каркассон в составе дома де Комменж
Неясно, каким образом графство было передано графам Комменжа после смерти графа Акфреда II в 933 году. Наиболее вероятным считается объяснение, что Арсенда, супруга графа Комменжа Арно и мать графа Каркассона Роже I Старого, возможно, была дочерью Акфреда II, хотя нет подтверждения этого отцовства[3]. Однако эта гипотеза является очень сомнительной. Нет никаких упоминаний о графстве Каркассон между смертью Акфреда II и получением власти Роже I, дата которого является неопределенной. Роже стал графом Каркассона не раньше 950-х годов. Также нет никаких доказательств, что графство было унаследовано от мужа Арсенды, графа Арно I, который стал бы графом Каркассона, если бы его жена была наследницей графства. Третья трудность заключается в том, что ни одно из имён, связанных с первыми графами Каркассона (Олиба, Акфред, Сунифред) не находится среди потомков Арсенды и графа Арно.
Роже I Старого сменил его сын Раймунд Роже I, который, однако, правил не более года. Он умер в 1011 году и графство перешло к его сыну Пьеру Раймунду. После смерти в 1067 году сына Пьера Раймунда, графа Раймунда Роже II, одна из его сестер, Эрменгарда, супруга виконта Альби и Нима Раймунда Бернара Транкавеля, передала свои владения, в том числе и Каркассон, своему сыну Бернару Атону IV, который стал также виконтом Альби и Безье. Часть графства Каркассон перешло к графам Барселоны, где в то время правил Рамон Беренгер I.
История виконтства Каркассон
Дом Транкавель и дом де Монфор-л'Амори
В начале XI века, вассальные отношения виконтов Каркассона и Безье изменились, поскольку Бернар Атон IV, сын Эменгарды и Раймунда Бернара Транкавеля, поклялся в 1101 году в верности епископу Агда Бернару[4]. В 1150 году дом Транкавель разделился на две ветви: потомки Раймунда получили виконтства Безье и Каркассона, а Бернар Атон V и его сын Бернар Атон VI стали виконтами Нима и Агда. Бернар Атон IV имел двух сыновей: Роже I и Раймунда. Виконтом Каркассона в 1129 году стал его старший сын Роже I, но так как он был бездетным, виконтство в 1150 году перешло к его брату Раймунду. Тому наследовал в 1167 году его сын Роже II. Последним виконтом Каркассона из дома Транкавель был Раймунд Роже, известный как участник Альбигойских войн.
В XIII веке Симон IV де Монфор завоевал множество французских владений, в том числе и Каркассон (он титуловал себя виконтом Каркассона). Его сын Амори VI де Монфор перенял этот титул, однако он вскоре отказался от него. Впоследствии из дома де Монфор-л’Амори никто больше не претендовал на виконтство Каркассон. Дом Транкавель сохранил Безье и Альби, но Каркассон перешёл к французской короне.
Дом де Комменж
В IX—XI веках упоминалось несколько виконтов Каркассона. Вероятно, они подчинялись графам этого феодального владения. В конце XII или в начале XIII века Роже из дома де Комменж упоминается как виконт Каркассона. Ему наследовал его сын Роже II, впоследствии ставший графом Пальярса.
Список графов Каркассона и Разеса
Графы из Каркассонского дома
- Белло (ум. до 812)
- 818—821 : Гислафред (ум. ок. 821), сын предыдущего
- 821—837 : Олиба I (ум. 837), брат предыдущего
- 837—844 : Бернар Септиманский (ум. 844), маркиз Септимании
- 844—849 : Гильом Септиманский (ум. 850), маркиз Септимании
- 849—851 : Фределон (ум. 851), сын Фулькоальда, графа де Руэрг и Сенегонды.
- 852—863 : Раймунд I (ум. 865), брат предыдущего
- 863—ок. 863: Онфруа (Гумфред) (ум. ок. 863), граф Бона, Отёна, Шалона, Макона, маркиз Бургундии и Готии
- 865—879 : Олиба II (ум. ок. 879), сын Олибы I
- 879—906 : Акфред I (ум. до 19 февраля 906), брат предыдущего
- 906—908 : Бенсио I (ум. 908), племянник предыдущего
- 908—934 : Акфред II (ум. ок 934), брат предыдущего
- 934—957 : Арсенда (ум. после 959), дочь Акфреда, герцога Аквитании
- супруг — Арно I де Комменж (ум. ок. 957), граф Кузерана и Комменжа
Дом Фуа-Каркассон
- 957 — после 1011 : Роже I Старый (ум. после 1011), сын предыдущего
- ???? — до 1011 : Раймунд Роже (ум. до 1011), сын предыдущего
- после 1011 — 1060 : Пьер Раймунд (ум. 1060), сын предыдущего
- 1060—1067 : Раймунд Роже II (ум. 1067), сын предыдущего
Список виконтов Каркассона
Первые виконты
- Фредарий (не позднее 877)
- Сикфред (упоминается в 883)
- Амелиус
- Арно (ум. 1002)
Дом Транкавель
- 1099—1129 : Бернар Атон IV (ум. 1129)
- 1129—1150 : Роже I (ум. 1150), сын предыдущего
- 1150—1167 : Раймунд (уб. 1167), брат предыдущего
- 1167—1194 : Роже II (ум. 1194), сын предыдущего
- 1194—1209 : Раймунд Роже (ум. 1209), сын предыдущего
Дом де Комменж
- 1176—1211 : Роже I де Комменж (ум. 1211), сын Бернара III де Комменж
- 1211—1240 : Роже II (ум. после 1240), сын предыдущего
См. также
Напишите отзыв о статье "Каркасон (графство)"
Примечания
- ↑ Bisson, T. N. (1986) The Medieval Crown of Aragon (Clarendon Press, Oxford)
- ↑ Сен-Бертинские анналы, год 872.
- ↑ Settipani Christian. La Noblesse du Midi Carolingien. Etudes sur quelques grandes familles d’Aquitaine et du Languedoc, du IXe au XIe siècles. Toulousain, Périgord, Limousin, Poitou, Auvergne. — Oxford: Linacre College, Unit for Prosopographical Research, 2004.
- ↑ Agde XLII, p. 60.
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE%20NOBILITY.htm#_Toc225906263 Foundation for Medieval Genealogy: TOULOUSE] (англ.)
- Debax. H. [halshs.archives-ouvertes.fr/docs/00/49/82/11/PDF/Debax_Comtes_Carcassonne.pdf Les comtés de Carcassonne et de Razès et leurs marges (IXe—XIIe siècles)] (фр.)
|
Отрывок, характеризующий Каркасон (графство)
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.