Граф Нортумберленд
Поделись знанием:
Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.
В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
Граф Нортумберленд (англ. Earl of Northumberland) — английский дворянский титул, который давал своему обладателю статус пэра Англии. Данный титул заменил ранее существовавший титул «граф Нортумбрии». Наиболее известные графы Нортумберленда происходили из рода Перси. Позже был создан титул «герцог Нортумберленд», который включает и графский титул.
Содержание
- 1 История
- 2 Список графов Нортумберленд
- 2.1 Граф Нортумберленд, 1-я креация (1377)
- 2.2 Граф Нортумберленд, 2-я креация (1416)
- 2.3 Граф Нортумберленд, 3-я креация (1465)
- 2.4 Граф Нортумберленд, 2-я креация (1416, восстановлена)
- 2.5 Граф Нортумберленд, 4-я креация (1557)
- 2.6 Граф Нортумберленд, 5-я креация (1674)
- 2.7 Граф Нортумберленд, 6-я креация (1749)
- 3 См. также
- 4 Примечания
- 5 Литература
- 6 Ссылки
История
После нормандского завоевания Англии существовал титул графа Нортумбрии, но в конце XI века он исчез. Территория графства Нортумбрия позднее была разделена между графствами Нортумберленд, Йоркшир и Дарем, а западные области вошли в состав графств Камберленд и Уэстморленд.
В XIV веке значительно возвысился род Перси, центром владений которых был замок Алник. Один из представителей этого рода, Генри Перси, 4-й барон Перси из Алника, который по матери был родственником английских королей, в 1377 году во время коронации Ричарда II получит титул графа Нортумберленда. После свержения Ричарда II Перси в 1403 году восстали против нового короля, Генриха IV. Восстание возглавили сын 1-го графа Нортумберленда Генри Хотспер и младший брат графа Томас Перси, граф Вустер. Они планировали присоединиться к восстанию Оуайна Глиндура в Уэльсе. Восстание оказалось неудачным и 21 июля 1403 года в битве при Шрусбери королевская армия разбила восставших, Хотспер и граф Вустер погибли. Граф Нортумберленд в битве не участвовал, поэтому ему удалось избежать обвинения в измене. В 1405 году он присоединился к Глиндуру, но 29 мая его армия оказалась разбита в битве у Шиптон-Мура, сам граф Нортумберленд бежал в Шотландию, откуда перебрался во Францию. Все его владения и титулы были конфискованы, он погиб в 1408 году во время вторжения в Англию.
Наследником первого графа был его внук, Генри Перси, сын Хотспера, который жил в Шотландии. После смерти Генриха IV он предъявил права на наследство деда, и в 1416 году король Генрих V восстановил титул графа Нортумберленда[1]. Перси с этого момента были верными сторонниками Ланкастеров, поддерживая их во время войны Алой и Белой розы. Несколько представителей рода погибли во время этой войны. 2-й граф Нортумберленд погиб в 1455 году в первой битве при Сент-Олбансе, его старший сын и наследник, Генри Перси, 3-й граф Нортумберленд, погиб в битве при Таутоне. Его наследник, Генри Перси, в этой же битве попал в плен к йоркистскому королю Эдуарду IV и до 1369 года пробыл в заключении, владения и титулы Перси были конфискованы.
В 1365 году Эдуард IV передал титул графа Нортумберленда сэру Джону Невиллу, младшему брату графа Уорика («Делателя королей»). В 1469 году Генри Перси принёс вассальную присягу королю Эдуарду IV, после чего получил свободу. В результате Джону Невиллу в 1470 году пришлось отказаться от титула графа Нортумберленда, получив взамен титул маркиза Монтегю. Впрочем Генри Перси титул был возвращён только в 1473. Он служил Эдуарду IV и Ричарду III. В битве при Босворте он командовал резервом йоркистов, однако в битву так и не вступил. Армия Ричарда III была разбита, а сам он убит. Новый король, Генрих VII, заключил Перси под стражу, но через несколько месяцев Перси присягнул Генриху VII и был выпущен, владения и титулы ему сохранили.
Генри Перси, 6-й граф Нортумберленд, умер в 1537 году, не оставив наследников. Поскольку его брат Томас Перси был казнён за участие в «Благодатном паломничестве», католическом восстании против короля Генриха VIII, то его дети оказались лишены права наследования и титул графа Нортумберленда был объявлен угасшим.
В 1551 году был создан титул герцога Нортумберленда, который получил Джон Дадли, граф Уорик, который с 1449 года был регентом Англии при малолетнем Эдуарде VI. После смерти Эдуарда он пытался возвести на престол Джейн Грей, на которой женил своего сына Гилфорда, но неудачно. На престол взошла Мария Тюдор, сестра Эдуарда VI, Джон Дадли был казнён, а его титулы конфискованы.
Новая королева вернула владения Перси Томасу, племяннику 6-го графа, а в 1557 году восстановила для него и титул графа Нортумберленда. За участие в католическом заговоре против Елизаветы I он был казнён, его владения и титул унаследовал брат Генри Перси. Он также участвовал в заговоре, но вымолил у королевы прощение, после чего был выпущен, отделавшись штрафом. Позже он оказался замешан в заговоре с целью освобождения Марии Стюарт, был заключён в Тауэр, где или покончил жизнь самоубийством, или был убит.
Наследовал ему старший сын Генри Перси. В 1605 году он оказался замешан в Пороховой заговор против короля Якова I. Заговор был раскрыт, а сам граф Нортумберленд — заключён в Тауэр, где провёл 17 лет, а также был вынужден заплатить огромный штраф. Его наследник, Элджернон Перси, был в оппозиции к королю Карлу I. Он принадлежал к пресвитерианам, был избран в правительственный комитет парламента, но высказался против осуждения Карла I. После смерти Оливера Кромвеля он участвовал в реставрации Карла II. Со смертью в 1670 году его сына, Джоселина Перси, не оставившего сыновей, титул графа Нортумберленда угас.
Карл II в 1674 году восстановил титул графа Нортумберленда для своего незаконнорожденного сына Джорджа Фицроя. В 1683 году он получил ещё и титул герцога Нортумберленда. Однако наследников он не оставил, и после его смерти в 1716 году титул угас.
Дочь последнего графа Нортумберленда из рода Перси, Елизавета, вышла замуж за Чарльза Сеймура, 6-го герцога Сомерсета. Её сын Элджернон Сеймур, 7-й герцог Сомерсет, в 1722 год получил титул барона Перси, а в 1749 году — титул графа Нортумберленда. Его единственный сын умер раньше отца, поэтому после смерти Элджернон в 1750 году владения и титул графа Нортумберленда унаследовал его зять, сэр Хью Смитсон, приняв при этом родовое прозвание Перси. В 1766 году он получил титул герцога Нортумберленда. Его потомки, герцоги Нортумберленд, носят в качестве младшего титула и титул графа Нортумберленда.
Список графов Нортумберленд
Граф Нортумберленд, 1-я креация (1377)
- 1377—1405: Генри Перси (10 ноября 1341 — 19 февраля 1408), 4-й барон Перси из Алника в 1368—1405, 1-й граф Нортумберленд в 1377—1405, лорд-констебль Англии в 1377—1403, король острова Мэн в 1399—1405[2]
Граф Нортумберленд, 2-я креация (1416)
- 1416—1455: Генри Перси (3 февраля 1393 — 22 мая 1455), 2-й граф Нортумберленд и 5-й барон Перси из Алника с 1416, внук предыдущего[3]
- 1455—1461: Генри Перси (25 июля 1421 — 29 марта 1461), 3-й граф Нортумберленд и 6-й барон Перси из Алника с 1455, сын предыдущего[4]
Граф Нортумберленд, 3-я креация (1465)
- 1465—1470: Джон Невилл (ок. 1431 — 14 апеля 1471), 1-й граф Нортумберленд в 1465—1470, 1-й маркиз Монтегю с 1470[5]
Граф Нортумберленд, 2-я креация (1416, восстановлена)
- 1473—1489: Генри Перси (ок. 1449 — 28 апреля 1489), 4-й граф Нортумберленд и 7-й барон Перси из Алника с 1473, сын 3-го графа[6]
- 1489—1527: Генри Элджернон Перси (1477/1478 — 19 мая 1527), 5-й граф Нортумберленд и 8-й барон Перси из Алника с 1489, сын предыдущего[7]
- 1527—1537: Генри Перси (ок. 1502 — 30 января 1537), 6-й граф Нортумберленд и 9-й барон Перси из Алника с 1527, сын предыдущего[8]
Граф Нортумберленд, 4-я креация (1557)
- 1557—1572: Томас Перси (ок. 1528 — 22 августа 1572), 1/7-й граф Нортумберленд и 1/10-й барон Перси с 1557, племянник предыдущего[9]
- 1572—1585: Генри Перси (ум. 21 июня 1585), 2/8-й граф Нортумберленд и 2/11-й барон Перси с 1572, брат предыдущего[10]
- 1585—1632: Генри Перси (ок. апреля 1564 — 5 ноября 1632), 3/9-й граф Нортумберленд и 3/12-й барон Перси из Алника с 1585, сын предыдущего[11]
- 1632—1668: Элджернон Перси (13 октября 1602 — 13 октября 1668), 4/10-й граф Нортумберленд и 4/10-й барон Перси с 1632, сын предыдущего[12]
- 1668—1670: Джоселин Перси (4 июля 1644 — 21 мая 1670), 5/11-й граф Нортумберленд и 5/14-й барон Перси с 1668, сын предыдущего[13]
Граф Нортумберленд, 5-я креация (1674)
- 1674—1716: Джордж Фицрой (28 октября 1665 — 28 июня 1716), 1-й граф Нортумберленд и 1-й виконт Фалмоут с 1674, 1-й герцог Нортумберленд с 1683, незаконнорожденный сын короля Карла II[14]
Граф Нортумберленд, 6-я креация (1749)
- 1749—1750: Элджернон Сеймур (11 ноября 1684 — 7 февраля 1750), 1-й барон Перси с 1722, 7-й герцог Сомерсет, 7-й граф Хартфорд, 7-й барон Бошамп из Хатча, 5-й барон Сеймур из Троубриджа с 1748, 1-й граф Нортумберленд, 1-й граф Эгремон и 1-й барон Уоркуорт с 1749, внук 5/11-го графа Нортумберленда[15]
- 1750—1786: Хью Перси (Смитсон) (ок. 1714 — 6 июня 1786), 4-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1733, 2-й граф Нортумберленд с 1750, 1-й герцог Нортумберленд, 2-й барон Уоркуорт с 1766, 1-й барон Лувейн с 1784, зять предыдущего[16]
- 1786—1817: Хью Перси (14 августа 1742 — 10 июля 1817), 3-й барон Перси с 1776, 2-й герцог Нортумберленд, 3-й граф Нортумберленд, 3-й барон Уоркуорт и 5-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1786, генерал, сын предыдущего[17]
- 1817—1847: Хью Перси (20 апреля 1795 — 11 февраля 1847), 3-й герцог Нортумберленд, 4-й граф Нортумберленд, 4-й барон Перси, 4-й барон Уоркуорт и 6-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1817, сын предыдущего[18]
- 1847—1865: Алжернон Перси (15 декабря 1797 — 12 февраля 1865), 1-й барон Прудое с 1816, 4-й герцог Нортумберленд, 5-й граф Нортумберленд, 5-й барон Перси, 5-й барон Уоркуорт и 7-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1847, брат предыдущего[19]
- 1865—1867: Джордж Перси (22 июня 1778 — 22 августа 1867), 2-й граф Беверли и 3-й барон Лувейн с 1830, 5-й герцог Нортумберленд, 6-й граф Нортумберленд, 6-й барон Уоркуорт и 8-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1865, двоюродный брат предыдущего[20]
- 1867—1899: Алжернон Джордж Перси (2 мая 1810 — 2 января 1899), 6-й герцог Нортумберленд, 7-й граф Нортумберленд, 3-й граф Беверли, 4-й барон Лувейн, 7-й барон Уоркуорт и 9-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1867, сын предыдущего[21]
- 1899—1918: Генри Джордж Перси (29 мая 1846 — 14 мая 1918), 7-й герцог Нортумберленд, 8-й граф Нортумберленд, 4-й граф Беверли, 5-й барон Лувейн, 8-й барон Уоркуорт и 10-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1899, сын предыдущего[22]
- 1918—1930: Ален Иэн Перси (17 апреля 1880 — 23 августа 1930), 8-й герцог Нортумберленд, 9-й граф Нортумберленд, 5-й граф Беверли, 6-й барон Лувейн, 9-й барон Уоркуорт и 11-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1918, сын предыдущего[23]
- 1930—1940: Генри Джордж Ален Перси (15 июля 1912 — 21 мая 1940), 9-й герцог Нортумберленд, 10-й граф Нортумберленд, 6-й граф Беверли, 7-й барон Лувейн, 10-й барон Уоркуорт и 12-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1930, сын предыдущего[24]
- 1940—1988: Хью Элджернон Перси (6 апреля 1914 — 11 октября 1988), 10-й герцог Нортумберленд, 11-й граф Нортумберленд, 7-й граф Беверли, 8-й барон Лувейн, 11-й барон Уоркуорт и 13-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1940, 9-й барон Перси с 1957, брат предыдущего[25]
- 1988—1995: Генри Ален Уолтер Ричард Перси (1 июля 1953 — 31 октября 1995), 11-й герцог Нортумберленд, 12-й граф Нортумберленд, 8-й граф Беверли, 9-й барон Лувейн, 12-й барон Уоркуорт, 10-й барон Перси и 14-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1988, сын предыдущего[26]
- с 1995: Ральф Джордж Элджернон Перси (род. 16 ноября 1956), 12-й герцог Нортумберленд, 13-й граф Нортумберленд, 9-й граф Беверли, 10-й барон Лувейн, 13-й барон Уоркуорт, 11-й барон Перси и 15-й баронет Смитсон из Стэнвика с 1995, брат предыдущего[27]
См. также
Напишите отзыв о статье "Граф Нортумберленд"
Примечания
- ↑ Формально это была новая креация титула, однако для графов Нортумберленд из рода Перси в литературе обычно используется сквозная нумерация.
- ↑ [www.thepeerage.com/p10692.htm#i106912 Henry de Percy, 1st Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p10726.htm#i107252 Henry de Percy, 1st Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1045.htm#i10447 Henry Percy, 2nd Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p23.htm#i227 Sir John Neville, 1st and last Marquess of Montagu] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p10755.htm#i107547 Henry Percy, 3rd Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1046.htm#i10451 Henry Algernon Percy, 4th Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1046.htm#i10455 Henry Percy, 5th Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1046.htm#i10457 Thomas Percy, 1st Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1046.htm#i10460 Henry Percy, 2nd Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p10538.htm#i105372 Henry Percy, 9th Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1047.htm#i10464 Algernon Percy, 10th Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1047.htm#i10467 Joceline Percy, 11th Earl of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p10504.htm#i105032 George FitzRoy, 1st Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1048.htm#i10474 Algernon Seymour, 7th Duke of Somerset] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1048.htm#i10475 Hugh Percy, 1st Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1044.htm#i10436 General Hugh Percy, 2nd Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1044.htm#i10438 Hugh Percy, 3rd Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1026.htm#i10257 Algernon Percy, 4th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1044.htm#i10439 George Percy, 5th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1045.htm#i10441 Algernon George Percy, 6th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1007.htm#i10061 Henry George Percy, 7th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p11020.htm#i110191 Alan Ian Percy, 8th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1044.htm#i10434 Henry George Alan Percy, 9th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p1044.htm#i10435 Hugh Algernon Percy, 10th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p6827.htm#i68267 Henry Alan Walter Richard Percy, 11th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- ↑ [www.thepeerage.com/p6827.htm#i68268 Ralph George Algernon Percy, 12th Duke of Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
Литература
- Нортумберлэнд, графский и герцогский титул // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.
- Oxford Dictionary of National Biograph. — Oxford University Press, 2004.
- The Complete Peerage of England, Scotland, Ireland, Great Britain and the United Kingdom / G. E. Cokayne, revised and edited by the Hon. Vicary Gibbs et al. — 2nd edition revised. — 1910—2000.
Ссылки
- [www.thepeerage.com/i2531.htm#s35868 Northumberland] (англ.). thePeerage.com. Проверено 21 января 2014.
- [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL1.htm#_Toc321390448 Earls of Northumberland 1377-1527 (Percy)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 21 января 2014. [www.webcitation.org/66awYzUzz Архивировано из первоисточника 1 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Граф Нортумберленд
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.
Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.
В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
