Графство Перигор
Графство Перигор (фр. Perigord) — феодальное владение, существовавшее в IX—XIV веках на территории современного французского департамента Дордонь.
Содержание
Основание графства
Графство Перигор получило своё название в честь кельтского племени Petrocorii. Графы Перигора были вассалами герцогов Аквитании. Главные города в графстве были Перигё (древний Весунна) и Бержерак. С духовной точки зрения территория графства совпадала с территорией епископства Перигё, в пределах архиепископства Бордо.
Впервые графство Перигор упоминается в начале IX века в качестве владения, объединённого с графством Ангулем. Известен граф Ангулема и Перигора Вульгрин, упоминаемый в 806 году.
Первая династия графов Перигора
В 866 году, по сообщению хроники Адемара Шабанского, после смерти Эменона, графа Пуатье, Ангулема и Перигора, Вульгрин I, член знатной семьи, родственной Каролингам по женской линии, был назначен королём Западно-Франкского государства Карлом II Лысым графом Перигора и Ангулема.
Графство Перигор было унаследовано младшим сыном Вульгрина, Гильомом I. Потомки Гильома постоянно конфликтовали с потомками старшего сына Вульгрина, Алдуина I, который унаследовал графство Ангулем. Присоединить к своим владениям Ангулем удалось сыну Гильома I, Бернару, графу Перигора с 945 года. О графе Бернаре известно, что у него было восемь сыновей, ни один из которых не оставил потомков.
После того, как графством владели последовательно четыре его сына, его унаследовал граф де Ла Марш Одоберт I, сын их сестры Эммы, которая вышла замуж за графа де ла Марш Бозона I Старого. Одоберт I уступил Перигор в 997 году своему младшему брату Бозону II, который и основал вторую династию графов Перигора.
Вторая династия графов Перигора
Генеалогия второй династии графов Перигора, а также хронология их правления и порядок наследования, были предметом научных споров долгие годы. Письмо короля Франции Людовика IX графу Перигора, датированное июнем 1270 года, вносит ясность в эту ситуацию, поскольку архивы графства сгорели во время пожара, что вызвало у короля необходимость послать графу копию акта вассальной присяги его предка королю Филиппу II, данной в 1212 году. Некоторые документы, касающиеся графов Перигора, сохранилась в картуляриях различных монастырей. Историки XVII и XVIII веков, такие как Лепин, Лейде (фр. Guillaume Vivien Leidet) и де Прюни, собрали документы, касающиеся древнего графства Перигор в большую коллекцию, известную как Коллекция Перигора, которую можно найти в форме рукописи в Национальной библиотеке Франции в Париже. Эти же учёные также сделали свои собственные генеалогии, которые противоречат друг другу и в некоторых случаях содержат фактологические ошибки.
Семья Талейран
Создание этой коллекции, а также генеалогий, были поощрены членами семьи Талейран, которая вела своё происхождение от графов Перигора и стремилась возвратить себе этот титул у королей Франции. Титул, наконец, был им предоставлен королём Людовиком XV, когда Габриэль Мари де Талейран, сеньор де Гриньоль, предок известного министра императора Наполеона I Шарля Мориса де Талейран-Перигор, стал графом де Перигор.
Имя Талейран связано со второй династией графов Перигора с конца XI века. Гильом III Талейран (умер в 1115 году), сын графа Эли III Перигорского, был первым, кто использовал это имя. О происхождении этого имени ничего не известно, однако ясно то, что это было что-то вроде «второго» имени, а не прозвище, фамилия или патроним. В случае графов Перигора исследования показывают, что имя Талейран получал только старший сын в каждом поколении семьи (с единственным исключением в лице кардинала Талейрана де Перигора, сына графа Эли IX в начале XIV века, который был вторым сыном). Однако позднее в течение долгого времени имя Талейран использовалось как фамилия, особенно потомками ветви сеньоров де Гриньоль.
Прекращение существования графства
Графство Перигор было конфисковано у графа Аршамбо V парламентом Парижа в 1396 году, после его повторных злоупотреблений в отношении граждан города Перигё, который к тому времени принадлежал французскому королю. Его сын был осужден в июле 1399 года. 23 января 1400 года король предоставил графство Перигор Людовику Орлеанскому. В 1430—1439 графством на правах узуфрукта владел Жан Дюнуа. Сын Людовика Орлеанского Жан Орлеанский в 1437 продал графство Жану Бретонскому, графу де Пентьевр. В 1462 благодаря браку его наследницы Франсуазы, графини Перигорской, графство перешло к дому д’Альбре, а впоследствии к дому Бурбонов. В 1607, после восшествия последнего графа Перигорского Генриха IV на Французский престол, графство было присоединено к королевскому домену.
Графы Перигора
- около 806 : Вульгрин Ангулемский
- 866—886 : Вульгрин I (умер 3 мая 886)
- 886—918 : Гильом I (умер 918)
- 918—950 : Бернар I (до 895—950)
- 950—962 : Арнауд I Боррацио (умер до 6 августа 962)
- 962—962 : Гильом II Талейран (умер 6 августа 962)
- 962—975 : Ранульф I Бомпар (умер 27 июля 975)
- 975—после 975 : Ричард I Простой (умер после 975)
- после 975—после 988 : Эмма (930—после 988)
- муж: Бозон I Старый (умер до 974), граф де Ла Марш
- 974—975 : Эли I (умер 975)
- 988—997 : Одоберт I (умер 997)
- 997—1003/1012 : Бозон II (умер 27 декабря 1003/до 1012)
- 1003/1012—1032/1033 : Эли II (990—после 1032/1033)
- 1032/1033—1033/1044 : Бозон III (990—1031/1044)
- 1033/1044—1072/1073 : Одоберт II (умер 1072/1073)
- 1072/1073—1101/1104 : Эли III (умер 1101/1104)
- 1101/1104—1115 : Гильом III Талейран (умер 1115)
- 1115—1116 : Одоберт III (умер 1116)
- 1115—после 1131 : Эли IV Талейран (умер после 1131)
- после 1131—1146/1149 : Эли V Рудел (умер 1146/1149)
- 1131—1166 : Бозон IV (умер 1166)
- 1166—1203 : Эли VI Талейран (умер 1203)
- 1203—1211 : Эли VII Талейран (1155/1160—1211)
- 1211—1212 : Аршамбо I (умер 1212)
- 1211—1239 : Аршамбо II Талейран (1180/1185—1239)
- 1239—1247/1251 : Эли VIII Талейран (1210/1215—1247/1251)
- 1247/1251—1300 : Аршамбо III (1238/1240—1300)
- 1300—1315 : Эли IX Талейран (1258/1262—1315)
- 1315—1335 : Аршамбо IV (1300/1308—1335)
- 1335—1363 : Роже-Бернар I (1303—1363)
- 1363—1398 : Аршамбо V Старый (умер 1398)
- 1395—1399 : Аршамбо VI Юный (умер после 1430)
Дом Валуа (Орлеанская ветвь)
В 1883 титул герцога-пэра Перигорского прекратил своё существование.
См. также
Напишите отзыв о статье "Графство Перигор"
Ссылки
- [www.fmg.ac/Projects/MedLands/ANGOULEME.htm#_Toc220298846 Comtes de Perigord] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 11 сентября 2009. [www.webcitation.org/66jvkLsWv Архивировано из первоисточника 7 апреля 2012].
Отрывок, характеризующий Графство Перигор
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
