Граф Солсбери

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Граф Солсбери (англ. Earl of Salisbury) — старинный графский титул в системе дворянских титулов Англии. Впервые он был учреждён около 1143 года для Патрика, шерифа Уилтшира, одного из сторонников императрицы Матильды в период гражданской войны 1135—1154 годов. На протяжении английской истории титул графа Солсбери учреждался несколько раз, однако большинство креаций оказались недолговечными. Среди средневековых графов Солсбери наиболее известен Уильям Длинный Меч, побочный сын короля Генриха II, Томас Монтегю, выдающийся полководец Столетней войны, Ричард Невилл, знаменитый «Делатель королей» в период войны Алой и Белой розы, а также Маргарет Поул, последняя представительница династии Плантагенетов, казнённая Генрихом VIII в 1541 году. Последняя креация титула графа Солсбери состоялась в 1605 году для Роберта, сына Уильяма Сесила, главного советника и первого министра королевы Елизаветы I на протяжении почти всего её правления. Потомки Роберта Сесила продолжают носить титул до настоящего времени. В 1798 году Джеймс Сесил, 7-й граф Солсбери, получил титул маркиза Солсбери и впоследствии оба титула оставались объединёнными. Маркизы Солсбери из дома Сесилов играли видные роли в политической жизни Великобритании в XIXXX веках, а Роберт Сесил, 3-й маркиз Солсбери, на рубеже веков трижды занимал пост премьер-министра страны.

Современные носители титула графа Солсбери также обладают титулами маркиза Солсбери (учреждён в 1789, пэрство Великобритании), виконта Крэнборна (1604, пэрство Англии), барона Сесила (1603, пэрство Англии) и барона Гаскойн-Сесила (1999, пэрство Соединённого королевства). Действующий граф Солсбери — Роберт Гаскойн-Сесил, 7-й маркиз Солсбери (род. 1946), крупный политический деятель Консервативной партии Великобритании. Главной резиденцией графов и маркизов Солсбери из дома Сесилов с 1611 года является дворец Хэтфилд-хаус в Хертфордшире.





История титула

Возникновение титула графа Солсбери относится к периоду феодальной анархии в Англии в середине XII века. Около 1143 или 1145 года императрица Матильда, претендующая на английскую корону, пожаловала титулом графа Уилтшира одного из своих сторонников — Патрика (ум. 1168), констебля Солсбери и шерифа Уилтшира. Постепенно наименование титула трансформировалось в графа Солсбери по названию административного центра графства Уилтшир. Графский титул Патрика был подтверждён после вступления на английский престол в 1154 году сына Матильды Генриха II. Внучка первого графа в 1198 году вышла замуж за Уильяма Длинный Меч (ум. 1226), незаконнорожденного сына Генриха II, крупного английского военачальника, участника битвы при Бувине и баронских войн начала XIII века. После смерти Уильяма и его жены титул графа Солсбери перешёл к их внучке Маргарите (ум. 1310), которая была замужем за Генри де Ласи (ум. 1311), 3-м графом Линкольна, одним из руководителей английских вторжений в Шотландию при Эдуарде I. Их дочь, Элис де Ласи, стала женой Томаса Ланкастера (ум. 1322), двоюродного брата короля Эдуарда II. Томас Ланкастер был одним из лидеров баронского движения против короля и его фаворитов, за что в 1322 году был казнён, а его титулы и владения конфискованы.

В 1337 году состоялась вторая креация титула. Графом Солсбери стал близкий товарищ молодого короля Эдуарда III Уильям Монтегю (ум. 1344). Уильям в 1330 году руководил арестом Роджера Мортимера, а впоследствии активно участвовал в войнах в Шотландии и выполнял важные дипломатические поручения в канун Столетней войны. Ему удалось завоевать остров Мэн и провозгласить себя королём Мэна под сюзеренитетом Эдуарда III. Его сын Уильям Монтегю, 2-й граф Солсбери (ум. 1397), сражался в битве при Пуатье, участвовал в военных кампаниях во Франции и Шотландии и подавлял восстание Уота Тайлера в Англии. Джон Монтегю, 3-й граф Солсбери (ум. 1400), был одним из ближайших советников короля Ричарда II и активно участвовал в политической борьбе в Англии в конце XIV века. После захвата престола Генрихом IV Джон Монтегю организовал заговор с целью его свержения, но был арестован, лишён титулов и казнён в 1400 году. Уже в 1421 году титул графа Солсбери был восстановлен для сына казнённого графа Томаса Монтегю (ум. 1428). Последний прославился как один из наиболее выдающихся английских полководцев эпохи Столетней войны, служил генерал-губернатором завоёванной Нормандии и погиб при осаде Орлеана. У Томаса был единственный ребёнок — дочь Элис (ум. 1462), вышедшая замуж за Ричарда Невилла (ум. 1460), который стал по праву своей жены 5-м графом Солсбери. Борьба за доминирование Ричарда Невилла в Северной Англии с представителями дома Перси привела графа Солсбери в лагерь йоркистов. С началом войны Алой и Белой розы Невилл присоединился к войскам Ричарда Йоркского, сражался в битвах при Сент-Олбансе и Уэйкфилде, но попал в плен и был казнён в 1460 году. Его сын — Ричард Невилл, 6-й граф Солсбери (ум. 1471) и, по праву своей жены, 16-й граф Уорик, стал руководителем йоркистской партии и завоевал прозвище «Делатель королей» благодаря тому, что сыграл ведущую роль в захвате английского престола сначала Эдуардом IV, а затем Генрихом VI. Однако в 1471 году Уорик был разбит и погиб в сражении при Барнете. С его смертью титул графа Солсбери перестал существовать.

Старшая дочь «Делателя королей» вышла замуж за Джорджа, герцога Кларенса (ум. 1478), младшего брата короля Эдуарда IV. В 1471 году, после восстановления Эдуарда IV на английском престоле, он пожаловал своему брату титул графа Солсбери. Но уже в 1476 году герцог Кларенс был обвинён в заговоре и казнён. В 1478 году титул графа Солсбери был передан Эдуарду (ум. 1484), единственному сыну короля Ричарда III и наследнику английского престола. В возрасте одиннадцати лет Эдуард скончался, и титул вновь перестал существовать. После гибели Ричарда III в 1485 году последним представителем династии Плантагенетов по прямой мужской линии остался сын Джорджа, герцога Кларенса, Эдвард, граф Уорик. Однако на английском престоле закрепился дом Тюдоров в лице Генриха VII, для которого Эдвард представлял серьёзную угрозу. Хотя за ним в 1490 году был признан титул графа Солсбери, он оставался под арестом, а в 1499 году был казнён. В 1513 году титул графини Солсбери был восстановлен для сестры Эдварда Маргарет (ум. 1541), бывшей замужем за Ричардом Полем. Маргарет не принимала участия в политической борьбе в Англии, однако являлась последней представительницей династии Плантагенетов. В 1538 году она была арестована по обвинению в соучастии в заговоре против короля Генриха VIII, а в 1541 году казнена. С её смертью титул графа Солсбери перестал существовать.

Современные носители титула относятся к его пятой креации, состоявшейся в 1605 году. Король Яков I пожаловал этот титул Роберту Сесилу (ум. 1612), сыну главного советника королевы Елизаветы I Уильяма, барона Бёрли, который, в свою очередь, также являлся одним из крупнейших государственных деятелей Англии рубежа XVIXVII веков. Роберт Сесил в течение многих лет служил государственным секретарём и был фактическим главой правительства страны в конце правления Елизаветы I и в начале царствования Якова I. Его потомки из дома Сесил продолжают носить титул графа Солсбери до настоящего времени. В 1798 году был учреждён титул маркиза Солсбери, который получил Джеймс Сесил, 7-й граф Солсбери. С этого времени оба титулы соединены. Маркизы и графы Солсбери из рода Сесил в XIXXX веках активно участвовали в политической жизни Великобритании и часто назначались на высокие государственные посты. Так, Роберт Сесил, 3-й маркиз Солсбери (ум. 1903), трижды занимал пост премьер-министра Великобритании, а его потомки неоднократно возглавляли палату лордов британского парламента и играли видные роли в Консервативной партии.

Действующим носителем титула является Роберт Гаскойн-Сесил (р. 1946), 7-й маркиз и 13-й граф Солсбери, который также обладает титулами барона Сесила, виконта Кранборна и барона Гаскойн-Сесила. Его сын и наследник Эдвард Уильям Сесил (р. 1970) в качестве «титула учтивости» использует титул виконта Кранборна. Официальной резиденцией маркизов и графов Солсбери с 1611 года является дворец Хатфильд-Хаус в Хертфордшире.

Список графов Солсбери

Графы Солсбери, первая креация (1143/1145)

Граф Солсбери, вторая креация (1337)

Граф Солсбери, третья креация (1472)

Граф Солсбери, четвёртая креация (1478)

Граф Солсбери, вторая креация (восстановлена в 1485)

Граф Солсбери, пятая креация (1605)

Маркизы Солсбери

Напишите отзыв о статье "Граф Солсбери"

Ссылки

Салисбери, титул // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL1.htm#_Toc188245707 Генеалогия ранних графов Солсбери на сайте Фонда средневековой генеалогии]  (англ.)
  • [pages.prodigy.net/ptheroff/gotha/salisbury.html Генеалогия маркизов и графов Солсбери из рода Сесилов]  (англ.)
  • [www.thepeerage.com ThePeerage.com]  (англ.)
  • [www.angeltowns.com/town/peerage/peerss1.htm Графы Солсбери]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Граф Солсбери

Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.