Граф Хартфорд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Маркиз Хартфорд и граф Хартфорд (англ. Marquess of Hertford and Earl of Hertford) — графский титул средневековой Англии, впервые учреждённый в 1135 году и титул маркиза учреждённый в Новое время в Англии. Первоначально принадлежал представителям старшей линии дворянского дома де Клер. C 1537 года по настоящее время (с перерывами) носителями титула являются члены рода Сеймуров, потомки Эдуарда Сеймура, герцога Сомерсета, брата Джейн Сеймур, супруги английского короля Генриха VIII. В 1641 году впервые был учреждён титул маркиза Хартфорда. С 1660 по 1750 годы графский титул принадлежал герцогам Сомерсет. В настоящее время титулы графа и маркиза Хартфорд, а также графа Ярмута и виконта Бошана (все относятся к системе пэрства Великобритании) носит сэр Генри Джоселин Сеймур (р. 1958).

Резиденцией современных графов и маркизов Хартфорд является дворец Рагли-Холл в Уорикшире.





История титула

Впервые титул графа Хартфорд был учреждён в 1135 году[1] в рамках кампании короля Стефана Блуаского по привлечению на свою сторону крупной английской аристократии. Этот титул был пожалован Ричарду де Клеру (ум. 1136), главе старшей линии влиятельного дома де Клер. В самом Хартфордшире владения де Клеров, однако, были незначительны: основа их территориальной власти располагалась в Суффолке, Эссексе и Валлийской марке. До XIII века графы Хартфорд находились в тени более могущественной младшей линии рода де Клер, графов Пембрук, однако после перехода в 1217 году к Гилберту де Клеру (ум. 1230) титула и части владений графов Глостер, а позднее — ряда земель Маршаллов и де Бургов в Уэльсе и Ирландии роль Хартфордов в политической системе Англии существенно возросла. По свидетельствам современников, графы Хартфорд в начале XIV века обладали крупнейшими земельными владениями среди всех дворянских родов Английского королевства. Гилберт де Клер, 7-й граф Хартфорд (ум. 1295), активно участвовал в баронских войнах середины XIII века сначала на стороне Симона де Монфора, а затем на стороне принца Эдуарда и внёс значительный вклад в победу королевских войск в сражении при Ившеме 4 августа 1265 года. Его сын Гилберт де Клер, 8-й граф Хартфорд, погиб в 1314 году в битве при Бэннокберне, не оставив наследника мужского пола. С его смертью титул графа Хартфорд на длительное время прекратил существование.

Следующая креация титула состоялась в 1537 году. Графом Хартфорд стал Эдуард Сеймур (ум. 1552), старший брат Джейн Сеймур, третьей жены короля Генриха VIII. После смерти Генриха VIII Эдуард стал лордом-протектором Англии при несовершеннолетнем Эдуарде VI и в 1547 году был пожалован титулом герцога Сомерсет. Эдвард являлся фактическим правителем страны в 15471549 гг. и внёс значительный вклад в выработку догматической основы англиканской церкви. Он предпринял также несколько походов в Шотландию и 10 сентября 1547 года разгромил шотландские войска в битве при Пинки. Однако в 1549 году Сомерсет был смещён с поста лорда-протектора, а в 1552 году казнён, а его титулы и владения (в том числе, Сомерсет-Хаус в Лондоне) конфискованы. Сын герцога Сомерсета, Эдуард Сеймур (ум. 1621) в 1559 году был восстановлен в титуле графа Хартфорда королевой Елизаветой I. Однако в следующем году граф тайно женился на леди Катерине Грей, принцессе английского королевского дома и сестре Джейн Грей, за что был заключён в Тауэр. Внук Эдуарда и Катерины, Уильям Сеймур (ум. 1660), повторил судьбу своего деда, тайно женившись в 1610 году на Арабелле Стюарт, потенциальной претендентке на английский престол. После её смерти, однако, Уильям восстановил свои позиции при дворе, а во время Английской революции XVII века, получил титул маркиза Хартфорд. После реставрации Стюартов в 1660 году ему был также возвращён титул герцога Сомерсета. В дальнейшем, до 1750 года, титулы графа и маркиза Хартфорд были соединены с титулом герцога Сомерсета. Среди их носителей выделяется Чарльз Сеймур, 6-й герцог Сомерсет (ум. 1748), по прозвищу «Гордый герцог», конюший королевы Анны, наследник обширных владений дома Перси и активный сторонник установления на престоле Великобритании Ганноверской династии.

С пресечением в 1750 году старшей линии дома Сеймуров их обширные владения были разделены между представителями младших ветвей. Титул графа Хартфорда был учреждён снова, на этот раз уже в системе пэрства Великобритании, для дальнего потомка лорда-протектора Сомерсета Фрэнсиса Сеймура-Конуи (ум. 1794), который в 1793 году также получил титулы маркиза Хартфорда и графа Ярмута. Потомки Фрэнсиса продолжают носить эти титулы до настоящего времени. Действующий 9-й граф и маркиз Хартфорд — сэр Генри Джоселин Сеймур (р. 1958), обладает также следующими титулами: граф Ярмут (пэрство Великобритании, 1793), виконт Бошан (пэрство Великобритании, 1750), барон Конуи из Рагли (пэрство Англии, 1703), барон Конуи из Киллултага (пэрство Ирландии, 1712). Его наследник Уильям Фрэнсис Сеймур (р. 2 ноября 1993) использует титул графа Ярмута.

Список графов и маркизов Хартфорд

Граф Хартфорд, первая креация (1135)

Граф Хартфорд, вторая креация (1299)

Граф Хартфорд, третья креация (1537)

Граф Хартфорд, четвёртая креация (1559)

Маркиз Хартфорд, первая креация (1641)

Граф Хартфорд, четвёртая креация (продолжение)

Граф Хартфорд, пятая креация (1750)

Маркиз Хартфорд, вторая креация (1793)

  • Фрэнсис Сеймур-Конуи, 1-й маркиз Хартфорд (17181794), граф Хартфорд (с 1750);
  • Фрэнсис Сеймур-Конуи, 2-й маркиз и граф Хартфорд (17431822), сын предыдущего;
  • Фрэнсис Сеймур-Конуи, 3-й маркиз и граф Хартфорд (17771842), сын предыдущего;
  • Ричард Сеймур-Конуи, 4-й маркиз и граф Хартфорд (18001870), сын предыдущего;
  • Фрэнсис Сеймур, 5-й маркиз и граф Хартфорд (18121884), троюродный брат предыдущего;
  • Хью Сеймур, 6-й маркиз и граф Хартфорд (18431912), сын предыдущего;
  • Джордж Сеймур, 7-й маркиз и граф Хартфорд (18711940), сын предыдущего;
  • Хью Сеймур, 8-й маркиз и граф Хартфорд (19301997), племянник предыдущего;
  • Генри Джоселин Сеймур, 9-й маркиз и граф Хартфорд (р. 1958), сын предыдущего.
    • Наследник: Уильям Фрэнсис Сеймур, граф Ярмут (р. 1993).

Напишите отзыв о статье "Граф Хартфорд"

Примечания

  1. По некоторым данным, титул был учреждён в 1138 году. См. генеалогию ранних графов Хартфорд на [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL1.htm#_Toc141154284 сайте Фонда средневековой генеалогии].

Ссылки

  • [www.thepeerage.com/ The Complete Peerage]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Граф Хартфорд


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.