Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1956

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Соревнования по гребле на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1956 года проходили на озере Вендоури в городе Балларат.





Общий медальный зачёт

 Место   Страна  Золото Серебро Бронза Всего
1

 Румыния || 3 || 0 || 0 || 3

2

 СССР || 2 || 3 || 2 || 7

3

 Швеция || 2 || 0 || 0 || 2

4

 Венгрия || 1 || 3 || 3 || 7

5

 Объединённая германская команда || 1 || 2 || 1 || 4

6

 Франция || 0 || 1 || 0 || 1

7

 Австралия || 0 || 0 || 1 || 1

 Австрия || 0 || 0 || 1 || 1

 Дания || 0 || 0 || 1 || 1

Медалисты

Мужчины

Дисциплина Золото Серебро Бронза
Каноэ-одиночка — 1000 м

 Леон Ротман
Румыния

 Иштван Хернек
Венгрия

 Геннадий Бухарин
СССР

Каноэ-одиночка — 10.000 м

 Леон Ротман
Румыния

 Янош Парти
Венгрия

 Геннадий Бухарин
СССР

Каноэ-двойка — 1000 м

 Румыния
Алексе Думитру
Симьон Исмаилчук

 СССР
Павел Харин
Грациан Ботев

 Венгрия
Карой Виеланд
Ференц Мохачи

Каноэ-двойка — 10.000 м

 СССР
Павел Харин
Грациан Ботев

 Франция
Жорж Дрансар
Марсель Рено

 Венгрия
Имре Фаркаш
Йожеф Хунич

Байдарка-одиночка — 1000 м

 Герт Фредрикссон
Швеция

 Игорь Писарев
СССР

 Лайош Киш
Венгрия

Байдарка-одиночка — 10.000 м

 Герт Фредрикссон
Швеция

 Ференц Хатлацки
Венгрия

 Михель Шойер
Объединённая германская команда

Байдарка-двойка — 1000 м

 Объединённая германская команда
Михель Шойер
Майнрад Мильтенбергер

 СССР
Михаил Каалесте
Анатолий Демитков

 Австрия
Максимилиан Рауб
Херберт Видерман

Байдарка-двойка — 10.000 м

 Венгрия
Ласло Фабиан
Янош Ураньи

 Объединённая германская команда
Фриц Бриль
Теодор Кляйне

 Австралия
Уолтер Браун
Деннис Грин

Женщины

Дисциплина Золото Серебро Бронза
Байдарка-одиночка — 500 м

 Елизавета Дементьева
СССР

 Терезе Ценц
Объединённая германская команда

 Тове Сёбю
Дания

Напишите отзыв о статье "Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1956"

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/summer/1956/CAN/ Итоги соревнований] на сайте sports-reference.com


Отрывок, характеризующий Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1956

– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.