Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1960

Соревнования по гребле на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1960 года проходили с 26 по 29 августа на озере Альбано в 20 км к юго-востоку от Рима.

172 спортсмена (144 мужчины и 28 женщин) из 24 стран разыграли 7 комплектов наград (5 у мужчин и 2 у женщин). Программа соревнований по сравнению с предыдущей Олимпиадой в Мельбурне значительно изменилась. Из программы были исключены все заезды на 10 000 метров, при этом были сохранены все заезды на дистанции 500 и 1000 метров. Впервые в программу была включена эстафета байдарочников 4×500 метров. У женщин добавились соревнования байдарок-двоек на 500 метров. Кроме того, на этой Олимпиаде впервые время измерялось с точностью до 1/100 секунды.

Успешнее всего выступили советские гребцы: у женщин советские гребчихи выиграли золото в обоих видах программы (Антонина Середина стала двукратной олимпийской чемпионкой), у мужчин каноисты победили на дистанции 1000 метров среди двоек. Венгры завоевали 6 наград, среди которых было одно золото (примечательно, что все 9 венгерских гребцов, выступавших на Олимпиаде, завоевали награды).

Прославленный шведский байдарочник 40-летний Герт Фредрикссон (самый возрастной участник соревнований) выиграл свою шестую в карьере золотую олимпийскую медаль, победив в двойках на дистанции 1000 метров (вместе со Свеном-Оловом Шёделиусом). Фредрикссон выиграл золото на 4-й Олимпиаде подряд, став самым титулованным байдарочником в истории Олимпийских игр; эта золотая медаль стала для него первой и единственной, завоёванной в двойках, все остальные олимпийские награды швед завоевал в одиночках. Кроме золота в двойках Фредрикссон стал третьим на дистанции 1000 метров среди одиночек. В эстафете байдарок-одиночек 4×500 м шведы не сумели завоевать награду, и это был единственный из 9 олимпийских стартов Фредрикссона за 12 лет (1948—1960), по итогам которого он не поднялся на пьедестал почёта.

Общий медальный зачёт

(Жирным выделено самое большое количество медалей в своей категории; принимающая страна также выделена)

Медалисты

Мужчины

Дисциплина	Золото	Серебро	Бронза
Каноэ-одиночки — 1000 м	Янош Парти Венгрия	Александр Силаев СССР	Леон Ротман Румыния
Каноэ-двойки — 1000 м	СССР Леонид Гейштор Сергей Макаренко	Италия Альдо Дези Франческо Ла Маккья	Венгрия Имре Фаркаш Андраш Тёрё
Байдарки-одиночки — 1000 м	Эрик Хансен Дания	Имре Сёллёши Венгрия	Герт Фредрикссон Швеция
Байдарки-двойки — 1000 м	Швеция Герт Фредрикссон Свен-Олов Шёделиус	Венгрия Андраш Сенте Дьёрдь Месарош	Польша Стефан Капланяк Владислав Зелиньский
Эстафета байдарок-одиночек 4×500 м	Объединённая германская команда Дитер Краузе Гюнтер Перлеберг Пауль Ланге Фридхельм Венцке	Венгрия Имре Сёллёши Имре Кемечеи Андраш Сенте Дьёрдь Месарош	Дания Эрик Хансен Хельмут Нюборг Арне Хойер Эрлинг Йессен

Женщины

Дисциплина	Золото	Серебро	Бронза
Байдарки-одиночки — 500 м	Антонина Середина СССР	Терезе Ценц Объединённая германская команда	Данела Вальковяк Польша
Байдарки-двойки — 500 м	СССР Антонина Середина Мария Шубина	Объединённая германская команда Терезе Ценц Ингрид Хартман	Венгрия Клара Фрид-Банфальви Вильма Эгреши

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/summer/1960/CAN/ Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1960 года]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Гребля на байдарках и каноэ на летних Олимпийских играх 1960

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.