Площадь Отель-де-Виль

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гревская площадь»)
Перейти к: навигация, поиск

Площадь Отель-де-Виль (фр. place de l'Hôtel-de-Ville) — площадь перед городской мэрией в 4-м муниципальном округе Парижa.

До 1803 года носила название Гревская площадь (фр. place de Grève), происходящее от французского слова grève, которое означает плоский берег моря или реки, покрытый галькой или песком. В этом месте на правом берегу Сены была первая речная пристань Парижа. Здесь всегда было можно заработать на погрузке или разгрузке кораблей, отсюда французские выражения être en grève и faire (la) grève — «работать на Гревской площади», ныне обозначающие «бастовать» — совершенно противоположное значение первоначальному.





Место казней

В 1239 году Папа Римский Григорий IX распорядился изъять все рукописные экземпляры Талмуда у евреев. Хотя указания Римского Папы были разосланы многим монархам и архиепископам, выполнил их только король Франции Людовик IX. Летом 1240 года на Гревской площади Парижа были публично сожжены 20 телег рукописных книг Талмуда, отобранных у французских евреев.

Основная причина последующей известности Гревской площади — публичные смертные казни, проводившиеся на протяжении нескольких веков. На площади стояли виселица и позорный столб. В средневековой Франции было принято преступников из числа простых людей вешать, а преступникам-аристократам отрубать голову, разбойников — колесовать, а еретиков и ведьм сжигать на кострах, фальшивомонетчиков же варили заживо в котле.

Применялись варварские методы казней: сожжение на костре, четвертование, повешение. На Гревской площади были казнены:

Гильотина

25 апреля 1792 года на Гревской площади впервые в качестве орудия казни была использована гильотина. Был казнен простой вор Никола Пеллетье (Nicolas Pelletier). Толпа зевак, больше привычная к «изысканным» казням, была разочарована быстротой казни на гильотине.

Вскоре гильотина переехала с Гревской площади на площадь Революции (ныне Площадь Согласия), где и произошло большинство казней Революции.

В литературе

Сегодня

19 марта 1803 Гревская площадь переименована в площадь Отель-де-Виль. Длина площади — 155 метров, ширина — 82 метра. С 1982 года площадь стала пешеходной зоной. Зимой здесь заливают каток для желающих покататься на коньках, летом устраивают пляжный волейбол.

Координаты: 48°51′24″ с. ш. 2°21′05″ в. д. / 48.85667° с. ш. 2.3514778° в. д. / 48.85667; 2.3514778 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.85667&mlon=2.3514778&zoom=18 (O)] (Я)

Напишите отзыв о статье "Площадь Отель-де-Виль"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Площадь Отель-де-Виль

Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente a nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40.000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
– Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voila l'avantage d'etre pere. [Вот выгода быть отцом.] Она богата, ваша княжна?
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]


Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.