Грегор, Нора

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нора Грегор
Nora Gregor
Имя при рождении:

Элеонора Гермина Грегор

Дата рождения:

3 февраля 1901(1901-02-03)

Место рождения:

Гориция (Австро-Венгрия; Италия)

Дата смерти:

20 января 1949(1949-01-20) (47 лет)

Место смерти:

Сантьяго, Чили

Профессия:

актриса

Карьера:

19201945

Но́ра Гре́гор (Nora Gregor, 3 февраля 1901 — 20 января 1949), полное имя Элеоно́ра Герми́на Гре́гор — кино- и театральная актриса, снималась в немом и звуковом кино. Её наиболее заметная работа — роль Кристины в фильме Жана Ренуара «Правила игры» (1939). Была замужем за князем Эрнстом Рюдигером Штарембергом, вице-канцлером Австрии в 19341936 годах.



Биография

Нора Грегор родилась 3 февраля 1901 года в небольшом городе Гориция на северо-востоке Италии (в то время эта территория входила в состав Австро-Венгрии). Её родителями были Карло Грегор, владелец часового магазина, и немка Мария Брюнольд. В 1919 году семья Грегоров перебралась в Австрию, где Нора выступала на театральных подмостках Вены и Граца. В 1920 году она дебютировала в кино и стала достаточно регулярно сниматься, хотя и не всегда на первых ролях. Её партнерами становились Анита Бербер в фильме «Огоньки в глубине» (1923), Уолтер Слезак в фильме Карла Теодора Дрейера «Михаэль» (1924), Конрад Вейдт в фильме «Скрипач из Флоренции» (1926) и др.

Затем в 1930 году актриса уехала в США и провела там три года, периодически возвращаясь на съёмки в Берлин. В тот период она снялась в главных ролях в фильмах «Олимпия» (1930, дебют Грегор в звуковом кино) и «Процесс Мэри Дуган» (1931), которые являлись адаптированными для германского зрителя вариантами голливудских картин — соответственно мелодрамы с Джоном Гилбертом и Кэтрин Дейл Оуэн «Его великолепная ночь» и одноимённого фильма, где главную роль исполняла Норма Ширер. В 1932 году актриса появилась в паре с Робертом Монтгомери в американской комедии «Но плоть слаба», однако её карьера в Голливуде не получила развития, и она вернулась в Европу. Кроме того, известно, что в 1931 году она приняла участие в дуэте с сыном Дугласа Фэрбенкса в успешном американском спектакле The Man in Possession[1].

В 1933 году у Норы начался роман с австрийским аристократом, политическим деятелем и лидером хеймвера Эрнстом Рюдигером Штарембергом. Оба они состояли в браке (мужем актрисы был пианист и композитор Митя Никиш) и поэтому не могли оформить свои отношения официально. В октябре 1934 года Нора родила от Штаремберга сына. В 1936 году Никиш покончил с собой, затем Штаремберг добился развода, и 2 декабря 1937 года любовники поженились. Церемония бракосочетания состоялась в узком кругу в церкви Св. Иосифа на горе Каленберг[2].

Их семейное благополучие длилось недолго. В 1938 году после аншлюса Штаремберг лишился своего влияния и был вынужден эмигрировать из Австрии. Вероятно Нора уехала во Францию вслед за супругом, но в 1939 году она обратилась к Гитлеру с прошением об аннулировании её брака[3]. Была ли её просьба удовлетворена — неизвестно.

В том же году Грегор снялась у Жана Ренуара в драме «Правила игры», и роль аристократки Кристины де ла Шене считается самым большим достижением её кинокарьеры. Судьба этого фильма сложилась непросто — он был освистан зрителями и вскоре после начала проката запрещен французским правительством. Негатив фильма был уничтожен во время бомбардировки в ходе Второй мировой войны, и только в 1956 году картина была практически полностью восстановлена энтузиастами по уцелевшим рабочим материалам.

Далее Нора эмигрировала в Латинскую Америку, где в 1945 году вышла её последняя картина «Надкушенный плод». 20 января 1949 года Нора Грегор покончила жизнь самоубийством в чилийской столице Сантьяго.

Напишите отзыв о статье "Грегор, Нора"

Примечания

  1. … as The Man in Possession is drawing excellent crowds to the Mayan theater, the play featuring Douglas Fairbanks, Junior, and Nora Gregor. [www.newspaperarchive.com/PdfViewer.aspx?img=9794550&firstvisit=true&src=search&currentResult=6&currentPage=80 Arcadia Tribune] от 26 июня 1931 года
  2. Prince Ernst von Starhemberg, former vice cancellor of Austria, and Nora Gregor, pretty Vienesse actress, were married today in a private church ceremony on Kahlenberg, a historic hill rising above Danube at the edge of Vienna. [www.newspaperarchive.com/PdfViewer.aspx?img=64694024&firstvisit=true&src=search&currentResult=1&currentPage=10 Portsmouth Times] от 2 декабря 1937 года
  3. … beautiful Vienesse actress Nora Gregor has petitioned Adolf Hitler for a divorce from Prince Ernst von Starhemberg, former Austrian strong man. [www.newspaperarchive.com/PdfViewer.aspx?img=39663245&firstvisit=true&src=search&currentResult=0&currentPage=0 Charleston Daily Mail] от 20 апреля 1939 года

Ссылки

  • Мини-биография актрисы на [www.cyranos.ch/smgreg-e.htm Cyranos.ch] и [www.carantha.net/concealed_and_forgotten_persons_part_ii_m.htm#nora_gregor Carantha.net]  (англ.)
  • Фотографии актрисы на [film.virtual-history.com/person.php?personid=691 Film.virtual-history.com]

Отрывок, характеризующий Грегор, Нора

– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.