Грейвс, Уильям Сидней

Уильям Сидней Грейвс
англ. William Sidney Graves
Дата рождения	27 марта 1865(1865-03-27)
Место рождения	США, Техас, Маунт Калм
Дата смерти	27 февраля 1940(1940-02-27) (74 года)
Место смерти	США, Нью-Джерси, Shrewsbury
Принадлежность	США США
Род войск	Армия США
Годы службы	1889 — 1928
Звание	(1918)
Сражения/войны	Испано-американская война, Филиппино-американская война, Иностранная военная интервенция в России

Уильям Сидней Грейвс (англ. William Sidney Graves, 27 марта 1865 — 27 февраля 1940) — американский генерал, командовавший американскими оккупационными силами на Дальнем востоке и в Сибири во время гражданской войны в России.

Биография

Родился в Маунт-Калм в Техасе. Окончил военную академию Вест-Пойнт в 1889. Служил в 7 и 6 пехотных полках. Повышен до старшего лейтенанта в ноябре 1896, и капитана в сентябре 1899. В 1899—1902 участвовал в филиппино-американской войне. Затем период гарнизонной службы и в 1904—1906 снова служба на Филиппинах. В 1909 назначен работать в генеральном штабе в Вашингтоне. Произведён в майоры в марте 1911, подполковники в июле 1916, полковники в июне 1917 и бригадные генералы в феврале 1918. В мае-июле 1917 совершил тайную поездку в Великобританию и Францию, подготавливая вступление США в Первую мировую войну.

Был назначен президентом Вильсоном командующим американскими экспедиционными силами в Сибири (AEF Siberia), включавшими в себя 27 и 31 пехотные полки армии США и большое число добровольцев из 13 и 62 пехотных полков, всего 7950 человек. Прибыл во Владивосток 4 сентября 1918 года. В отличие от интервенции на севере России, где все силы интервентов независимо от страны находились под общим британским командованием, на Востоке силы каждой страны подчинялись только своему командованию, а совместные действия обсуждались в ходе переговоров.

Официальной задачей Грейвса была охрана Транссиба и эвакуация Чехословацких легионов из России.

Грейвс объявил, что он будет проводить политику «невмешательства во внутренние дела России» и «полного нейтралитета», то есть одинакового отношения к Колчаковским силам и красным партизанам. По межсоюзническому железнодорожному соглашению американцам был назначен для охраны участки Транссиба от Владивостока до Уссурийска и в районе Верхнеудинска. В своей зоне ответственности американцы не противодействовали красным партизанам. В результате под защитой американцев в Приморе скоро были сформированы крупные красные силы, достигающие нескольких тысяч человек. Это привело к конфликту между Грейвсом и атаманом Семёновым, ориентировавшемся на японцев. Семёнов обвинял Грейвса в поддержке красных, а Грейвс Семёнова и поддерживающих его японцев — в бандитизме и жестокости по отношению к местному населению.

Когда осенью 1919 во Владивосток на американских кораблях начали прибывать винтовки, закупленные правительством Колчака в США, Грейвс отказался отправлять их дальше по железной дороге. Свои действия он оправдывал тем, что оружие может попасть в руки частей атамана Калмыкова, который по утверждению Грейвса, при моральной поддержке японцев готовился напасть на американские части. Под давлением других союзников он всё же отправил оружие в Иркутск.

В начале 1920 года все американские части были выведены из России. Впоследствии Грейвс командовал зоной Панамского канала. Вышел в отставку в 1928. В 1931 написал книгу «Американская авантюра в Сибири», где старался оправдать свои действия.

Умер в 1940 году. Похоронен на Арлингтонском кладбище.

Труды

• [www.marxists.org/archive/graves/1931/siberian-adventure/index.htm America’s Siberian Adventure (1918—1920) by General William S. Graves]

Отрывок, характеризующий Грейвс, Уильям Сидней

– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.